«ПАССАЖИРКА» ЗОФЬИ ПОСМЫШ

Повесть Зофьи Посмыш начинается жизненно просто. На океанском лайнере едет к месту службы дипломат Федеративной Республики Германии, корректный господин, Вальтер Кречмер и его жена, Анна Лиза, привлекательная дама, сохранившая черты молодости. Едут они в Бразилию. Но за этим мирным, благополучным началом скрывается трагическое прошлое, встает тень второй мировой войны. Постепенно как бы падает завеса — и перед читателем проходят эпизоды ужасающих зверств в нацистском лагере смерти Освенцим. Привлекательная дама, супруга дипломата, оказывается бывшей надзирательницей лагеря Освенцим из его эсэсовского персонала. На пароходе происходит трагическая встреча Анны Лизы и Марты, польской женщины, одной из многих тысяч заключенных в нацистском лагере. Встречаются палач и его жертва.

Прошло двадцать лет с тех страшных дней. Есть в Западной Германии люди, которые пытаются вообще отрицать чуть не все, что происходило в лагерях уничтожения. Вот для примера характерный диалог, который я услышал на границе между Францией и ФРГ. Молодой человек, турист из Мюнхена, на вопрос старика француза, вспоминают ли в Германии о Гитлере, отвечает:

— Если бы не фюрер, мы бы выиграли войну.

— А если бы вы победили? Весь мир покрылся бы лагерями смерти? — спрашивает француз.

Эта женщина почему-то привлекла внимание Лизы. Она стояла у входа в бассейн и, видимо, наблюдала за купающимися. Лиза упорно и напряженно всматривалась в незнакомку. Что-то в фигуре женщины тревожило ее, не позволяло отвести взгляд. Смущенная, недовольная собою, она пыталась подавить в себе это странное чувство, разобраться, чем оно вызвано. Задача оказалась невыполнимой, ни одно из приходивших на ум объяснений не удовлетворяло ее. Дело было не просто во внешнем облике пассажирки и не в элегантности ее костюма. Одета она была безукоризненно, но ничем особенным не выделялась. Да это и не удивительно на столь комфортабельном пароходе, где полно красивых женщин в изысканных туалетах. Итак, причина была в чем-то другом, и во взгляде Лизы отражалась все возраставшая тревога.

Если бы у Вальтера, сидевшего рядом в шезлонге, глаза не были закрыты, он, без сомнения, спросил бы: «В чем дело, малышка?» Ведь он читал в ее глазах — пусть эта метафора и покажется избитой, — но он в самом деле ухитрялся «прочесть» все, что в данную минуту таилось в них. Его это очень радовало и забавляло; кто знает, быть может, именно поэтому он обратил на нее внимание, а потом и женился. Она наделила его как бы шестым чувством, Вальтер шутя называл его внутренним слухом, хотя такое определение и не очень подходило к

способности, основанной не на слухе, а на зрении. Ему не всегда удавалось разгадать смысл того, что он читал в ее глазах, и в таких случаях он с любопытством, которое со стороны могло показаться смешным, спрашивал: «В чем дело, малышка?» Он неизменно задавал этот вопрос вот уже много лет, точь-в-точь как тогда, когда она зашла к нему в антикварный магазин — это были первые послевоенные годы, и Вальтер занимался торговлей предметами старины, — худенькая, жалкая и такая «невзрослая» в туфельках без каблуков, что он обратился к ней, как к ребенку, именно с этими словами.

Сейчас, однако, Вальтер подставил лицо солнцу и закрыл глаза; таким образом, он обладал лишь тем даром слуха, который присущ всем. Но поскольку Лиза не поддерживала больше его восторженных излияний во славу жизни, на которые оба они не скупились с тех пор, как взошли на пароход, он счел нужным вновь вовлечь ее в разговор.

— Хорошо здесь, Лизхен, правда? Мировая посудина этот наш «Гамбург». Дороговато, ничего не скажешь, но в конце концов… нам можно с этим не считаться. Наконец, Лизхен, мне повезло. Ты понимаешь, что это значит? Теперь мы заживем на широкую ногу, вот увидишь. Давно пора. Как ты думаешь, малышка?