Посыльный Яков Ваханя открыл дверь фирмы «Шоко Он-лайн», вошел в приемную, подошел к ящику поступающей корреспонденции и стал раскладывать пришедшие на адрес предприятия многочисленные письма. В огромном здании Академии наук на Воробьевых горах, где сегодня расположилось множество фирм, он занимался этим делом регулярно; собственно, в этом и состояли его служебные обязанности. Но господин Ваханя, несмотря на свой молодой возраст — а было ему чуть больше двадцати пяти лет, — заслужил уважение у всех заказчиков. И дело тут было не только в покладистости его характера. Абсолютное, полное доверие у окружающих вызывала способность молодого человека к молчанию. Но молчал он не потому, что был склонен к созерцательности, — он держал рот на замке по другим причинам. Всякий контакт с горожанами вызывал у Якова Михайловича неясные опасения, страх, и следствием этого становилось полное отчуждение от всего вокруг. Вопреки природной склонности к многословию, молодой человек научился молчать. Молчал он прекрасно, мастерски! Не просто как немой, а гораздо более выразительно: как личность, которая ни в коем случае не желает произнести ни слова! Может ли человек, в самой сути которого заложена склонность к протесту, оказаться молчуном? Господин Ваханя, как и добрая половина жителей столицы, доказывает: этот феномен возможен! Замечательно возможен! Как все вместе могут, так и каждый сам по себе! Ведь наградой, казалось, могла бы стать беспечная жизнь! Вот только стала ли?

Будучи типичным представителем столичного трудового ресурса, Яков Михайлович никогда не повышал голос, никогда не отказывался от дополнительных, не служебных поручений, никогда не жаловался и не просил увеличить заработную плату, никогда не ждал чаевых. Казалось, его совершенно не интересовало ничего, кроме собственной работы. Молодой человек ни при каких обстоятельствах не останавливал свой взгляд даже на самых пикантных сюжетах и сценках, свидетелем которых он ежедневно становился во время разноски почтовых сообщений и мелких бандеролей. А если вы не знаете, что именно можно увидеть в 2004-ом году в нашем замечательном городе, особенно в фирмах средней руки — ну, скажем, от пятидесяти миллионов долларов оборота в год, — то вы, видимо, безнадежный провинциал и никогда не тусовались среди столичной элиты, московской богемы и предпринимательского сословия. Почему господин Ваханя отказывался примерить на себя столичные нравы, почему был совершенно равнодушен к ним? Да, вопрос требует вразумительного ответа!

Первое, что можно сказать: не апатия господствовала в душе Яшки Вахани, не впечатлительная совесть и забытая в массах, невостребованная нынешним городским обществом мораль отличала его от других; его вынуждало помалкивать фатальное опасение за собственную судьбу. И в этом не было ничего особенно примечательного: большая часть российского общества отличалась таким же необыкновенным чудачеством, этим наследием нашего недавнего прошлого. Наблюдая за гримасами столичной жизни, не принимая их душой и сердцем, Яков Михайлович очень страдал. Но слезы не текли из его глаз, крики проклятия не срывались с языка, возмущенный топот ботинок и стук кулаков не был слышен вокруг его статной фигуры. Он был всецело поглощен идеей оставить столичный мир полнейшего разгула, забиться в какую-нибудь берлогу — в тайге, в лесотундре, на свалках колхозного движения или развалившихся всесоюзных стройках, — ведь страна у нас необъятная, нор и пространства для молчунов предостаточно!

Некоторые насмехались над странным поведением господина Вахани, зубоскалили по поводу его поисков какой-то земли обетованной. Но Яков Михайлович не высказывал никаких упреков. Он продолжал разносить всевозможные послания, забирать из кабинетов конверты для отправки, выполнять другие поручения, наблюдать без любопытства за людским поведением и раздумывать над переездом неизвестно куда — скорее всего, в полное одиночество.

Что же такое невероятное происходило в нашем столичном городе, что вынуждало скромного рассыльного крепко держаться выработанных им шаблонов поведения?