Большая Советская Энциклопедия

(БСЭ) т. 22

аспутин (Новых) Григорий Ефимович [1864 или 1865, с. Покровское, ныне Тюменской области, — 17(30).12.1916, Петроград], фаворит императора Николая II и его жены Александры Федоровны, авантюрист. Родился в семье крестьянина Е. Новых. В конце 19 в. примкнул к секте хлыстов. Под маской религиозного фанатика вёл разгульную жизнь; получил прозвище Р., ставшее затем его фамилией. К 1902 стал известен как сибирский «пророк» и «святой старец». В 1904—05 проник в дома высшей петербургской аристократии, в 1907 — в царский дворец. Р. сумел внушить Николаю II и Александре Федоровне, что только он своими молитвами сможет спасти больного гемофилией наследника Алексея и обеспечить «божественную» поддержку царствованию Николая II. Р. пользовался неограниченным влиянием, на Николая II. По советам Р. назначались и смещались даже самые высшие лица государственные и церковные управления; он проводил выгодные для себя финансовые «комбинации», оказывал за взятки «протекции» и т.п. Окруженный толпой почитательниц, эротоман, Р. использовал свою власть и великосветские связи для разнузданного разврата, ставшего широко известным в России. Стремясь спасти царскую власть от дискредитации, монархисты Ф. Ф. Юсупов, В. М. Пуришкевич и великий князь Дмитрий Павлович убили Р. «Распутинщина» явилась ярким проявлением распада и вырождения царского режима, всей правящей верхушки Российской империи.

ето в Петербургских пригородах выдалось в тот год жаркое, затяжное на крестьянских огородах и делянках мещан-дачников начисто выгорели огурцы и появились неведомые дотоле, чёрные, со сморщенными опасными телами, покрытыми мерзким редким волосом, тарантулы.

Тарантулы пугали на огородах баб, проворно перемещались, задирая зады, по земле, норовили ущипнуть иного мужика за ногу и вообще оказались большими любителями овощей. Те, кто всё-таки смогли отстоять у жары свои огурцы с помидорами, были бессильны перед новой напастью: тарантулы поглощали овощи с поспешностью голодной саранчи, выгрызали у огурцов мякоть, оставляли только шкурку да семечки, помидоры же, которые дачники выращивали для соусов — жидкие, почти без мякоти, — просто выпивали, прозрачную тонкую шкурку выплёвывали — от помидоров после хищных волосатых насекомых почти не оставалось следа.

Несмотря на огородную сушь, жару, воздух сыро и тяжело давил на людей, вызывал кашель; это на юге, где-нибудь в Крыму либо в Туркестане, жара переносится легко, в Петербурге совсем по-другому. Такое ощущение, будто воздух кипит, бурлит, фыркает, как кипяток в кастрюле, ошпаривает кожу, перетягивает чем-то тугим горло, не даёт продышаться.

Хуже всего чувствовали себя в эту пору сердечники.

В один из таких жарких дней в петербургских пригородах появился человек. Он был одет в старые, кое-где уже подранные и неумело зачиненные штаны, в выгоревшую ситцевую рубаху с косым воротником, через плечо у него была перекинута жидкая котомка, в противовес котомке, больно бьющей путника по костлявой спине, спереди гнездились связанные за ушки поношенные, со стоптанными каблуками и несколькими заплатами на союзках сапоги.