Библиотека располагалась в старинном, с колоннами, атлантами и кариатидами, здании на углу Юленсгате и тихой улочки Грига. Перед фасадом был разбит сквер, высокие тополя и клены заслоняли окна своими тенистыми ветвями, а когда налетал ветер, внутри здания казалось, что на улице плещутся волны. И в самом деле, похоже…

Матиас подпер рукой подбородок и, оторвавшись от книги, задумчиво посмотрел в потолок с бегающими тенями. Потом осторожно, чтобы не отвлечь читающих, выглянул в окно, наблюдая, как, медленно кружась, падают на землю желто-красные кленовые листья. Осень… Матиас любил осенью только не такую, веселую, солнечную, с синеглазым небом и разноцветной шуршащей листвой, а настоящую, позднюю, с пронзительным ветром, сыростью и дождем пополам с мокрым снегом. В такую пору хорошо сидеть дома у окна, размышлять, представляя себя великим героем. Матиас не выносил ни улицы, ни сверстников, ни шумных игр — его влекли лишь собственные мысли да таинственный шепот страниц в старинных, тщательно оберегаемых библиотекарями книгах. Сколько себя помнил, Матиас всегда был один. В раннем детстве он боялся даже выйти на улицу, опасался шумных игр — вдруг толкнут, обидят, начнут насмехаться… Так бывало, и довольно часто. Нет, уж лучше дома, с книжкой. Дождавшись, когда родители уйдут, он любил представлять себя могущественным повелителем, каким-нибудь древним или сказочным королем, полным властелином над жизнью и смертью подданных. Для большего правдоподобия Матиас делал куклы — приклеивал к картонным человечкам вырезанные из общей фотографии лица одноклассников, и потом…

А ну, пойди-ка сюда, забияка Хансен! Ты, говорят, обижаешь некоторых своих одноклассников? А вот выслушай-ка смиренно указ: за все про все отрубить тебе правую руку! И ножницами — чик! Ага, плачешь? То-то!

А ты, Лиззи Марз? Чего там, в уголке, жмешься? Стесняешься? А ну-ка, за ушко да на солнышко! Говорят, в диско-клуб захаживаешь? Пляшешь там с Хансеном? А вот поджечь тебе ноги… Где спички? Ага… Ну, теперь попляши! Что, несладко? А где ж твои подружки-хохотушки, Снайде с Анне-Лийсой? И в самом деле — где? В ящике стола что-то их не видно. И под тахтой нет. Да где же? А, в книжке, закладками. Ну-ка, вылезайте, не прячьтесь. Что бы с вами сделать-то? Руки поотрывать? Или отрезать головы… Нет, потом опять приклеивать. А, повешу-ка я вас за ноги! Вот и нитки, и кнопки — болтайтесь… А это кто тут, под книжкой? Йохансен? Ты, что ли, Ханс? Ага, ты… Ну, вылезай, вылезай, чего там затихарился? Помнишь, вчера насмехался надо мной с толстяком Рольфом? А на географии плевался из трубочки манной крупой? Не ты? Ах, Хансен с Рольфом. Но и ты тоже, милый. А потому сейчас попляшешь, сейчас узнаешь, сейчас…

Матиас улыбнулся и, отвернувшись от окна, вчитался в книгу. Не то чтобы он так уж любил читать, нет, просто просматривал текст да любовался картинками, если были. Однако точно знал — никто из его одноклассников не захаживает в библиотеку, в лучшем случае, что задано на уроке, скачают из Интернета, а вообще—спишут. Он, Матиас Шенн, один такой, книжник. Это как-то возвышало его в собственных мыслях, принижая, в свою очередь, других. Хансен, Ральф, Йохансен? Да кто они такие? Жуткие, примитивные типы.