Бывают такие сны, от которых не хочется просыпаться. Они бывают от хороших фильмов на ночь, от теплых бесед в Интернете или если выпить перед сном теплого молока с медом. Но после дремучих разговоров «по душам» и «за жизнь» в прокуренной кухне такие сны — большая редкость. Похоже, мой ангел сжалился надо мной. Или подшутил. Мне приснилось, что я трезвый и голый, в бане, на даче, и рядом на полке лежит девушка с русыми рассыпчатыми волосами, которые она легким движением откидывает, чтобы открыть мне свои лопатки и шею. Я как-то привык, что тела в бане, при тусклом освещении, приобретают восковой оттенок, и очень удивляюсь, что кожа девушки выглядит очень живой и даже яркой. Ее тело равномерно покрыто мелкими капельками пота, и это так прекрасно, что я начинаю гладить ее спину, ягодицы, бедра, плечи, и капли растекаются ручейками. Когда глажу ее спину и провожу ладонями по ребрам, я чувствую, как от дыхания поднимается и опускается ее грудь. В бане нестерпимо жарко. Я беру два крупных веника, березовый и дубовый, опускаю их в таз с водой и, едва касаясь тела девушки, обжигающе холодной поземкой прохожусь по нему, веники нежно шелестят и очень быстро нагреваются. Я слегка добавляю силы, и поземка переходит в шлепки, но я как бы смазываю шлепок, отчего некоторые листики прилипают к светлой коже. Я ускоряю работу — удары ложатся беспорядочно и так быстро, что листья просто не успевают прилипнуть. Я снова остужаю веники в воде и повторяю «поземку». Девушка переворачивается на спину и закрывает лицо скрещенными руками. Я хочу посмотреть ей в глаза, но вижу только губы и миленький подбородок. Зато очень подробно могу рассмотреть подмышки, грудь, живот и ниже. Все это сказочно красиво, и я замираю, очарованный. Ей смешно, что я так застыл с этими вениками, она видит меня сквозь неплотно сомкнутые пальцы. Я в очередной раз погружаю веники в таз с холодной водой и повторяю «экзекуцию», осторожно обходя грудь. В конце концов девушка устает от жары, поднимается с полка и выбегает во двор. Меня как молнией поражает мысль, что там ведь снег, сугробы — и что мы здесь делаем, в этой неистовой жаре, когда там так хорошо! Я бегу за ней, но в предбаннике раздается телефонный звонок, и, еще слыша со двора ее заливистый смех, я с грустью понимаю, что звонок этот раздался в реальности, что мне не видать этого снега и что надо проснуться и взять трубку.

Я нашариваю сотовый, подношу к уху. Хриплый мужской голос требует, чтобы я срочно перезвонил комбату. Я кивнул и отключился. Так началось утро 25 декабря. Некоторое время я лежал и думал, что разве можно, разве допустимо вот так звонить человеку в субботу, до двенадцати. Может, человек видит приятный, очень целостный сон, который уж точно никогда не повторится. Я закрыл глаза и попытался нащупать путь обратно в сон, но все люки подсознания были задраены, и ничего не оставалось, как просто проснуться и идти умываться. Отыскивая ногами тапочки и собирая разбежавшиеся мысли, я вдруг вспомнил, что не знаю никакого комбата.

Это опять ошиблись номером. Надо же! В который уже раз?

Эти ошибки начались приблизительно месяц назад. Я получил СМСку: «БОЙЦА ПОКОЦАЛИ». Потом по ночам меня стали вызывать: «Подъедь разобраться». Я отвечал, что скоро буду, и ложился спать. Однажды меня спросили: «Рыжую или Наташку?», я сказал: «Давай-ка уж лучше рыжую». А как-то позвонили и доложили, что все уже ждут, и я ответил, чтобы без меня не начинали. В конце концов я отверг пару невнятных просьб, на кого-то наорал, кого-то послал… И вот теперь меня вызывали к комбату. У меня было ощущение, что я нахожусь под шахом. С этими приятными чувствами я пошел умываться.

В последние предпраздничные дни генеральный директор пригласил меня в «каминную» и в честь приближающихся праздников предложил выпить коньяка. Мы выпили, поговорили о делах, он передал нам доверенности на ведение этих самых дел, похлопал меня по плечу, сказал какой-то комплимент из курса Карнеги и преспокойно улетел загорать на пляжи южного Китая. А я остался сидеть с кипой бумаг перед камином, утопая по щиколотку в мохнатом ковре и по уши в проблемах фирмы. В камине трещали березовые поленья. Разбирая бумаги, я вдруг испугался, что моя поездка в Хабаровск может «накрыться медным тазом».

Но, видимо, мой ангел решил не сдаваться без боя. Все чиновники, развешивающие в своих обшарпанных кабинетах гирлянды, светились новым счастьем и подписывали документы не глядя, женщины, улыбаясь, принимали конфеты, мужчины коньяк. Наши партнеры в лице таких же подневольных, чьи директора разъехались по берегам Мирового океана, наскоро перезаключали договора на следующий год, контейнеры, как ни странно, пришли вовремя, и мы без помех переслали их в Сибирь, деньги из Сибири от новых партнеров пришли как по расписанию. В общем, все шло как нельзя лучше. Среди странностей тех последних дней было и то, что даже факсы проходили без помех. В конце концов, 25 декабря я с легким сердцем купил билет на автобус в бизнес-классе до Хабаровска на 30-е число. Толстая кассирша, в серой мохеровой шали, с распухшими от серебряных колец пальцами и взглядом кита-убийцы, сквозь кашель пожелала мне счастливого пути. Я не верю в сглазы, но что-то мне подсказывает, что именно тот взгляд испортил для меня последние дни старого года.

В ночь с 25 на 26 декабря разыгралась метель, я простудился и, дабы не усугублять положение, прямиком, даже не предупредив о своем приходе, отправился к Ане, чтобы она сделала мне пару уколов одного замечательного лекарства, которое, судя по тому, что было написано в аннотации, могло вытащить чуть ли не из могилы. По дороге я купил бутылку белого сухого вина.

Анна жила всего в получасе ходьбы, но в такую метель мне казалось, что я иду целую вечность. Несмотря на светлое время суток, проезжую часть от тротуара можно было отличить только по тусклому свету автомобильных фар. Войдя в подъезд, я пару минут восстанавливал дыхание, размораживал ледяные колтуны на ресницах, отряхивал сухой снег и согревал руки. Однако мой поход стоил всего этого. Поднявшись к Ане, я стал свидетелем поистине женского понимания ситуации. Во-первых, она отругала меня за то, что я вообще вылез из дома, во-вторых, набрав ванну горячей воды, как говорится, «тоном, не терпящим возражений», потребовала, чтобы я пролежал в ней не менее двадцати минут, забрала мою одежду и повесила на батарею, дала мне свою пижаму и розовый свитер. Я покорился. Пока я отмокал в маленькой ванне, развлекаясь разглядыванием висевшего на бельевых веревках ее нижнего белья, я чувствовал запах свежесваренного кофе и думал, что, возможно, пора закончить свое холостяцкое существование и что, наверное, сегодняшняя метель — это добрый знак. «А вот приеду из Хабаровска и сделаю ей предложение. Почему бы нет? Сейчас, наверное, еще рано, тут торопиться не надо».