Прежде чем начать рассказ о Гретли, хочу представиться. Зовут меня Хамфри Ниланд. Мне сорок три, возраст, позволивший мне получить боевую отметину ещё в первую мировую. Хоть я и родился в Англии, считаю себя канадцем: родители переехали в Канаду, когда мне было всего десять лет. Там я закончил школу, а после, когда вернулся с войны, поступил в колледж Мак-Гирла.

Потом работал инженером-строителем между Виннииегом и Ванкувером, пока меня не взяли в крупную компанию “Сили и Ворбек”. В ней я и проработал большую часть тридцатых годов — на объектах в Перу и Чили.

Ростом я без малого метр восемьдесят, в кости широк, на весах тяну восемьдесят четыре, волосы тёмные, цвет лица желтоватый, вид угрюмый. У меня вполне достаточно оснований быть угрюмым. В 1932 в столице Чили Сантьяго я женился на милой девушке по имени Маракита, а два года спустя, между Талькой и Линарисом, когда я нёсся на сумасшедшей скорости, мы попали в автомобильную катастрофу, и в ней погибли и жена и сын, а сам я очутился в больнице, проклиная судьбу за то, что не разделил их участь.

Если ещё добавить к этому то, что случилось с моими друзьями Розенталями, да и вообще всё, что творится в мире, как тут не быть мрачным. Давно миновали те времена, когда Хамфри Ниланд был душой общества.

А сейчас я коротко расскажу, как случилось, что я стал работать в контрразведке. В Перу и Чили я работал с Паулем Розенталем, немецким евреем, который тоже служил у “Сили и Ворбека”. Он и Митци — его маленькая очаровательная жена-венка — стали моими лучшими друзьями. Местные нацисты убили их обоих…

Гостиница “Ягнёнок и шест” располагала удобствами, достаточными лишь для офицерской казармы. Тем не менее она была полна народу, и в регистратуре мне заявили, что я могу снять комнату лишь на двое суток. Когда мне показали эту комнату, которая умудрялась быть одновременно душной и холодной, я подумал, что двое суток более чем изрядный срок. А потом надо будет присмотреть себе более подходящее жильё.

 После обеда, на мой взгляд состряпанного исключительно из клейстера, я спустился в бар. Здесь веселились вовсю. Виски не было, и пили портвейн, джин и пиво. Лётчики и армейские офицеры со своими девушками сидели большей частью компаниями по четыре человека, несколько штатских скромно тянули своё пиво, а один край стойки был оккупирован компанией, в которой без труда можно было узнать завсегдатаев. Я заказал кружку пива, бросил якорь поблизости от этой группы и принялся их рассматривать. Двое были офицерами, и один из них, капитан с багровым лицом, уже крепко опьянел. Ещё там сидел пожилой коротышка в штатском, который говорил тонким, жеманным голосом и хихикал, как девушка. Он потешал компанию. Одна из женщин, полная скучная особа, держалась довольно скованно. Вторая была помоложе, лучше одета и вполне миловидна. Её длинноватый нос придавал ей наглый вид, а пухлые губы, которые она не закрывала, даже слушая собеседника, казалось, всегда были готовы для нового взрыва хохота.

Я, очевидно, видел её где-то раньше и при совершенно других обстоятельствах, но никак не мог вспомнить, где и когда. Это не давало мне покоя, и я продолжал глазеть на неё. Она заметила меня, и я увидел искорку тревоги в её нахальных глазах. Багроволицый капитан тоже заметил мой настойчивый взгляд, и он ему не понравился. Сначала разговор вертелся вокруг вечеринки, которая была у них в “Трефовой даме” — по-видимому, название какого-то загородного ресторана.

Отпускались шутки обычного рода: тот назюзюкался, а эти двое слишком часто уединяются. Неоднократно упоминалось имя некоей миссис Джесмонд, насколько я понял, богатой, шикарной и загадочной женщины. Это я намотал себе на ус.

Наконец разговор, как всегда водится в таких компанийках, выродился в пустую болтовню с неизменным сексуальным подтекстом. Особенно усердствовал престарелый женоподобный господин с нарумяненными щеками. И ещё я заметил, что за его паясничаньем скрывалась неизменная цель — высмеять наши усилия в борьбе с фашистами. Он давал понять, что находит все наши старания не более чем забавными, впрочем, он предпочитал эпитет “трогательный”. У него было много денег. И он был отнюдь не дурак, этот мистер Периго, как его здесь называли. Я уже начал подумывать, не улыбнулось ли мне, наконец, счастье и не напал ли я на верный след. И потом эта девушка… Где я мог её видеть?