Вот он, последний взгорок, за которым должна быть деревня: конечный пункт, цель моей никчемной, проклятой жизни. Теперь лишь бы сил хватило, лишь бы уцелел дом на окраине с двумя берёзками у калитки и ещё много всяких «лишь бы», дающих надежду и преследующих меня последние двадцать семь лет. Лёгкие с хрипом гоняют воздух. Смертельной усталостью пропитано всё тело. Левая нога пульсирует болью в рваной ране на бедре.

Ботинок напитался кровью, отчего стопа при каждом шаге скользит по стельке. Ну и ладно, плевать! Главное — я пришёл, почти пришёл… Снова пустился дождь. Порывы северного ветра приласкали ледяными каплями лицо. Капюшон разорванной на спине грубой кожаной куртки не спасал, а превратился в хлопающий на голове парус, мешающий слушать Зону… Вот же жизнь сволочная — из одной зоны да в другую! Хотя, если здраво мыслить: зверь должен быть в клетке, пусть даже пространственной. Ступив на путь мщения, я уподобился животному: дикому, безумному, полному слепой ярости. Так уж выпало при раздаче судеб. А поступи я тогда иначе — смог бы жить с таким камнем на душе? Тоже не факт! Нахлынули не вовремя мучительные воспоминания. Безжизненное тельце дочурки, нежные маленькие ручки которой, словно сломанные детальки дорогой куклы, свисали неестественным образом, когда врачи отнимали её из моих объятий. Залитое кровью лицо любимой Варечки на плече. И… пьяная рожа водителя грузовика, сбившего велосипед жены, ехавшей с дочкой со школы. Это всё, что я помнил из той далёкой, прошлой жизни. Остальное отгородилось тёмным занавесом. Детство, служба, работа, свадьба — всё кануло в Лету. Даже лица любимых: живых, до аварии, с улыбками — стёрлись безвозвратно. Начало моего теперешнего «я» родилось в момент приговора судьи.

Три года колонии строгого режима за зверское убийство водителя.

Затем понеслось: семь лет за почти удавшийся побег, пятнадцать вёсен за ограбление инкассаторов «с отягчающими обстоятельствами» да последние два года в Чернобыльской Зоне. И вот я у цели этой второй пародии на жизнь. Полувековой марафон по извилистым дорогам судьбы подходит к концу. Во всяком случае, иного пути нет и времени тоже. Над пологой вершиной холма постепенно появились верхушки редких деревьев, печные трубы домов, крыши… всего четыре уцелевших строения. Господи, только бы одно из них было то, что нужно! Небольшая деревенька раскинулась на опушке рощицы и оказалась перерезанной пополам прямой асфальтированной дорогой. С севера виднелась широкая река, очевидно, та самая мёртвая Припять, о которой говорили недавние спутники, взявшиеся сопроводить меня в эти опасные места. Справа населённый пункт плавной дугой опоясывал глубокий овраг, поросший высоким камышом. И кругом руины: остовы сгоревших построек, местами полуобвалившиеся сараи, закопчённые столбы дымоходов; лишь только четыре более-менее сохранившихся постройки на окраине. Останавливаюсь, дрожащей рукой достаю бинокль. Сквозь густую пелену дождя с трудом просматриваются фасады: длинный, кирпичный с перекосившимся крыльцом — не то. В подсознании ясно сидела картинка из недавнего кошмара, где на пороге низеньких сеней шалёванного домика, украшенного резными наличниками окон, стоит, ссутулившись, мёртвая Варя, прижимая к груди неживую дочурку. Лиц не видно, всё закрывают спутанные пряди волос. Но я-то знаю, что это они, ждут меня… Дальше в оптике промелькнули ещё два каменных строения, и наконец… В груди всё сжалось, перехватило дыхание. Это он! Те же узоры вокруг окошек, пусть и краска облупилась от времени; те же деревянные сени с двустворчатыми дверьми. Спасибо, Боже! Значит, есть ещё надежда!.. Прячу бинокль, на ходу снимаю с плеча автомат и по мере возможности бегу из последних сил. Ботинки предательски скользят, капюшон сразу сорвало ветром, глаза заливает дождём — не до этого.

Главное — цель жизни в нескольких сотнях метров, прямо передо мной, я вижу её! Теперь немного везения, капельку удачи, напёрсток внимания Фортуны — и можно спокойно умереть… Обессиленно висну на запертой изнутри калитке, захлёбываюсь непрекращающимся кашлем, во рту привкус крови. Знаю, у меня последняя стадия туберкулёза — наследие первой зоны. Но время ещё есть, во всяком случае, надеюсь на это. Набат в голове постепенно стихает, сползает марево с глаз.

— Лё-ё-шка-а-а! Ну, где же ты ходишь — мы с дочей тебя уж заждались?! — мне на шею бросилась Варя и пребольно укусила за ухо.

Она всегда так делала, когда мы долго не виделись, и виноват в этом был я. Льну к белокурым волосам, вдыхаю знакомый аромат, крепко-крепко сжимаю узенькую талию.

— Па-а-па! — из спальни выбегает моё бесценное сокровище, маленькое чудо, моя доченька. Копия красавицы-мамы с разбегу прыгает на диван, подлетает на пружинах и виснет на нас обоих, бесцеремонно карабкаясь ногами.

Нежная ладошка дочурки теребит моё второе ухо, и я слышу самые долгожданные слова в жизни:

— Папулька, я так соскучилась! Мы тебя так любим, так любим…