«Крейсерову сонату» Проханова не надо путать с «Крейцеровой сонатой» Толстого.
«Крейсерова соната» – это роман о крейсере «Курск», трагически погибшем в ледяной пучине. Это роман о том, как русская трагедия, русская тьма превращаются в русский свет. Роман о том, что даже в самой кромешной безнадежной действительности присутствует таинственное лучезарное начало, имя которому – русское чудо. Герои произведения несут в себе это чудо и, сражаясь, казалось бы, с всесильным злом, побеждают его силой своих любящих, верящих в небеса сердец.
Часть первая
Глава 1
Капитан-лейтенант Сергей Плужников, акустик подводного крейсера «Москва», участник ночной офицерской пирушки, смотрел, как отражается голая лампа в мокрой бутылке с ярко-синей наклейкой «Гжелка». Из пустой пивной банки с надписью «Балтика» тянулся тонкий дымок окурка. На столе, рядом с граненым стаканом, на котором краснела помада, лежала пачка «Явы». Два офицера, оружейник Шкиранда и энергетик Вертицкий, сблизили носы и лбы, как каменные львы на старинных воротах. За их упрямым, похожим на перебранку спором наблюдала Нинель, рыжая гарнизонная красавица, живущая без мужа на базе подводных лодок, кочующая по мужским общежитиям и холостяцким офицерским квартирам. И этот голый, без клеенки, стол с водкой, огрызками хлеба, грубо нарезанной колбасой, с раздавленной кляксой маринованного помидора, освещенный жестоким хирургическим светом, вызывал у Плужникова мучительный интерес. Как если бы он впервые соприкоснулся с земной реальностью, увидел эти земные предметы и издающие звуки существа, стараясь уяснить их назначение, смысл и природу.
– Рапорт напишу и уеду! Осточертело гнить в базе! Махну в Москву, к брату! Он охранником в банке! Обещает устроить! Зарплата втрое больше, чем у нас, мариманов! Туфли куплю нормальные! На рюмку коньяка накоплю!.. – Вертицкий, тонкий, худой, нацелил заостренный нос с розовыми ноздрями, воздел редкие золотистые брови, под которыми сверкали выпуклые голубые глаза. Быстро, страстно шевелил сложенными в трубочку губами, похожий на сердитого комара с чутким хоботком, готовым вонзиться в близкий вспотевший лоб Шкиранды.
– Будешь трубить на гадов? Пальто подавать олигархам? Шалав им водить?… Ненавижу мразей! Вырезать их с корневищем!.. – Шкиранда выложил на стол кулаки, насупил косматые брови, выпучил злые глаза. Его грубое, мясистое лицо набрякло от выпитой водки, от тяжелой, как булыжник, мысли, застрявшей в области сморщенной переносицы, под белой костью лба.
– Один хрен, на кого трубить! На нашего начальника базы или на банкира. Тот хоть бабки платит, а этот грызет, как крыса. Зарплаты на табак не хватает. Поеду в Москву, на первую получку завалюсь в казино и в пух продуюсь. Гульну хоть раз в жизни!..
– От таких, как ты, лодки тонут! Ты мне долг не отдал, а уже в казино намылился. Я бы тебя без рапорта с лодки списал. От таких – несчастье. Начальник разведки докладывал – в наших широтах появилась американская лодка-убийца, класса «Колорадо». Ты один этой лодки стоишь! Ты и есть – жук колорадский!
Глава 2
«Колорадо», убийца подводных лодок, – бесшумный ход, громадная скорость, сверхчуткая акустика. Корпус новейшей конструкции с клювом для таранных ударов. Антенны радиосвязи, принимающие на глубине сигналы из космоса. Сверхскоростные, не подверженные помехам торпеды. И особая гордость проекта – секретная установка, с помощью звука имитирующая движение цели. Объемные шумовые сигналы порождали образ несуществующей лодки, создавали иллюзию скоростного ее приближения, заставляя противника воевать с пустотой.
Сконструированная в лабораториях Ливермора, построенная на верфях Бостона, «Колорадо» впитала знания, перетекавшие из России после крушения советской империи. Тысячи русских ученых переехали в Америку, передавая секреты подводного флота. Конструкцию лодок. Типы и силу оружия. Рельефы морского дна. Уязвимые места обороны. Ученые-перебежчики усердно трудились, наслаждаясь комфортом в уютных коттеджах. Увеличивали американскую мощь, делая свою бывшую Родину беззащитной перед ударом соперника.
В центральном посту, среди мягкого шума вентиляторов, озаренных экранов, светомузыки цветных индикаторов, командовал старший помощник, фиолетовый негр, облаченный в белоснежный мундир. Его алый, раскрывавшийся при командах рот, глазированные белки, золотые позументы мундира великолепно сочетались с хромированной сталью перископной колонны, хрустальными циферблатами приборов, сверкающей пляской сигналов, каждый из которых отражал работу винта, давление в контурах реактора, близость проплывавшей подводной вершины.
Командир лодки адмирал Грайдер находился в рекреационном помещении вместе с представителем военно-морской разведки из «Неви Энелайзес» Томасом Доу, который отвлек адмирала от управления лодкой, вызвав для собеседования.
Рекреационное помещение представляло собой уголок тропического леса с живыми олеандрами, влажно-пахучими пальмами, цветущими орхидеями. Среди древесных стволов журчал ручей, наполняя крохотное темное озеро, на котором, словно большие зеленые блюда, плавали листья виктории-регии с белыми ароматными цветами. Среди листьев пальм и цветущих лиан бесшумно летали бабочки. У поверхности озера разноцветными блестками мелькали рыбки. Этот райский уголок в титановом корпусе, по соседству с реакторами и ядерными торпедами, перемещался в толще океана на глубине трехсот метров со скоростью двадцати узлов.
Глава 3
В Грановитой палате Кремля, где покатые своды и каменные столпы украшены алыми и зелеными фресками, где нимбы святых и пророков похожи на нежные золотые одуванчики, есть евангельский сюжет о волхвах, идущих за Вифлеемской звездой. Три странника-зороастрийца, в долгополых нарядах, в пышных тюрбанах и фесках, ставят узорные туфли на тонкие травы и нераскрытые бутоны цветов. В их руках корзины с дарами – золотые монеты, свитки драгоценных материй, флаконы с благовониями. В небе, похожая на лучистое колесо, окруженная многоцветным сиянием, катится дивная звезда, указывая путь на восток. И можно бесконечно стоять перед фреской, любуясь звездой и цветами, вдыхая запахи таинственных трав, рассматривая узоры на тканях, веря в чудесное рождение Младенца, в явление волшебной звезды.
Не всякий глаз и не сразу различит в стене едва заметную дверь, упрятанную в заросли нарисованных диковинных листьев. За потаенной дверью, растворяемой на звук сокровенного слова, открывается просторный зал, уставленный стеклянными шкафами.
На полках, среди мягкого света, расставлены подарки, поднесенные Президенту России почитателями его мудрых деяний, сторонниками его властных свершений, поклонниками его ума и таланта. Хранилище подарков зовется «Пещерой волхвов». Лишь самые близкие друзья Президента, самые званые гости Кремля допускаются в заветную комнату полюбоваться дарами, которые приносят волхвы.
На самом почетном месте – дар Президента Америки. Скальп последнего ирокеза, застреленного из винчестера, увенчанный ритуальным убором. Сизые маховые перья орла, жемчужное хвостовое оперение цапли, пух белого лебедя, иссиня-черные крылья тетерева. И тугие, плотно сплетенные косы, содранные с гордой головы вождя. Подарок русскому другу с надписью на медной табличке: «Русские не ирокезы, не так ли?»
Презент германского канцлера. Бюст философа Канта, отлитый из нержавеющей крупповской стали, источающей белое сияние. Во лбу философа инкрустированная перламутровая пуговка от бюстгальтера Евы Браун с изящной маленькой свастикой. И надпись: «Кенигсберг сближает немцев и русских».
Глава 4
Президентский кортеж черным лакированным вихрем вынесся из розовой башни Кремля и помчался по Москве, которая расступалась перед ним, как Чермное море перед Моисеем.
Вязкое, бестолковое скопище лимузинов разгонялось жестокими милицейскими жезлами, освобождая пустые коридоры. Толпа сметалась с тротуаров, прижималась к стенам домов, ослепляемая фиолетовыми вспышками, оскаленными белыми бамперами, длинными, как темные торпеды, машинами. Сами фасады тесных московских улиц, лепные особнячки, ампирные храмы пугливо шарахались в стороны, открывая пространство для бешеных скоростей, зеркальных стекол, пылающих фар. Москвичи, открывая рот, забывали выдохнуть сигаретный дым «Мальборо», выплюнуть жвачку «орбит» без сахара, проглотить ломтик «сникерса», – глазели, как мчится их Президент на горестную встречу с родственниками утонувших моряков, которая намечалась в отеле «Рэдиссон-Славянская», пепельно-сером от траурных флагов.
В мягкой глубине бронированного «мерседеса», опекаемого со всех сторон машинами охраны и связи, Счастливчик, сосредоточенный, нацеленный в предстоящее действо словно острый и разящий скальпель, выслушивал Модельера, который, наконец, давал волю своему раздражению:
– Этот жирный, скользкий желвак Мэр и его прихвостень, мокрый и гнилой от старости Плинтус, устроили тебе провокацию! Помимо моей воли свезли в Москву несчастных вдов и сирот и собираются натравить на тебя! Сделать тебя виновником катастрофы! Устроить вселенский крик и плач и резко снизить твой рейтинг накануне царственного венчания! Такое прощать нельзя!
Они проносились мимо Пашкова дома с лепными вазонами и скульптурами. По всему классическому фасаду, вытянутый как термометр, горел показатель рейтинга. Золотой столб с электронными цифрами – «79», что означало падение на целых два пункта в связи с катастрофой подводного крейсера. Перед фасадом, на рекламном щите, красовалась огромная, рогатая бычья башка, тореадор в золоченом камзоле с алой мулетой и шпагой и надпись: «Испанская коррида в Москве. Мэр приглашает».
Глава 5
Президентский кортеж черной кометой промчался по Остоженке, повернул к собору и сквозь гостевые ворота въехал на подворье, где навстречу торопились настоятель, служители, охранники, все в черных подрясниках, которыми они энергично и ревностно мели ухоженные дорожки. Счастливчик и Модельер, покинув автомобиль, вошли в прозрачную тень огромного белого храма, который, при всем своем византийском величии, вызывал странное ощущение макета, построенного из громадных кусков пенопласта. Хотелось подойти, ткнуть пальцем в стену, продавить хрустнувшую, наполненную воздухом плиту.
Храм был возведен радениями Мэра, неявно прославлял его величие, был противопоставлен Кремлю как второй, обособленный центр Москвы. Стягивал к себе лучи и радиальные линии московских улиц, уводя их прочь от Кремля. Красная площадь, коварно застроенная Мэром теремками и часовенками, была отрезана ими от живого сердца столицы и обмелела. Ее покинула таинственная животворная прана империи, которую стала впитывать в себя пористая белая губка собора. Модельер привез Счастливчика в этот златоглавый чертог, чтобы здесь, в духовной цитадели вероломного Мэра, открыть Президенту свой величественный мистический замысел.
Они прошли пустынно-огромный храм, наполненный голубоватым прохладным воздухом, с могучими столпами, округлыми поднебесными сводами, где мертвенно и великолепно сияли изображения ангелов, святых и апостолов. Золото, охваченные тихим заревом красные и золотые лампады, уходящие вдаль туманные пролеты – храм напоминал торжественный парадный вокзал, еще без пассажиров, с безлюдными перронами, с тонким блеском уходящей вдаль колеи… Распахнутся двери, хлынет темная, шумящая, шаркающая толпа, подлетит к перрону лакированный скоростной состав. Проводники в форменном облачении с золотыми нагрудными лентами станут проверять билеты, рассаживать пассажиров в удобные купе. Состав мягко тронется, набирая скорость, с певучими рокотами понесет пассажиров в Царствие Небесное, о котором уже здесь, на вокзале, рассказывают великолепные настенные мозаики и фрески.
Модельер, истово перекрестившись, провел Счастливчика сквозь алтарь, где на престоле лежала священная книга и золотились дары с зажженным семисвечником. Они скользнули в малоприметную дверь и по мягкому, устилавшему ступени ковру стали спускаться вниз, сквозь стены, фундамент, пласты московской земли, на которой утвердился собор, из которой он вырастал своим царственным великолепием.
В просторной подземной части храма находились превосходно оборудованные актовые залы для церковных совещаний и соборов, а также для светских съездов и ассамблей, размещалась великолепная библиотека с собранием церковных и светских книг, манускриптов и рукописей на латинском, арабском, древнееврейском языках. Тут же была построена трапезная в духе монастырских братских застолий, где собиралось за постной едой аскетическое духовенство. Но с ней соседствовал роскошный ресторан с зеркальными стенами, баром и подиумом для джаза. Гостиница состояла из скромных монашеских келий, где могли останавливаться пилигримы из дальних епархий и обителей, вставать на ночные молитвы перед суровым, старинного письма, образом. Но также были и дорогие номера люкс с пышными двуспальными кроватями, джакузи, обширными телеэкранами, на которых можно было созерцать все мировые программы, включая ночные эротические. Подземные гаражи с дорогими иномарками были чисты и ухоженны и непосредственно смыкались с боулингом, залом игральных автоматов, рулетками и карточными столами казино, саунами и небольшим водоемом, где у лазурной воды стояли античные статуи обнаженных богинь.