Нельзя сказать, что в нашей литературе, как и литературе мировой, теме Великой Отечественной войны мало уделялось внимания. Ей посвящены горы книг, монографий, статей, очерков, многие из них писались в годину тяжелых испытаний. Еще до окончания боев, когда Берлин оказывал ожесточенное сопротивление и фашистская Германия не была повержена, в армейские штабы и управления войсками поступила директива ЦК ВКП (б) с указанием необходимости обобщить боевой опыт частей и соединений Красной Армии. Работа началась незамедлительно.

В конце 50–х и особенно в 60–80–х годах появилась масса мемуарной литературы, от которой впоследствии ломились книжные полки наших библиотек.

Нашему читателю хорошо известны мемуары советских полководцев и флотоводцев — маршалов, адмиралов, генералов — Г.К. Жукова, П.И. Батова, К.К. Рокоссовского, Н.Н. Воронова, И.С. Конева, А.М. Василевского, К.С. Москаленко, С.Е. Захарова и десятков других. Но даже маршал Жуков, с авторитетом которого считались в СССР и считаются теперь в России и странах СНГ, не мог в силу ряда объективных причин правдиво отразить отдельные исторические моменты Великой Отечественной войны. Уже после ухода из жизни Георгия Константиновича в печати появились дополнительные странички к «Воспоминаниям и размышлениям», опубликованные ближайшими его родственниками.

В том же ключе написана книга маршала бронетанковых войск М.Е. Катукова «На острие главного удара». Михаил Ефимович начал войну полковником, командиром танковой дивизии, закончил генерал—полковником, командующим 1–й гвардейской танковой армией, стал дважды Героем Советского Союза. Кому как не ему знать о массовом героизме советских людей, но тем не менее и в его работе прослеживается все тот же стереотип. Нет смысла спорить по поводу героизма фронтовиков: он проявлялся везде и всюду. Но героизм говорит лишь о характере войны, ее жестокости, но ни в коей мере не раскрывает тайн войны.

Известно, что решающую роль на полях сражений в годы Великой Отечественной войны играла техника: танковые и моторизованные войска, авиация и артиллерия. Выигрывала та сторона, у которой они были лучше, качественнее.

Раннее утро 15 мая 1945 года было тихим и безветренным. Солнце взошло, и его косые лучи касались тополей, в которых утопал пригород Берлина — Целлендорф.

Жизнь в его кварталах начала пробуждаться. Первыми на улицах появились торговцы: через час—другой им предстояло открывать свои торговые заведения — лавочки и магазины.

Война обошла Целлендорф стороной. Здесь не видно привычных воронок от бомб и снарядов, разрушенных зданий и битого кирпича, грудами лежавшего на проезжей части дорог. Союзники не бомбили юго—западную часть Берлина. По предварительному договору Целлендорф должен был входить в английскую зону оккупации. Бомбовым ударам подвергался весь восточный сектор Берлина. Тут уж союзники старались вовсю.

В лесных массивах недалеко от Берлина размещалась 1–я гвардейская танковая бригада 8–го гвардейского механизированного корпуса 1–й гвардейской танковой армии. После капитуляции гитлеровской Германии соединения танковой армии были выведены из Берлина. Уже более недели не стреляли пушки, танки не штурмовали укрепления врага — доты и дзоты, уличные заграждения и баррикады, пехота не ходила в яростные штыковые атаки, автоматчики не «выкуривали» из подвалов «фаустников». И люди, и военная техника отдыхали после напряженных лет войны.

До побудки в военном лагере 1–й гвардейской танковой бригады оставались считаные минуты. У палаток и землянок, оборудованных умельцами из хозяйственного взвода, находились старшины и офицеры. Тут же стоял комбриг полковник Иван Никифорович Бойко, посматривая на часы.

Подмосковные леса красивы в любое время года, даже поздней осенью, когда деревья, сбросив листву, обнаженные, стоят и стынут на холодном ветру. Лесные массивы тянутся вдоль проселочных, шоссейных и железных дорог на десятки километров, привлекая внимание туристов, охотников, грибников, художников—пейзажистов, мечтающих запечатлеть полюбившиеся места на реках Москве, Оке, Клязьме, Истре, Пахре, да мало ли кому что приглянулось.

Казалось, так было всегда. И в этом вас будут уверять старожилы любой подмосковной деревни, только непременно добавят, что этак лет пятьдесят—семьдесят назад здешние леса были побогаче и ягодой, и грибами, и разной дичью. Не поверить этому нельзя: сам не раз хаживал по заповедным местам Подмосковья.

Последний раз привели меня сюда обстоятельства, связанные с творческой деятельностью: предстояло собрать материал для книги о маршале бронетанковых войск Михаиле Ефимовиче Катукове, уроженце села Большое Уварово, что недалеко от Коломны.

Были опасения, что за давностью лет вряд ли удастся что—то разыскать. Ведь человек, о котором предстояло писать, родился почти сто лет назад, а время, как известно, стирает не только людскую память, но и безжалостно распоряжается судьбами людей.

И все же чутье подсказывало, что поиски увенчаются успехом: Катуков — человек не рядовой, как—никак маршал, дважды Герой Советского Союза, а к героям у нас всегда относились с почтением. Чутье меня не обмануло. Удалось найти людей, знавших Михаила Катукова и его семью, родственников — далеких и близких. Они—то и поведали обо всем, что легло в основу первых глав этой книги.

Красная Армия создавалась усиленными темпами. На 1 апреля 1918 года в ее рядах насчитывалось 155 тыс. человек. Ильич выдвинул задачу к весне 1919 года иметь 3 млн. бойцов. И имел их. На 1 ноября 1920 года в рядах Красной Армии было уже 5,5 млн. человек.

В начале действовал добровольный принцип организации армии и классовый подход, 5–й съезд Советов в июле 1918 года установил всеобщую повинность трудящихся в возрасте от 18 до 40 лет. И пошли мобилизации.

Одна из мобилизаций захватила Михаила Катукова (призван Коломенским РВК 11 марта 1919 года), хотя в своих мемуарах написал, что «я, как и многие мои сверстники, попросился добровольцем в Красную Армию».

Мобилизованный Катуков мечтал попасть в Петроград, город своей юности, но был отправлен на юг. Красноармеец Катуков воевал в составе разных частей и соединений, которые часто перебрасывались с одного фронта на другой. На какое—то время судьба забросила его в 33–й полк 4–й стрелковой дивизии. Но тут неожиданно заболел сыпным тифом. Долго валялся в горячечном бреду на больничной койке, а когда подлечился, настоял, чтобы направили в 507–й полк 57–й стрелковой дивизии.

Полк стал родным и близким, там осталось много товарищей, боевых друзей, он был на хорошем счету в дивизии. Запомнился и начдив Николай Худяков, яркая и одаренная личность. Он водил в бой полки на Царицынском фронте, на Дону и Днепре, о нем слагали легенды.

Первые пятилетки… О них всегда красочно и звучно писали. Пятилетки — это гигантские стройки по всей стране — на Урале и в Сибири, на Кавказе и в Средней Азии, в центральных районах и на Украине. Рапорты о досрочном выполнении и перевыполнении. На самом же деле все было весьма скромно, если отбросить идеологическую мишуру. Да, запущенные предприятия выпускали металл, станки, машины, что давало возможность в какой—то мере произвести техническое переоснащение промышленности и укрепить обороноспособность страны. 15 июля 1929 года ЦК ВКП (б) принял постановление «О состоянии обороны СССР», которым обязывал РВС СССР и Народный комиссариат по военным и морским делам «наряду с модернизацией существующего вооружения добиться в течение ближайших двух лет получения опытных образцов, а затем и внедрения их в армию, современных типов артиллерии, всех современных типов танков, бронемашин…»

[2]

27–я Омская стрелковая дивизия все еще стояла у западных границ. Как и все кадровые дивизии, она перевооружалась, ее огневая мощь значительно возросла. Изменился и командный состав. Бывшие взводные командовали теперь ротами и батальонами, а батальонные командиры стояли во главе полков. Поднялся по служебной лестнице и М.Е. Катуков. Он стал начальником штаба 80–го стрелкового полка. Работа начштаба, как известно, хлопотная, но она давала возможность вникать в оперативно—тактические, боевые и хозяйственные вопросы, позволяла чувствовать пульс всех подразделений.

В апреле 1932 года полк был переброшен из Витебска в Борисов. Пришлось в спешном порядке обживать новые места, оборудовать казармы для красноармейцев, строить жилье для командного состава. А тут новый приказ: 80–й стрелковый полк переформировать в 5–ю легкотанковую бригаду. Переформировать — это значит получить технику, танки, переучить красноармейцев, совершенно по—новому вести все хозяйство части. Эта работа легла на Катукова, исполнявшего тогда обязанности командира полка.

Он с нетерпением ждал поступления первой партии танков: из Москвы, из бронетанкового управления, уже пришла разнарядка. Заканчивалось лето. Наконец в августе 1932 года прибыли первые машины. Это были легкие танки Т–26 и БТ. На них смотрели как на чудо, с любовью и надеждой. Предстояло не только научиться ими управлять, но и вести бой в любых условиях.

Осенью прибыл командир бригады Альфред Матисович Тылтынь, латыш по национальности, человек незаурядных способностей, много лет проработавший на автомобильных заводах за рубежом, прекрасно знавший военную технику. Тот, кому довелось потом соприкасаться с комбригом, называл его не иначе как «профессор».