Даосские мудрецы подарили миру ключ сложения полярных противоположностей

: «Существует Свирепый Тигр и Неукротимый Дракон. Они находятся в постоянной вражде. Тигр страшен свирепостью, а Дракон неисчерпаем в своей неукротимости. Но если их объединить, то Дракон исчезает, а Тигр становится спокойным» .

Эта книга о том, как воспользоваться этим ключом в повседневной жизни. Как выйти из-под влияния раздираемых противоположностей и сделать шаг навстречу своему божественному предназначению.

Однажды я спросил у Бобши:

— А где ты живешь?

— Здесь, — ответил он.

Нельзя сказать, что Бобши появлялся неожиданно. В принципе, я знал, где он может появиться, ровно, как и те места, где его уж точно не будет. Я люблю побродить по горам с рюкзаком, и круг моих интересов не ограничен одной какой-то местностью, меня постоянно влекут новые неизведанные мной нетронутые цивилизацией уголки природы. Глядя издалека на новые вершины, ущелья, каньоны, пещеры, горные речки возникает желание обязательно побывать там, поприсутствовать, сливаясь с ландшафтом, почувствовать их энергетику, чем они дышат и самому раствориться в их дыхании. Куда только меня не заносило, и на самых отдаленных тропинках я мог встретить его — Бобши. Он был всегда один и мог быть одет по-разному, но всегда гармонично для той местности, где я его встречал. Интересно, что душа моя узнавала его всегда раньше, чем глаза и ум. Бобши мог быть еще маленькой точкой вдали, но сердце уже ликовало, предвкушая встречу.

Мы оба умели ценить одиночество и мудрое молчание гор. Я старался не напрягать его расспросами, и все же иногда он часами объяснял мне что-то. Обычно это происходило вечером у костра. Я всегда поражался его чертам лица, ему могло быть за сорок, а может и за семьдесят, он почти всегда улыбался, но при этом с его лицом происходило что-то невероятное, словно я наблюдал за ним сквозь струящуюся воду. При всей общей статичности восприятия его лица оно словно менялось каждую секунду, как будто само состояло из струящейся воды. И речь его была мягкой и журчащей. Он говорил неспешно, делая иногда паузы, словно задумавшись. Видно было, что он полностью погружен в то, о чем говорит.

— Это ловушка, — говорил он в одной из первых наших встреч — очередная иллюзия, ты делишь мир на добро и зло только от недопонимания. Существует лишь единственная аксиома, от которой стоит отталкиваться в своих рассуждениях. Мы имеем лишь то, что заслуживаем. Каждый в этом Мире тащит только свои чемоданы. Никто у тебя не сможет отнять того, что должно принадлежать тебе. Это должно быть единственным фундаментом всего мировоззрения — я имею то, что должен иметь. Если меня не устраивает что-то вовне, я должен задуматься о том, что во мне притянуло эту ситуацию.

Вот уже скоро будет 10 лет, как я знаком с Бобши. Сколько совместных ночей мы провели у костра, и меня всегда поражало, как незаметно наступал рассвет. Я с ним словно проваливался во вневременное пространство. Все как-то замедлялось, двигаясь своим чередом размеренно и логично.

Сейчас у меня появилась потребность собрать все до кучи и расставить на свои места. Все, чему учил меня Бобши. Думаю, что именно письменная форма лучше всего подходит для этого. Зная свою природную лень, я решил сделать это в форме книги. Думаю, что мысль о том, что эти знания могут пригодиться кому-то еще, поможет мне довести это занятие до логического завершения.

Человечество привыкло воспринимать мир дуально: свет — тьма, начало — конец, правда — ложь, и т. д. Но это всего лишь привычка нашего восприятия. Привычка ставить себя между полярностями или придерживаться одной из них. В таком случае человек становится под перекрестный огонь. Он борется со злом, не понимая, что тем самым его — это зло он и поддерживает, вкладывая еще и свою энергию. Необдуманная привычка ставить себя в одной плоскости с полярными противоположностями разрывает человека, ввергая его в психические расстройства, приводя к растратам энергии вплоть до физических заболеваний.

Пытаясь достичь хоть какого-то внутреннего порядка, люди пробуют различные варианты со срединным путем. Но разве можно находиться в комфортном состоянии на лезвии ножа и испытывая поочередные удары, то справа, то слева от неспокойных полярных противоположностей? Попытки уничтожить одну из противоположностей тоже не дают результатов. Человечество так и не победило ни зло, ни тьму, ни ложь… Если взглянуть на ситуацию целостно, то станет очевидным тщетность подобных попыток. Ведь невозможно уничтожить левый конец палки, оставляя только правый. Сколько бы мы не пытались его обрубить, он будет короче, но не менее левым.

Для решения данной проблемы Бобши посоветовал мне применить даосскую формулу сложения полярностей.

— Как? — Изумился я, — что же, нужно складывать добро со злом? Это что за суррогат должен получиться?

— А ты не торопись с выводами, — улыбнулся он. — Это лишь вначале кажется все абсурдным. Ты подумай о том, что мир наш возник в результате деления: «… и отделил Бог свет от тьмы…..и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью…». Некогда нечто большое и всеобъемлющее начало процесс деления, создавая мир в котором мы живем, и если ты хочешь достичь внутренней целостности и гармонии, то тебе необходимо научиться складывать все в изначальное, целостное состояние. Только так ты можешь познать, что такое божественная гармония. Часть никогда не сможет это испытать, какой бы совершенной она ни была, часть никогда не сможет достичь целостности. Да и как можно говорить о совершенстве какой-то части?

В этой горной речушке ловилась в основном мелочь, голавлик или усачик более ста грамм был настоящим трофеем. Но я рыбачил вовсе не для результата. Это был верный способ быстрее переключиться от социума. К себе в горную хижину я приехал только вчера, и вот с утречка взяв удочки, спустился к речке. Ниже по течению местные бабы перегоняли на ту сторону коров. В верховьях долины было достаточно лугов и коровы не спеша переходили реку. Вода была еще достаточно холодной. После обеда, когда она нагреется, пробегая меж раскаленными на солнце камнями, сюда сбежится вся детвора с деревни, здесь самое глубокое место.

Я услышал шаги и оглянулся — это был улыбающийся Бобши. Он присел рядом.

— На что ловишь? — Поинтересовался он.

— На хлебушек.

— А ты попробуй на плавленый сыр «Янтарь», местная рыба обожает этот деликатес. Правда, надо быть более сконцентрированным на ловле, приманка мягкая и если не успеваешь с подсечкой, съедается с первой поклевки. Но зато и рыбалка веселей и азартней.

Мою старенькую семерку кидало по колее и заносило юзом от налипшей скользкой грязи, но я все ж смог выскочить из очередной низины. Впереди было просторное нагорье, склоны которого местами все же были крутоваты для моей машины. Вообще было поразительно, как я сюда смог на ней заехать. Пришлось остановиться, чтоб продумать, что делать дальше. Облака плотным пасмурным туманом скрывали ближайшую вершину, но я помнил о ее существовании. Я помнил, как в ясную погоду ее скалистая пирамида вызывающе вонзается в синеву неба, захватывая дух наблюдателя. И даже сейчас, не видя, я ощущал ее мощную устремленность.

Вдруг правая дверца машины открылась, и ко мне подсел улыбающийся Бобши.

— Что, не решаешься ехать дальше? — Разгадал он мое состояние.

Лицо его менялось сильней обычного, он даже не был на себя похож, я просто знал, что это он.

— А ты не бойся, — сказал он, — можешь ехать хоть на саму гору — он указал рукой в сторону скалистой пирамиды, скрытой тучами.

Жил был поросенок. В хлеву было тепло и уютно, каждый день открывалась дверь, и какой-то дядька приносил ему целое ведро еды. За открытой дверью поросенок видел часть огорода, видел чистую сочную зелень под солнечными лучами. Его, конечно, манило вырваться туда и побегать, сбивая серебристую росу с сочной зелени, тот мир представлялся ему чем-то интересным и загадочным, но он был хороший поросенок и не хотел рисковать той едой, которую ему приносили. Зачем, тут и так тепло, уютно, сытно. И все было бы замечательно, но где-то в глубине поросячьей души зрела какая-то недосказанность, словно он должен был задать себе некий вопрос. О чем-то он должен был себя еще спросить, но сытая размеренная жизнь делала его ленивым. Да и зачем себя утруждать, когда и так все хорошо? Главное сытно, тепло и уютно и он отмахивался от этой назойливой мысли своим закрученным поросячьим хвостиком.

Но вот однажды случилось нечто ужасное и непоправимое, в хлев пришел тот самый дядька, но вместо ведра с едой у него был длинный острый холодный нож.

Поросенка охватила паника и глубокая обида, он понимал, что этот нож заточен по его поросячью душу.

«Но за что?» — Закричала его поросячья душа: «Я же хороший, я никогда никому ничего плохого не сделал. ЗА ЧТО МНЕ ЭТО?» И тут до него дошло, что именно этот вопрос он должен был задавать всякий раз, когда ему приносили еду.

Я броском перескочил за бетонное укрытие. Запоздавшие пули вжикнули где-то за моей спиной и пара из них ткнулись в соседнюю стенку, разбрызгивая бетонные осколки.

— Ты чего здесь? — Спросил молодой офицер, лишь на пару секунд окинув меня взглядом и продолжая наблюдать за противником. Он был одного со мной звания. Где-то мы с ним уже пересекались, но где, я не помнил, а он явно меня узнал. Но мне сейчас было не до воспоминаний.

— Мне завтра идти в Пещеру.

— Тебе? — Он недоверчиво посмотрел на меня.

— Черт! — Выругался он, — для тебя же в оружейке оставлена спецпиротехника, а там уже несколько часов, как мамоновцы. Да оружейку, будь сейчас там светло, можно было бы отсюда увидеть. Она как раз вон там — он приподнялся над бетонным блоком, показывая в сторону темного длиннющего коридора, в глубине которого мелькали автоматные вспышки.

Фимку я купил своей любимой на день рождения. Он уже не был маленьким котенком, но и взрослым котом тоже не был. Так, подростковый период. Меня сразу удивило его невозмутимое спокойствие. Он не был ни в корзинке, ни привязан, и вообще он был в стороне от ряда, где продают домашних животных. Его хозяйка продавала импортные одеяла, и вот на этой куче красивого, теплого, дорогого имущества спокойно сидел он, невозмутимо наблюдая за снующей базарной толпой.

Поначалу я нацелен был на маленького котенка, и полюбовавшись Фимкой, пошел искать живность помоложе. Но персы были только кошечки, и я вновь вернулся к его хозяйке. На мое возвращение Фимка никак не отреагировал, мне казалось, он даже не слушал, о чем я говорю с его хозяйкой. После торгов он спокойно позволил посадить себя за пазуху, и всю дорогу вел себя достойно, не проявляя ни чувств благодарности, ни какого бы то ни было антагонизма или беспокойства.

Дома у меня еще не было ничего подготовлено для приема нового члена нашей семьи, и все что я мог ему предложить — это свежемороженая рыба. Опасаясь простудить кота, я отрезал ему лишь небольшой кусочек хвоста, а остальное положил размораживаться. Фимка пару раз ткнулся своим носом в предложенную мной ледышку, потом поднял на меня свои большие круглые глаза, как бы говоря — пойдет — и начал спокойно, не торопясь уничтожать предложенное.

Вообще надо сказать, что он всегда ел неторопливо, словно смакуя каждый кусочек, даже тогда, когда был очень голодным. И никогда не попрошайничал, хотя зачастую применял довольно хитрые маневры. Так, если все сидели за столом, а его миску не удостоили вниманием, он находил самое видимое место, чтобы все могли видеть, и садился там спиной ко всем в позу ожидания. Его обязательно начинали замечать, и, конечно же, кусок в горло не лез, пока кот сидит голодный. Вот и в этот раз, он спокойно и методично расправился с небольшим кусочком рыбьего хвоста и, облизывая мордочку, поднял на меня свои глаза. Нет, в этих глазах не было ничего просящего, но в них было что-то, что заставило меня засуетиться.

— Подожди немного, — начал оправдываться я, — вот сейчас остальное согреется… — и тут прозвучало внятное, абсолютно чистое и членораздельное: «Мал-л-ло». Я мог поклясться за каждый звук, услышанный мной. Видно было, как при этом открывался Фимкин рот. Конечно, хотя я и был ошарашен, и сразу дал ему еще кусочек, но понимал, что это скорей всего результат замороженного о рыбу языка, благодаря чему и трансформировалось его обычное «Мя-я-яу» в «Ма-л-л-ло». И я, наверное, не ошибся, так как наяву слов с его стороны, или каких либо высказываний, больше не слышал.

Он, злобно ухмыляясь, приставил нож к моему горлу. Единственное, что я мог сделать, так это слегка сдвинуть свою голову, подставляя и без того беззащитную шею. Мои руки были крепко связаны за деревом, а израненная спина прижата к грубой коре настолько, что я не имел возможности упасть. Стекающая с головы вода, которой он, вероятно, приводил меня в чувства, заливала глаза и мешала его хорошо разглядеть. Я вспомнил, что это длится уже давно: уже не в первый раз прихожу в сознание… Вместе с памятью вернулась и боль, растекаясь по всему телу.

— Боже, — подумал я, — да есть ли у меня хоть что-то, что еще не болело бы?!

— Не переживай, — словно услышав мои страдания, с сарказмом усмехнулся он. — Сейчас я тебя наконец-то убью, хоть и не хочу о тебя марать свой ножик, — продолжил он с сильным акцентом. — Ты этого не достоин. Я убью тебя этим…

Он поднял с земли прочную ореховую палку и стал затачивать ее конец. Мои мысли путались, я уже и не помнил, почему он на меня так зол, и что я вообще делаю на этой войне? Да это уже и не важно. Вся моя прожитая жизнь была где-то далеко, словно в тумане, и не имела уже никакого значения. Дышать становилось все труднее и труднее. Я понимал, что если он не успеет меня убить, то скоро и сам умру. Почему-то вдруг захотелось, чтобы он успел, но удивляться этому уже не было сил. Жизнь ускользала, собираясь в груди в небольшой сгусток. Я напрягал последние усилия, чтобы удерживать ее. Все мое внимание было сконцентрировано на этом маленьком островке, за счет которого я еще оставался жив.

— Да где же ты? — Дрожало от напряжения мое тело.

Вчера выпал первый, похожий на крупу, снег. Земля покрылась белой коркой, толщиной сантиметров в пять, прикрыв грязь и людскую неряшливость. Но кладбище все равно выглядело мрачным, возможно оттого, что погода была пасмурной, а может это мое состояние проецировалось.

Вот уже третий месяц, каждые два, три дня прихожу сюда. Привычно протиснувшись между могильных оградок, я остолбенел. Внутри все знало — я нахожусь возле ее могилы, а глаза оторопело шарили вокруг, безрезультатно отыскивая ее холмик. Это не было новым кладбищем, где идут ряды одинаковых захоронений. Ее подхоронили в могилу к бабушке на старом погосте, и кругом были совершенно разные могилы уже с памятниками и оградками. И все же, в этот раз мне потребовалось немало времени, чтобы увидеть нужный холмик. Совершенно новое ощущение пустоты исходило от него. Изнутри меня, минуя всякую логику, выплывало: «там пусто, там уже ничего нет, потому я и не мог его сразу увидеть».

Тут же, очень ярко вспомнился сегодняшний сон: в двери рвались разъяренные молодые женщины. Они хотели удостовериться, что их не опередили незаконно и вне очереди. Им нужно было убедиться, что она все еще в гробу. Мои друзья, с которыми я встречался лишь в снах, пытались их успокоить, а я прикрывал собой ее пустой гроб. С трудом, но все же удалось погасить их ярость. Выпроводив шумных девиц за дверь, я зашел в соседнюю комнату. Там тоже стоял гроб с какой-то бабулькой. Вдруг на ее щеках стал появляться румянец, она открыла глаза и по-доброму улыбнулась мне. Я поднес палец к своим губам, призывая ее к осторожности, и шепнул: «подождите немного, сейчас шум уляжется, и мы вас тоже вытащим».

Я знал, что это был не простой сон. Обычно в подобных снах шло обучение чему-то, как правило, работе со своим сознанием. Многих «одноклассников» я встречал там не первый раз. Вот и в этом сне они мне помогали сдержать натиск девиц. И все же я был ошарашен.

«И что же?» — Возмущалось мое сознание, — «ты хочешь сказать, что вытащил ее с того света, да кто ты такой, и как тебе такое могло прийти в голову?»