Анелька — красивая девочка, и притом не сирота я не нищая. У нее есть все, что нужно для счастья — родители, ученая гувернантка, собственный песик, — и живет она в деревне.

А деревня, особенно в летнюю пору, — самое подходящее место для детей. Живут они там на воле, здоровые, и развлечений у них куда больше, чем в городе.

На пространстве в несколько сот моргов их окружает великое разнообразие картин, наполняющих юные души светлыми и мирными впечатлениями. За городом небо — не полоска между домами, а бескрайний свод, который раскинут милосердным богом над миром и опирается на колышущиеся поля. Здесь душистые луга, прозрачные и холодные ручьи, в которых плавают стаи рыбок. Ветер, как неутомимая нянька, баюкает светло-зеленые нивы, тихо напевая и забавляя их пунцовыми маками и синими васильками.

Среди полей вьется тропка, по ней неторопливо идет ребенок в холщовой рубахе и несет отцу в горшках еще теплый обед. Вдали — проселочная дорога, где песок, истомившись от долгого лежания, время от времени вздымается клубами и принимает вид путника, чтобы обмануть людей, работающих в поле. Еще дальше тянутся поля картофеля, там дремлет пугливый заяц. На серых перелогах, поводя ушами, мирно пасется скот, а совсем далеко, на горе, стоят леса, с виду темные, суровые, а в глубине полные веселого шума.

Кто вкушал бумажные плоды с древа познания добра, зла и скуки, тот не забыл еще, быть может, о просвещенном занятии, которое в просторечии называется «отвечать урок».

Без особого усилия вспомните вы тревожные минуты, когда отвечающий перед вами бубнит себе под нос или тараторит без передышки выученный урок. Вам памятно смятение охватывавшее вас целиком, — от пыльных подметок до напомаженных волос, и лихорадочное ожидание своей очереди, и назойливо теснящиеся в голове предположения: «А может, не вызовет? Может, скоро звонок? А вдруг учителя позовут к инспектору? Или какое-нибудь чудо случится?..»

Тем временем ваш вспотевший предшественник, досказав последние слова урока, садился на свое место, не спуская глаз с руки учителя, которая выводила в журнале против его фамилии пятерку, тройку или единицу. Потом вы ощущали внутри себя глубокую тишину, в которую, подобно камню, с грохотом ударяющему в стекло, вдруг врывался голос учителя, произносившего вашу фамилию.

С этой минуты вы переставали чувствовать, видеть и думать, вас увлекал стремительный поток слов, который выплывал откуда-то из гортани, приводил в движение язык, наталкивался на зубы и, всколыхнув воздух и мыслительные органы скучающего учителя, кристаллизовался, наконец, в «кондуите», выливаясь в форму более или менее плачевной отметки.