Михаил Пухов
Точки для прямой
1.
Кресло под Рыбкиным качнулось; руки вцепились в подлокотники. Пейзаж за спиной Васильева дернулся и повис криво. И висячие светильники покачивались, как маятники, только медленнее.
— Вы у нас впервые? — хладнокровно произнес Васильев. — Не бойтесь, ничего страшного не произошло. Луна сейсмически мертва. Значит, рядом упал метеорит. Но... Извините. Дежурный по Системе, — сказал он другим тоном, включая приемник.
Из глубины кресла Рыбкин смотрел, как Васильев, приставив к уху наушник, слушает донесение. «Ничего страшного»… Рыбкин-то действительно испугался. Кресло под собой тут и так почти не ощущаешь, а при толчке его из-под Рыбкина будто выдернули, от этого и испуг. Здорово, когда можешь все объяснить. Да, виновата гравитация.
Они сидели в центральном зале Лунного метеоритного поста. Светильники, ковры; стены увешаны картинами, теперь покосившимися. Наверняка подлинники. Особенно эта вещь за спиной Васильева: метеоритный дождь в тысяча каком-то году. Падающие звезды, испуганные лица, шпили церквей... Средневековье. Удивительно — еще полвека назад думали, что в лунных домах будет тесно, как в колодцах.
Рыбкин не видел, что происходит на экране гиперсвязи. Текст донесения поступал только в наушники Васильева, но все было понятно, потому что он слушал не молча.
2.
Зал обработки информации располагался рядом по коридору. Если в центральном зале было нежарко, то здесь — почти холодно. Машина — не человек, тепло ей противопоказано. Два оператора в цветных куртках играли в шахматы перед огромным дисплеем. Телетайпы безмолвствовали.
— Привет, ребята, — сказал Васильев. — Хорошо проводите рабочее время.
Игроки вскочили, остановив часы. Васильев, следом Рыбкин приблизились. Рыбкин поздоровался с обоими за руку.
— Рыбкин. Александр Петрович.
— Губенко, Саша.
3.
Разбег был коротким, но чувствительным. Перегрузки — большие даже по земным меркам. Место пилота занимал Васильев, Рыбкин сидел рядом. Лунолет ничем не напоминал аэроплан, хотя выполнял сходные функции. Даже шасси у него не было. Магнитный монорельс разогнал его до нужной скорости, под четыре тысячи километров в час. При разгоне молчал даже двигатель аппарата — единственное, что у него осталось от самолета.
Траектория уводила лунолет вдаль. Надземные постройки города провалились за горизонт, и внизу, под прозрачным днищем, простиралась пустыня, не тронутая деятельностью человека. Сплошные кратеры разных калибров. Парадокс Луны — с какого расстояния на нее ни смотри, она выглядит одинаково.
Рыбкин пошевелился, устраиваясь удобнее. В тесной кабине даже легкий скафандр казался громоздким, как рыцарские доспехи. Ощущение восхитительное. Невесомость, безмолвие, высота небольшая, и вот-вот во что-нибудь врежешься.
— Нет, это невероятно, — сказал Васильев. — Пусть радиотелескоп падает на Луну. Пусть он движется так быстро, что выходит из скоростного диапазона локаторов. Я не говорю о причинах всего этого. Но несоответствие моментов! Почему сначала взрыв на Луне, а телескоп исчезает только потом?..
— Это вообще не гипотеза, — сказал Рыбкин. Вас подталкивает к ней одно: тело, упавшее на Луну, весило около тысячи тонн, и телескоп столько же. Но это не совпадение, а недоразумение. Откуда известна масса упавшего объекта?
4.
— Полагается вдвоем, — сказал селенолог. — Но поместимся. У вас такая легкомысленная одежда...
Когда открылся внутренний люк, они прошли в палатку и сняли скафандры. Селенолог — его звали Черешин — оказался неожиданно миниатюрным. Не верилось, что это он только что занимал больше всех места. Рыбкин и то был крупнее, не говоря о Васильеве.
— Устал как собака, — признался Черешни. — Шесть часов в этой шкуре, без перерыва. Но интересно.
— Я, вы знаете, тоже устал, — сообщил Васильев. — Не вахта — кошмар. Третье ЧП за час.
— Но наше наверняка первое, — сказал Черешин. — Чрезвычайное не бывает. Неизвестно даже, кого позвать, чтобы разобрались. Ядерный взрыв, но без цепной реакции. Да. Потом вам дадут скафандры, и вы сами посмотрите на воронку.