С высоты колокольни дежурным показалось, что задернутая темнотой земля дальше от них, чем безоблачное небо; усеянное светлячками, оно окутывало церковь. Мелкие мерцающие звезды виднелись сверху, с боков и даже чуть в стороне — внизу, потому что горизонт раздвинулся, вокруг попросторнело, земля провалилась, и ее словно бы не стало вовсе.

Изредка доносились собачий лай и отгороженные расстоянием, сливающиеся в один протяжный звук людские голоса…

Дежурили три вчерашних восьмиклассника: Дмитрий Даргин, а попросту Митька; Валентин Шаламов, он же Кучеряш (из-за своих по-бараньи закрученных волос); Петр Ковалев — Рыжий, хотя он вовсе не рыжий, а черный. Отца, мать и всю их родню по-уличному звали Рыжовыми, вот и закрепилось никчемное прозвище.

Кучеряша сейчас не было на колокольне. Он спустился, чтобы закрыть церковную дверь на засов (ночь ведь, с запертой дверью спокойнее дежурить), да задержался почему-то.

Станция Раздельная.

От чего ушел, к тому и пришел. В селе Луговом на глаза не попадались следы войны, не было разрушений, воронок, покореженной военной техники. Запустение, только и всего. Думал Федор Васильевич, отойдет сердцем, глядишь, нормальным человеком станет. Не суждено, как видно.

Станционный поселок будто вчера пережил налет бомбовозов. Вот они — черные свидетели пережитого. На месте дома закопченная труба, прикипевшая к кирпичной рухляди оголенной и потому беззащитной печи. Около бывшего дома пахло сажей и глиняным крошевом сухой штукатурки.

Напротив разрушенного дома — раскромсанные остатки длинноствольной зенитки. Валялись ящики, гильзы, колесо и оглобли повозки, на сучках искореженной яблони обвисли куски зеленого брезента с черными прожженными дырами. Наверно, под яблоней располагалась палатка. По всей улице воронка на воронке. Федор Васильевич обходил их, заглядывая в пыльную глубину. Комья земли, битый кирпич, разломанные куски железа и осколки, поблескивавшие рваными краями.

Осень тускнела. С каждым днем становилось все холоднее. В Раздельной между рельсами ветер гонял скрюченные, шуршащие по песку жухлые листья. Дождей вылилось мало, пересохшую землю, оставшиеся живыми после бомбежек и пожаров деревья поселка, тощую, с тонкими паутинчатыми стеблями траву — все по ночам сковывал мороз. Днем немного отпускало, но не совсем, даже поверхность земли не оттаивала. А однажды, проснувшись, рабочие увидели около вагончика ровную белизну снега. Вышли умываться, а снег-то, оказывается, куда ни глянь. Мало его выпало, а все же земля была укрыта. Думали, зазимок, но снег не растаял ни через день, ни через неделю, стал сероватым от пыли и сбился ветром к заборам, кустам, к подошвам рельсов, отчего прямизна стальных ниток казалась строже и неколебимей.

В вагоне по ночам остывало, и приходилось подтапливать. Установили очередь, каждый знал, когда ему вставать на дежурство у печки. Список вывесили на двери, все было ясно, — числа, фамилии. Только не значились Петр Ковалев и Дмитрий Даргин.

Дмитрий прочитал, недовольно засопел.

— Забыли, что ль?

Январскими днями 1943 года на воронежских землях кружили снежные метели, жгли затяжные морозы. Села тонули в снегах. Зимний холод и бездорожье отяготили и без того нелегкую жизнь в Луговом, Сыромятном, во всех прифронтовых селениях. Особенно трудно стало в Раздельной.

Почти каждые сутки снег упорно затягивал все четыре въезда на станцию, ветер заравнивал над путями наносы, делал их продолжением бескрайней степной равнины. Всех людей снимали с ремонтных работ и ставили на очистку путей. Резкая поземка срывала с лопат куски уже спрессовавшегося снега, быстро наращивала козырьки на стенки только что образовавшегося коридора над тонкими линиями рельсов.

Каждый вечер в вагоне-общежитии уставшие люди развешивали мокрые телогрейки, ватные шаровары, накаляли печку докрасна; от испарений дышать было трудно, но с этим мирились, потому что самым главным считалось тепло, защита от ледяного пронизывающего ветра, от колючих снежных потоков.

Совещание у начальника военно-восстановительной службы было ответственным. Гудков доложил: под Сталинградом идут жестокие бои. Огромная окруженная группировка немецких войск надеется на прорыв, самолеты сбрасывают им боеприпасы и продовольствие. Кольцо сжимается все туже и туже, однако фашистское сопротивление не ослабевает.

Не дожидаясь разгрома окруженной группировки под Сталинградом, Верховный Главнокомандующий накануне Нового года поставил задачу уничтожить вражеские войска в районе Россоши, Каменки, Острогожска. Ни дня не отпущено на раскачку. Для подготовки и проведения операции на фронт прибыли товарищ Константинов и Михайлов. Один их приезд говорит о том значении, какое имеет предстоящая операция.

Командующие армиями решили провести перегруппировку войск. Был рассчитан ускоренный подвоз материальных средств по грунтовым дорогам. Но задача не выполнена: не хватило автомобильного транспорта и горючего, дороги занесены снегом и стали непроезжими. Это осложнило внутрифронтовую передислокацию и создание мощных ударных группировок на главных направлениях. От железной дороги ныне зависит многое.

Нет нужды говорить, что подготовка к наступлению — строжайшая тайна. Маскировка, дезинформация — все должно быть использовано для сохранения тайны. Поэтому одновременно со строительством железнодорожного моста у Раздельной предстоит развернуть в широком масштабе постройку моста автомобильной трассы. Создать видимость, картинку. А здесь, у Раздельной, надо быть поаккуратнее. Хотя, конечно, восстановление движения поездов по мосту, по всему направлению — прежде всего. Это главное и самое срочное дело.