Это и все последующие толкования Книг Ветхого Завета, вошедшие в этот том, переведены с сирийского языка.

Не хотел я писать этого толкования на Книгу Бытия, чтобы снова не повторять здесь изложенного уже в песнопениях и беседах. Но вынужденный к тому любовью друзей предлагаю здесь вкратце то, что в песнопениях и беседах предложил обширнее.

Моисею поводом к написанию Книги Бытия служило следующее. В умы людей первобытных Творцом вложено было ясное о Нем ведение; твари до столпотворения были почитаемы тварями, но даже и после столпотворения проповедание истинного учения не прекращалось у сынов Симоновых вплоть до Моисея. Впрочем, потомки Авраамовы со времени переселения в Египет начали, подобно целому миру, терять ведение о Боге, удалялись от добрых законов, запечатленных в природе; сотворенное из ничего стали почитать вечным; тварей, недавно получивших бытие, именовать Богом. Потому-то Бог восхотел через Моисея научить истине заблуждающихся современников его, чтобы на все века не распростерлось зло, перешедшее к ним по преданию.

Бог посылает Моисея в Египет, чтобы там же, где возникло заблуждение, изнемогло оно при свете истинного ведения. А чтобы не сомневались в истине того, что будет писать Моисей, Бог рукой его совершил знамения и чудеса. Для того и озарил, и помазал, и просветил его, чтобы свет лица его свидетельствовал о Духе, вещавшем устами его.

В начале сотворил Бог небо и землю

(Быт. 1, 1), то есть сущность неба и сущность земли. Никто не должен думать, что шестидневное творение есть иносказание. Непозволительно также говорить, будто бы то, что по описанию сотворено в продолжение шести дней, сотворено в одно мгновение, а также будто бы в том описании представлены одни наименования, или ничего не обозначающие, или обозначающие нечто иное. Напротив, должно знать, что как небо и земля, сотворенные в начале, есть действительно небо и земля, а не что-либо иное, что имеется в виду под именем неба и земли, так и сказанное обо всем прочем, что сотворено и приведено в устройство после сотворения неба и земли, заключает в себе не пустые наименования, но силе этих наименований соответствует самая сущность сотворенных естеств.

В начале сотворил Бог небо и землю.

Этим и ограничилось дело первоначального творения, потому что ничего другого не сотворено вместе с небом и землей. Даже и природы, сотворенные в тот же день, тогда сотворены еще не были, ибо если бы Бог сотворил их вместе с небом и землей, то Моисей сказал бы об этом. Не говорит же он, чтобы не подать мысли, будто бы наименование природ древнее их бытия. Отсюда ясно открывается, что небо и земля сотворены из ничего, потому что не существовало еще ни вод, ни воздуха, не получили еще бытия ни огонь, ни свет, ни тьма – они произведены позднее неба и земли, поэтому суть твари, ибо произошли после неба и земли, и невечны, ибо не было их прежде неба и земли.

После Моисей говорит не о том, что над твердью, но о том, что между твердью и землей, как бы в недрах каких. Не написал он нам о духах, не говорит, в какой день сотворены они. О земле же пишет, что

была безвидна и пуста

(Быт. 1, 2), то есть ничего на себе не имела и была пустынна. Он сказал так, желая показать, что пустота возникла прежде природ. Впрочем, не говорю, что пустота есть нечто действительно существующее, а хочу только показать, что была тогда одна земля и кроме нее ничего другого не существовало. Сказав о сотворении неба и земли и указав на пустоту (поскольку время древнее природ, сотворенных во времени), Моисей обращается к описанию самих природ и говорит:

Окончив повествование о сотворении в шестой день гадов, скотов, зверей и человека и о благословении их Богом, Моисей пишет, что Бог в день седьмой почил, и говорит:

Так совершены небо и земля и все воинство их… и почил

Бог

в день седьмый от всех дел Своих, которые делал

(Быт. 2, 1–2). После какого труда почил Бог? Ибо все, что сотворено в первый день, сотворено единым мановением, исключая один свет, который сотворен словом, все же прочие твари в последующие дни сотворены единым словом. Кто же может сказать, что Бог утомлялся от того, что одно слово изрекал в день, когда произнести одно слово в день не составляет никакого труда и для нас? Если не утомился Моисей, словом и жезлом разделивший море, если не утомился Иисус Навин, словом остановивший течение светил, то мог ли утомиться Бог, единым словом сотворивший моря и светила?

Итак, Бог благословил и освятил седьмой день не потому, что имел нужду в упокоении (ибо Он не уставал), и не для того только, чтобы народу еврейскому дать его для упокоения от трудов (ибо по освобождении от рабства не разбирал он дней). Бог дал седьмой день, чтобы рабы, даже против воли господ своих, имели отдохновение, а также и потому, что временной субботой, данной народу преходящему, хотел представить образ субботы истинной, которая будет в мире нескончаемом. Сверх того, поскольку нужно было установить седмицы дней, Бог возвеличил благословением тот день, который не был прославлен делами творения, чтобы данной ему через это честью сравнился он с прочими днями, и восполнилось седмеричное число дней, необходимое для мира.

Сказав о субботнем покое и о том, как Бог благословил и освятил день седьмой, Моисей снова обращается к повествованию о первоначальном устроении тварей, где, кратко упомянув о том, о чем уже было сказано, обширно излагает недосказанное.

Сказав о наготе прародителей, которая при небесной одежде была благообразна и не служила поводом к стыду, Моисей обращается к повествованию о хитрости змия и говорит:

Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог

(Быт. 3, 1). Змий был хитрее бессловесных животных, которыми управлял человек, но если и превосходил хитростью ту степень, на какой поставлены звери, то не следует отсюда, что он возвышался до степени человека. Змия Бог сотворил хитрее бессловесных скотов и лукавее неразумных животных, но поскольку не было у него разума, то ясно, что он не имел и мудрости человеческой. Адам превосходил змия и по самому образу сотворения, и по душе, и по уму, и по славе, которой он был облечен, и по месту жительства своего, а потому видно, что он безмерно выше змия и по хитрости. Адам превосходил мудростью всех зверей, потому что Бог поставил его владыкой и правителем их; он был хитрее всех, потому что всем нарек имена. Как израильтяне не могли без покрывала смотреть на лицо Моисеево, так животные не могли взирать на светлый облик Адама. Потупившись, проходили они перед ним, когда он нарекал им имена, потому что глаза их не могли смотреть на его славу. Итак, хотя

змий был хитрее всех зверей,

однако он был как неразумный перед Адамом и Евой, владыками зверей.

Сказав о хитрости змия, Моисей обращается к повествованию о злокозненном приближении его к Еве и говорит:

И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?

(Быт. 3, 1). Змий говорил, и то было или свойственное змию шипение, которое понимал Адам, или в змие говорил сатана, или змий по собственному побуждению испросил себе дар слова, или сатана испросил Бога дать этот дар слова змию на время. Но искусительное слово не ввело бы в грех искушаемых, если бы руководством искусителю не служило собственное их желание. Даже если бы не пришел искуситель, то само древо красотой своей ввело бы их в борьбу. Хотя прародители искали себе извинения в совете змия, но больше совета змия повредило им их собственное желание, ибо сказано:

Что сотворено в раю и вне рая, все это Бог дал человеку по благости и ничего не требовал от него за то, что сотворил, но украсил и облек его славой. Что только ни было в раю, на земле, в воздухе и водах – все это дано человеку по благости, но одно только дерево отнято у него по правде.