Ровно сто поколений назад, в девятом веке до нашей эры, великой богине Купаве пришлось вступить в войну против армии оборотней. Потомки Сварога уже находились на грани разгрома, когда из далекого будущего, из XXI века, к ним на помощь пришел могучий колдун, воспитанный братством Купавы именно для этой войны.
Пятый избранник заколдованного кречета, в отличие от своих товарищей, оказался готов к участию в битвах богов. Ведь братство великой Купавы всю жизнь учило Степана магии и умению сражаться, искусству прорицания и охоты – дабы молодой чародей смог подобраться к повелителю оборотней вплотную и убить злобного врага.
Братство не учло только одного. Того, что оборотни способны стать их воину друзьями.
Пролог
В сей ясный летний день городу Нехебту из второго нома наконец-то повезло. Ветер дул с берега, со стороны сверкающего полноводного Нила, принося столь редкостную в земле Та-Кем прохладу – и потому даже под полуденным солнцем горожане могли спокойно ходить по сухим просторным улицам, по тенистым скверам, делиться новостями или толкаться на изобильном обширном торге – с четырьмя рядами лотков под навесами из крашеной парусины, с высокими стенами, с шестью входами, на каждом из которых стояло несколько пожилых воинов, принимающих плату за посещение рынка или за право выставить здесь свой товар; с кирпичным возвышением для глашатаев и представлений ближе к северному краю. В центре рынка оставалась свободная площадь примерно сто на сто шагов – так что здесь могли проводиться еще и собрания горожан, общие праздники или судебные разбирательства.
Но в этот день торг оставался просто торгом…
Который, кстати, отличался невероятным богатством и разнообразием. Ведь помимо привычных для всех селений земли Та-Кем фиников, ячменя и хлеба, льняных тканей, медных котлов, каменных топоров и кетменей, золотых украшений и серебряной посуды – на здешних прилавках лежали меха и шелка, янтарь и нефрит, соль и курага, редкостные аркаимские ножи из темно-красной бронзы, славящиеся своей красотой и ценящиеся дороже самых ярких индийских самоцветов, и даже тончайшие и прочные железные иглы из вовсе сказочной Гипербореи, о каковой храмовые мудрецы сказывали невероятные истории про белые пуховые одеяла размером в целые поля, про дни и ночи длиною в полгода, про бесчисленные моря и реки, полные прозрачной сладкой воды, про хрустальные горы и про огромных зверей, покрытых густым мехом и бродящих по холодным лесам, не имеющим ни конца, ни края…
Столь редкостным товарам здешние купцы были обязаны идущему через Нубийскую пустыню караванному пути от порта Рыбья деревня на Красном море. Не столь знаменитому, как тропа Вади-Хаммамат – но вполне достаточному, чтобы сделать Нехебт самым интересным рынком на много дней пути вверх и вниз по обоим берегам Нила.
Именно торг, а вовсе не возделанные поля, золотые рудники и глиняные ямы, сделал город обширным и зажиточным, позволил местным жителям обзавестись сотнями кирпичных домов, окруженных уютными зелеными садиками с прудами и кирпичными же заборами. И именно поэтому главным храмом города был храм великого Хапи – всесильного бога воды, от воли и благосклонности которого зависела полнота родников, ручьев и колодцев, что даровали путникам жизнь на длинном караванном пути.
Часть первая
Рожденный убивать
Запретное желание
На чердаке пахло мышами, пылью, смолой, тряпьем и гнилой бумагой. В общем – тухлой древней ветхостью, неудивительной для доходного дома полуторавекового возраста. На кровле – горбыль с разлохмаченным обзолом, поверх которого лежало гулкое кровельное железо; кирпичи в дымоходах невесть когда топившихся печей ныне потрескались и расслоились, по углам висел лохмотьями никому ненужный черный пергамин, на полу пылился толстый слой хрусткого керамзита…
Именно равномерный треск керамзита и выдал появление здесь рыжеволосой девушки лет семнадцати, пухленькой и круглолицей, с маленькими голубыми глазками под тонкими русыми бровями. В ее ушах поблескивали серебряные серьги с бесцветными гранеными камнями, подозрительно большая грудь распирала длинный синий свитер, а ноги прятались в аккуратно вытертые голубые джинсы.
Шумно прокравшись по чердаку, рыжая гостья остановилась возле брошенного между двумя стропильными подпорками драного пятнистого матраса, покрутила головой и тихо позвала:
– Золотарев! Степан! Ты здесь?
– Ирина Алексеевна? – Из-за находящегося в отдалении дымохода выступил паренек на вид немногим старше гостьи, русоволосый и плечистый, с чуть вздернутым носом; одетый во фланелевую рубашку и штаны из плащовки со множеством накладных карманов. – Что вы тут делаете?
Глаза кречета
Был жаркий июньский день – с ясным голубым небом, ароматом цветов, перемешанным с кислым привкусом выхлопных газов, с густой листвой на кустарнике, совершенно скрывающей от редких прохожих стоящие по сторонам панельные пятиэтажки. Рыжая веселая девушка, что-то насвистывая, спешила по идущей через квартал тенистой, спрятавшейся между кустами сирени дорожке, помахивая маленькой матерчатой сумочкой.
Одетая в черную футболку с россыпью белых молний на груди и черные джинсы, была она, что называется «в теле» – розовощекая, с развернутыми плечами, широкими покатыми бедрами и большой, чуть не разрывающей футболку, грудью. В общем – есть на что посмотреть, есть чему позавидовать.
В своем стремительном беге девушка нагнала трех мужчин, один из которых был в вельветовой куртке, а двое – в синих майках, открывающих всеобщим взорам обилие татуировок на мускулистых руках. Один из прохожих оглянулся на звук шагов, вскинул брови, толкнул локтем приятеля в майке. Тот тоже глянул через плечо, восхищенно присвистнул. И наконец они развернулись к попутчице все трое.
– Какая классная милашка! – широко ухмыльнулся мужчина в куртке. На вид лет тридцати, хорошо выбритый, но с глубоким шрамом, идущим поперек рта. – Не хочешь немного поразвлечься?
Парни в майках выглядели немногим старше двадцати и одинаково широко ухмылялись.
Безродный шаман
Туземка появилась вскоре после рассвета. Невысокая – Степану немногим выше плеча; в длинном, по колено, платье из коричневой кожи, сшитой вертикальными полосками, причем на юбке замшевые полоски чередовались с лентами рысьего и лисьего меха; с воротом из горностая и полосками из костяных шариков, нашитых вдоль рукавов. Ее мокасины украшали кусочки цветного меха, складываясь в изящный рисунок. Похожий рисунок, но уже в виде тиснения, шел по ремню на ее талии и вышивкой на двух мешочках, что свисали с пояса. Вестимо – дикарка обладала настоящим талантом к рукоделию.
Золотарев, бесшумно ступая по прибрежной травке, пробрался к ней за спину, двигаясь на небольшом удалении и постепенно нагоняя.
Двигаясь мелким семенящим шагом и понурив голову, девушка добралась до пляжа, встала у самого уреза воды. Чуть помедлила, покачиваясь и всхлипывая, и занесла ногу для шага вперед.
– Бо-ог в по-омощь! – тоном волка из знаменитого мультфильма громко произнес Степан.
Дикарка громко вскрикнула и резко развернулась, выхватив нож – вырезанный из темного дерева, украшенный резными костяными накладками, с лезвием из вклеенных в глубокий паз коричневых кремниевых пластинок. И только тот, кто никогда в жизни не резался о разбитое стекло, мог поверить, что этот клинок был менее опасен, нежели обычный стальной нож.
Посланец небес
Молодой чародей с большим трудом удержался от соблазна создать водяное зеркало и пройти через него прямо к южным лесным окраинам. Ведь ему было мало просто перенестись на юг. Воспитаннику древнего братства хотелось разобраться в реалиях этого мира – а для этого требовалось время и терпение. Кроме того – чем путаннее путешествие, тем больше шансов на новые встречи, любая из которых могла открыть лазейку в какое-нибудь лесное племя. Посему Степан Золотарев предпочел путь кружной, длинный и долгий.
Выйдя к речушке шагов десяти шириной, с темной торфяной водой, воин братства всего за день разделал две прибрежные сосенки на бревнышки по пять метров в длину, связал их ивовой лозой, сделал сверху накат еще из четырех бревен и приготовил две длинные слеги.
Переночевав на отмели, с рассветом Степан и Ласка взошли на плот и оттолкнулись от берега.
– Ты зря так рискуешь, шаман, – в последний раз предупредила дикарка. – Вдоль реки полно славянских селений и городов. Тамошние обитатели обязательно попытаются захватить нас, связать и продать скифам на шахты. А еще по рекам плавают варяги. Они тоже с радостью ловят одиноких зазевавшихся людей. Сказывают, скифы дают большой котел в обмен на крепкого раба. Ради этого любой рискнет напасть даже на вооруженного мужчину!
– Ради медного котелка? – чуть приподнял брови воспитанник братства.
Шаман из рода куницы
В племени лесовиков царил матриархат. Не совсем тот, о котором когда-то давно Степану Золотареву рассказывали в школе – в стиле Зены, королевы амазонок, командующей слабенькими, порабощенными и покорными мужчинами. Реальный матриархат выглядел совершенно иначе. Как ни странно, главными в нем считались как раз мужчины. Именно охотники принимали решение, с кем роду куницы воевать, с кем мириться и когда следует кочевать с одного места на другое. Что до женщин – то они тоже были достоянием мужчин!
Зато самим женщинам принадлежали дома. А также припасы, очаги, крыши и постели, дети – вообще все накопленное за долгую жизнь добро. Принадлежало до такой степени, что хозяйка могла даже выгнать нерадивого мужа! А охотник имел право разве что уйти сам.
Учитывая то, что лесовики из рода куницы никогда ни с кем не воевали, а кочевать в обозримом будущем не предполагалось – быстро становилось понятно, кто именно является в племени «английской королевой» и почему все здешние девушки с такой страстностью рвались замуж. По большому счету, возмужавший юноша имел здесь только одно-единственное право: однажды выбрать, кого именно из соплеменниц он станет кормить всю свою оставшуюся жизнь.
В наследство от Комазева шаманской семье досталось сразу два чума. Один жилой – с большим очагом, с выстеленным шкурами полом, с засыпанным рысьими и барсучьими мехами ложем, с плетеными из бересты коробами, полными чем-то пряным, копченым и сухим, и с корзинами с луком и чесноком. Второй чум, заметно меньший, весь прокопченный и с маленьким кострищем, застеленный лапником и сухой травой – заполняли плетеные обереги, «ловцы снов», украшенные перьями и хвостами мелкого зверья, а также нанесенные на кожи и звериные черепа руны. И вдобавок ко всему сверху болтались пучки старой сухой травы, даже на запах горькой от пропитавшего ее дыма.
Золотарев заглянул сюда с таким же ощущением, с которым программист мог бы заглянуть в пыльный чулан, заставленный арифмометрами, засыпанный счетами и логарифмическими линейками. Сиречь – вещами исправными и когда-то очень полезными. Но теперь такими… жалкими…
