Как обычно, Шеньшун поднялся первым, с восходом солнца. Впрочем, ночные крикуны к этому моменту успели забиться по темным щелям под кровлей обширного дома. Не просто дома — обители могучего властелина, нередко именовавшегося смертными Повелителем Драконов. А чаще — просто Драконом. Истинного имени своего бога смертные, в силу убогости слабого разума, воспроизвести, увы, были не способны.

Ночных крикунов нуару доводилось видеть редко. Мелкие, не больше локтя ростом, лупоглазые и ушастые, они боялись не то что света, но даже предрассветных сумерек и сторонились чужих взглядов, выдавая свое существование только слабыми шорохами в глубоких лазах. Впрочем, стражами они были прекрасными, видя все далеко окрест даже в абсолютной мгле и поднимая тревогу при появлении любого постороннего существа, будь то зверь, нуар или даже незнакомый бог.

Шеньшун знал, что, если крикуны отправились на отдых в тишине, без недовольства и тревоги — значит, опасаться нечего. Однако долг стража богов побуждал его, во избежание неожиданностей, каждое утро собственными глазами осматривать гнездовье повелителя и подступы к нему. Ночные сторожа внимательны и глазасты — но глупы. Могут чего-нибудь и не уразуметь.

Опоясавшись мечом, сотворенным богом из дерева столь прочного, что его не царапал даже камень, нуар легко сбежал по мягким, пружинящим ветвям лестницы на желтый, чуть влажный песок, внимательно осмотрел поверхность широкого залива, образованного излучиной реки, затем пошел вдоль гнездовья, осматривая и его стены, и подступы к ним.

Дом Повелителя Драконов был древним, как сам бог, и огромным, как его жизненный путь. Что ни год, у властителя окрестных земель возникала нужда в новых помещениях для смертных, скота, для рабочих ящеров и драконов, для стражей и гостей. И каждый раз, повинуясь его неодолимой воле, ближние деревья склоняли свои кроны, сплетали сучья и ветки с ветвями старых стен, набирали толщину, заполняя мельчайшие щели, повисали густыми зелеными пологами при входах, распускали густую листву на кровле, жадно впитывая солнечные лучи — и гнездовье становилось больше еще на несколько десятков шагов.

Нуар огляделся. Драконы, оставшись без седоков, уже спешили на четвереньках к текущему под корни Древа ручейку. Чуть дальше, за ухоженным руслом, поднимались скалы, прикрытые тут и там пышными зелеными листьями. Между скалами, накрывая от края до края широкую, в несколько шагов, расселину, густо плелась лоза. Видимо — там скрывался дом ученика бога, берегущего Родильное древо и его слуг.

На самом деле Родильное древо было травой, каким-то ползучим растением с трубчатым стеблем, внутри которого трехлетний ребенок мог бы бегать, поднявшись во весь рост, с огромными листьями, каждый из которых легко укрыл бы от дождя летающего ящера, и с цепкими усиками, без труда выворачивающими огромные валуны в попытках зацепиться на склонах окрестных скал. Это чудесное растение было изобретено совсем недавно, всего несколько столетий назад, Пернатым Змеем — богом с южного континента, имеющим очень редкий мелко-чешуйчатый окрас и испытывающим особый интерес к животным, излучающим тепло. Именно он предположил, что, если звери благополучно живут, питаясь травой, — значит, в ней есть все, необходимое для роста и развития организмов. А коли так — можно добиться того, чтобы питательные соки шли напрямую в живое тело, без промежуточного переваривания. Он же вырастил и первую тыквенную лозу, которая через стебельчатую пуповину вскармливала мышь.

Поначалу среди ученых этот опыт вызвал восхищение мастерством коллеги — и только. Но при попытках повторить опыт у себя на огородах боги быстро заметили, что вырванные из родительской утробы и подсаженные в плоды зародыши оказались куда более чувствительными к воздействию их воли. Более того — внутри наполненных питательных соком плодов удавалось соединять в единое целое зачатки самых разных зверей, обычно к скрещиванию не способных. И опыты посыпались один за другим непрерывным потоком. Боги увлеченно смешивали рыб с птицами, животных с растениями, ящеров с улитками, а насекомых с китами. В большинстве случаев рожденные уродцы оказались тварями нежизнеспособными, хотя в отдельных лесах и землях надолго поселились медлительные животины с водорослями вместо шерсти, змеи с ногами или ежи с утиными носами и бобровыми хвостами. Но зато — за пару столетий властители Земли досконально научились пользоваться открывшимися возможностями и теперь создавали действительно нужных и полезных слуг. Разумеется, это были те ученые, которые сумели вырастить и сохранить Родильное древо — что оказалось совсем не просто и в южных тропиках, и в холодных северных угодьях.

Повелитель Драконов оказался, как всегда, на высоте. Он смог напоить Древо, досуха высасывающее за день ручей среднего размера, сумел доставить достаточно пищи его корням, сумел найти ему солнечное, но безветренное место, смог спасти цветки от дождей, а листву — от солнечных ожогов. Зато теперь Древо рождало ему и сильных, здоровых нуаров, и могучих спинозубов, и рослых горбачей, помогало создавать новых существ, подчиняя слабые зародыши воле мудрого ученого.

Родильное древо стелилось по обширной долине от края и до края, меж выстроившимися полукругом холмами, раскидывало стебли и листву среди серых скал, местами забрасывая молодые почки на самые их вершины. Чтобы обойти его по кругу, понадобилось бы не меньше, чем полдня, а чтобы заглянуть в каждый из плодов — несколько дней. Но… Но найти в них кленовое семя было невозможно, и помочь Шеньшуну в его стараниях это величайшее достижение разума, увы, ничем не могло.

Нуар был могуч и красив: чисто бритый, без волос, бороды и усов, гладкостью кожи он был подобен богам, на голову превосходил ростом самого высокого из рабов и казался вдвое шире в плечах любого из смертных. Его куртка и штаны так плотно прилегали к телу, что повторяли каждый бугорок мышц, на поясе уверенно покачивались знаком недостижимого для смертных величия меч и поясная сумка.

— Ты! — указал он пальцем на молодого раба, торопливо работающего ложкой возле котла. — Иди за мной.

— Я? — с надеждой на ошибку переспросил Сахун, зачерпывая еще густого мясного варева. В котле оставалось не меньше трети еды, и отрываться от него рабу очень не хотелось.

Однако страж богов молча повернулся и зашагал от гнездовой расселины в сторону ручья. Едва не заскулив от обиды, Сахун спешно кинул в рот еще кусочек мяса и потрусил следом, перепрыгивая камни, ныряя под листья Родильного древа и переваливаясь через его стебли. Уже нагоняя нуара, он облизал ложку и запихнул ее за пазуху.

Да, именно так — у молодого раба уже была одежда! Пусть не такая красивая и удобная, как у нуара, но сапоги и тунику Сахун себе сшил. На первый раз получилось, конечно, немного коряво — но у большинства смертных главного гнездовья не имелось даже таких. Уже много лет назад Повелитель Драконов распорядился, чтобы забойщики отдавали шкуры всех пущенных на еду животных своим двуногим слугам — но людей под его властью обитало несчитанно, а мясо требовалось на кухне всего раз в день. Сахун частенько мечтал, как было бы здорово пройтись по берегу родного залива, вызывая зависть сверстников, недовольство взрослых и восхищение девушек. Но, увы, слуги, отправленные в дальние гнездовья, почти никогда не возвращались в главный дом Повелителя Драконов.

Бедро внезапно обожгло огнем. Невольно вскрикнув от боли и отскочив, Шеньшун обернулся — и напоролся горлом на острый кончик ивовой лозы.

— Говорил, пороть буду за тупость? Говорил, что розгами получишь, коли зевать станешь? — зло поинтересовался Хоттаку. — Вот теперь и получай!

Старший нуар взмахнул прутом, и гибкая лоза обожгла болью плечо юного стража.

— Ты чего?! — отскочил Шеньшун, увернувшись от очередного взмаха, поднырнул под другой, выхватил меч и парировал им третий.

— Уже лучше. В тебе просыпаются искорки разума, давно заплывшие жиром, — хмыкнул Хоттаку и попытался стегнуть Шеньшуна еще раз.

Эти семь дней стали самыми ужасными в жизни Шеньшуна. Пользуясь тем, что повелитель насытился и отдыхает, Хоттаку и еще несколько старших нуаров превратили жизнь юного стража в настоящий кошмар: то его подлавливали в неожиданном месте и избивали палками, то подкрадывались ночью и нападали на сонного, то отвлекали и наносили удары в спину. Очень скоро Шеньшун нервно вздрагивал от каждого шороха, мгновенно поворачиваясь на звук с мечом в руке, непрерывно озирался даже в совсем безопасных, вроде бы, местах, держался настороже, разговаривая со смертными или другими стражами, и даже спал теперь чутко, как рысь на тонкой веточке.

К счастью, долгий отдых бога все же закончился, и нуар, сопровождая властелина, смог наконец-то снова оседлать летающего ящера и покинуть ненавистное главное гнездовье.

Повелитель Драконов был самым счастливым из богов. У него имелось четверо учеников, расселившихся в разных концах угодий. Растущий следил за Родильным древом, Зеленец увлекался выведением новых растений у склонов Пологих гор, а также памятниками и слухачами, которых обитало в его гнездовье больше сотни. Он первым узнавал новости, озвученные другими родами планеты, а его памятники удерживали столько знаний из самых разных областей науки, что сам Повелитель Драконов не гнушался слетать на юг, чтобы задать им возникающие порой вопросы.

Тонкохвост повелевал водами, умело орошая засушливые луговины и заболачивая пустыри, организуя озера и заводи иногда по необходимости, а чаще — просто ради своего удовольствия. Иной раз из чистого баловства он ухитрялся прятать под землю целые реки, чтобы где-нибудь неожиданно поднимать их обратно на поверхность. Именно он использовал для своих работ большинство слуг, собранных Повелителем Драконов, — но и польза от его умения направлять воду в нужное место была огромной.

И, наконец, Желтоушка, приползшая на север всего пять лет тому, еще не определилась в своих интересах, но пока интересовалась возможностями Родильного древа, выращивая для своих опытов новый росток возле небольшого озерца в десяти днях пешего пути на запад от главного гнездовья.