Сильный порывистый ветер трепал подол длинной шерстяной юбки, которая, прилипая к ногам, обрисовывала стройные формы. Но Кристина не замечала этого. Прикрыв рукой глаза от зимнего солнца и придерживая шляпу, она пристально вглядывалась в бурное море.

Как и все, собравшиеся на утесе, она смотрела на паруса, белевшие у линии горизонта. При этом Кристине казалось, что она ощущает под ногами деревянную палубу, соленый морской ветер треплет ее длинные волосы, а прекрасный корабль уносит ее к далеким, неведомым берегам. Погруженная в мечты, девушка забыла о происходящем. Между тем окружавших ее людей занимало совсем другое.

– Взгляните-ка туда! – взволнованно воскликнул паренек в рваных штанах, протискиваясь вперед. – Это же корабль янки! Видите эти цвета на флаге!

Пока остальные напряженно вглядывались вдаль, пытаясь разглядеть то, на что указывал мальчик, Кристина увидела трепещущий на ветру красно-бело-голубой флаг.

Корабль спокойно удалялся от враждебных берегов, гордый и независимый. Британцы не так уж редко заходили в американские воды, но только самые дерзкие янки осмеливались в 1781 году курсировать близ берегов Англии.

Кристина, едва переводя дыхание, прижала руку к боку. Боль усилилась после первого глубокого вдоха, но слегка отпустила после следующего. Девушка не предполагала, что лестничный марш и коридор такие длинные. На этот раз ей удалось ускользнуть.

Она проклинала похотливого старикашку, прячась за тяжелыми портьерами окна на втором этаже. С первого же дня дворецкий ясно дал понять Кристине, чего он хочет от нее, но до сих пор девушке удавалось разгадывать его хитроумные уловки и ускользать из расставленных им сетей. Это превратилось в унизительную игру, наводившую на нее ужас, но отчаяние и врожденное упорство заставляли Кристину отстаивать свое достоинство. Только эта работа позволяла девушке спасти мать от голодной смерти, поэтому было необходимо, во что бы то ни стало сохранить ее. Однако в такие минуты, как эта, смерть казалась Кристине самым легким выходом из создавшейся ситуации.

Усталая девушка прижалась к подоконнику. Уже несколько месяцев она недоедала, а, проявляя при этом расторопность, которую требовали от слуг, окончательно теряла силы. Ночи напролет Кристина не смыкала глаз, думая о том, как ускользнуть от похотливого дворецкого, и от этого пришла в такое нервное состояние, что сегодня очертя голову бросилась по лестнице на запретный второй этаж.

Девушка не знала, действительно ли сам хозяин запретил слугам подниматься наверх или это было очередной уловкой коварного дворецкого, желавшего держать ее поближе к себе. Впрочем, теперь это не имело никакого значения. Услышав, что шаркающие шаги старика приближаются к комнате, где она наводила порядок, Кристина пулей выскочила в коридор, а затем понеслась вверх по лестнице. Девушка хотела переждать в этом безопасном месте, пока дворецкий разыскивает ее в комнатах нижнего этажа. Тихо стоя за портьерой, Кристина прислушалась, но не услышала ни гневных криков, ни бессвязной речи. Возможно, безумный лорд спал или впал в пьяное оцепенение. Так или иначе, он не заметил, что она здесь.

Медленные шаги на лестнице испугали Кристину. Она скорее убила бы старого мерзавца, чем позволила бы ему прикоснуться к себе. Пусть лучше ее вздернут на виселице, но она не станет терпеть грязных домогательств полоумного старика. Эти мысли ужаснули девушку, и она, выйдя из своего убежища, потянула на себя тяжелую дверь и прошмыгнула в нее.

Проснувшись, Кристина обнаружила, что лежит на кровати одна, укрытая теплым мягким одеялом. Комната утопала во мраке. В первое мгновение девушка ничего не понимала, но нежную кожу саднило от колкой щетины, а внизу живота была ноющая боль, и это сразу напомнило Кристине о перенесенном унижении.

Девушка вспыхнула от стыда. Ее приняли за потаскуху, что само по себе постыдно, но она и вела себя так!.. Кристина осознала, что пала очень низко. Она до сих пор ощущала прикосновение его рук к своему обнаженному телу. Мужской запах все еще витал в комнате, рассеивая последние сомнения в реальности кошмара.

Девушку охватила паника. Что она натворила? Кем стала? Умалишенный лорд надругался над ней и бросил, как наскучившую игрушку. Он вернется, когда вновь пожелает удовлетворить свою похоть и насладиться ее телом. Видимо, лорд уверен в том, что сделал ее своей любовницей, раз оставил в покоях без присмотра. Наверное, полагает, что она не сможет противостоять удовольствиям и соблазнам.

Эта мысль мгновенно заставила Кристину опомниться. Она должна бежать. Боже, который час? Сколько же времени она провела в его покоях? Мама, должно быть, обезумела от ужаса. Необходимо немедленно вернуться домой.

Кристина расплакалась, вспомнив о доме. Девушке так не хватало сильных отцовских рук, заботы и любви, мудрых советов, которые наверняка помогли бы ей выбраться из трясины. Кристина отчаянно нуждалась в опеке и вместе с тем благодарила Бога за то, что отца уже нет, и он не видит ее ужасного падения. Бедный отец, он все равно не смог бы отомстить лорду. Теперь остается рассчитывать только на себя.

Задняя дверь дома была, как обычно, открыта, и Кристина вздохнула с облегчением, оказавшись в родных стенах. Слуги давно уже нашли работу в другом месте, но миссис Фраймире, соседка, частенько заходила, чтобы поддержать в камине огонь и присмотреть за миссис Мактавиш, когда Кристины не было дома. От очага исходило приятное тепло. Девушка потрогала воду в стоявшем на нем котле.

К счастью, она оказалась горячей. Не теряя времени, Кристина вытащила старое деревянное корыто и вылила в него воду из котла. Вновь наполнив котел, она поставила его на очаг. Разбавив кипяток ковшом холодной воды, девушка сбросила с себя мокрую одежду и погрузилась в блаженное тепло. Решив, что не пойдет к матери, пока не смоет запах презренного янки, она намылилась.

Однако ни вода, ни лавандовое мыло так и не смыли воспоминания о том, что янки обладал ею. Его страстные темные глаза преследовали Кристину, и при мысли о нем у нее сразу набухли соски. Он находил в этом какую-то особую прелесть. Прежде Кристина не подозревала о том, что ее тело столь привлекательно для мужчин. Она же до сих пор ощущала его прикосновения и живо помнила о доставляемых ими удовольствиях. Внезапно Кристина подумала о разбойнике, о его теплых, ласковых объятиях, однако и эти мысли отнюдь не способствовали восстановлению душевного равновесия.

Девушка поспешно вытерлась полотенцем и накинула халат. Жизнь отодвинула страшные ночные события на второй план. Первым делом следовало увидеть и успокоить мать. Бедная женщина, наверное, уже сходила с ума от волнения.

Когда дверь в комнату отворилась, Элеонор Мактавиш посмотрела на дочь и безмятежно улыбнулась:

Кристина смотрела на унылые, бесплодные поля, бесконечно тянувшиеся за окном кареты. На опустошенной ветром земле не росло ни единого деревца. Их давно вырубили нищие крестьяне, чтобы залатать убогие лачуги, рассыпанные по всей провинции. У покосившихся, полуразрушенных хибар, словно не замечая ледяного ветра, играли изможденные кривоногие дети в грязных лохмотьях.

Кристина содрогнулась, увидев это душераздирающее зрелище, но не задернула занавеску. Возможно, через несколько лет она сама станет изнуренной непосильной работой матерью с выводком голодных внебрачных детей. А что, если уже теперь она носит под сердцем такое дитя? Ее пальцы лихорадочно сжались в поношенной меховой муфте. Кристина уже поняла, что бедность делает многое недоступным.

Она взглянула на дремавшую мать. Горе, а не бедность посеребрило ее волосы, избороздило морщинами лицо, сломило и без того слабый дух. Безоглядная любовь к мужу была одним из проявлений слабости Элеонор. Этот урок Кристина крепко усвоила.

Вздохнув, девушка обратила печальный взор к окну. К счастью, лорд избавил ее от необходимости путешествовать с ним в одной карете. Его намерение отправиться вперед верхом на лошади несколько удивило ее, однако удивление быстро сменилось чувством облегчения. Сидеть с ним в тесном пространстве кареты было бы невыносимо для Кристины. Однако ей и так не удалось обрести спокойствие. Мозг девушки лихорадочно работал, а руки нервно подергивались. Боже, что она делает в этой карете?

Кристина отчетливо сознавала, что не может находиться даже в одной комнате с этим мужчиной. Его присутствие заставляло ее совершать неразумные поступки. Ненавидя самодовольное выражение лица лорда, девушка постоянно испытывала желание закричать на этого человека, запустить в него каким-нибудь увесистым предметом. Никогда в жизни у нее не возникало таких диких мыслей и необузданных желаний. Кристину неотступно терзала мысль о том, как она выдержит две недели под одной крышей с этим чудовищем.

Лорна поправила накидку, сползшую с хрупких плеч Кристины, но июльское солнце сильно припекало, и девушка снова сбросила ее.

Вцепившись в поручни корабля, Кристина выискивала на пристани знакомые фигуры. Она сразу увидела Джереми, а потом, чуть поодаль от него, дядю и Бена Томаса. Сердце Кристины болезненно сжалось. Эти люди поддерживали ее в самые трудные минуты жизни. Она помахала им рукой.

Думая только о ребенке, которого носила под сердцем, Кристина старалась бороться с унынием, охватывавшим ее всякий раз, когда что-то напоминало ей о Дамиане. Если бы она могла думать о будущем, это немного смягчило бы боль утраты, но пока слишком многое напоминало ей о возлюбленном.

Три дорогих Кристине человека, стоявшие на причале, были неотъемлемой частью прошлого. Она снова помахала им рукой. Ветер надул паруса, и корабль начал удаляться от берега.

Кристина больше никого не искала в толпе, но если бы пригляделась, заметила бы, что еще одни знакомые глаза злобно следят за отплывающим кораблем, который уносит светловолосую девушку. Тот, кому принадлежали эти глаза, резко обратился к своему спутнику, тоже знакомому Кристине:

Она еще не вполне окрепла, когда Роберт Дрейтон предложил показать ей свой печатный станок, тщательно скрываемый от посторонних глаз. Кристина с радостью согласилась. Она проводила почти все время в комнате, не зная, чем заняться, и маялась от безделья. Печатный станок очень заинтересовал ее, как, впрочем, и обаятельный спутник.

Девушка сразу поняла, что предложение Роберта связано с усиленной работой, но охотно углубилась в новое для нее печатное дело. Поскольку Кристина владела пером, это обеспечило возможность плодотворного сотрудничества. Заказанные Роберту заметки вскоре приобрели самобытный стиль. Молодой человек широко улыбнулся, прочитав работу Кристины.

– Черт, если бы вы всегда были рядом, я бы создал свою газету. Мы переплюнули бы любое печатное издание Бостона и Филадельфии! Таким произведением можно гордиться. С каких это пор леди научились так великолепно писать статьи? – Он бросил лукавый взгляд на перепачканное чернилами обворожительное лицо Кристины.

Она скромно потупилась.

– Помнится, Дамиан рассказывал мне, будто в вашей Декларации независимости говорится о том, что все люди сотворены свободными и равными. Разве это не распространяется на женщин?

– Вы поможете мне сесть на корабль, Роберт? Я хочу вернуться в Англию. Ваша матушка настаивает на том, чтобы я осталась, но это невозможно.

Кристина сидела на высоком табурете в заброшенном доме, где Роберт прятал свой печатный станок, и наблюдала за тем, как молодой человек просматривает свою статью. От жары его очки съехали с переносицы. Утром она видела, как Роберт вырубил под ее окном все виноградные лозы. Он улизнул из дома до того, как Кристина оделась, поэтому она не успела поговорить с ним.

Подняв глаза на золотоволосую богиню, озарявшую своим присутствием убогую хибару, Роберт нахмурился.

– Вижу, между вами и Дамианом происходит нечто странное, но будь я проклят, если хоть что-нибудь понимаю. Пока вы не дадите мне разъяснений, я не могу принять чью-либо сторону.

Роберт сразу понял, почему мать попросила его срубить виноградные лозы под окном Кристины. В детстве они с Дамианом часто пользовались ими, сбегая ночью из дома. Роберту и в голову не приходило, насколько доступна комната Кристины, пока не вернулся брат.

Девушка вздрогнула, услышав в каюте шаги. Открыв глаза, она увидела, что Дамиан сидит на постели, снимает башмаки и пристально смотрит на нее.

– Вы предпочли спать в кресле, – сухо заметил он.

– Меня это вполне устраивает. – Кристина натянула на себя одеяло. Зная, что от Дамиана можно ожидать чего угодно, она не сняла нижнюю сорочку. Однако на этот раз янки вел себя на редкость смирно.

– Так чей это ребенок, Кристина? – холодно осведомился он.

– Я не намерена отвечать на этот вопрос, но хотела бы знать: как вам удалось спастись?

Корабль медленно удалялся от берега. Что это было за место, Кристина не знала. Приступы тошноты повторялись теперь лишь по утрам, но это не утешало ее. Каждый день, прогуливаясь по палубе, она напряженно всматривалась в горизонт в надежде увидеть паруса возвращающегося бота и каждую ночь оставалась наедине со своими горестными мыслями.

Команда Дамиана заботилась о ней, однако никто из мужчин не сказал ей более двух-трех слов за раз, да и у Кристины не было желания заводить дружбу с мрачными матросами. Девушка догадывалась, что они тоже считают ее английской шпионкой, а потому и ненавидят. Неужели эта страна не проявит к ней милосердия?

Этот вопрос и многие другие терзали Кристину каждую ночь, когда она ложилась на большую кровать Дамиана. Она прибыла в Америку с желанием начать новую жизнь и устроить ее по своему усмотрению. Продав дом и товары, купленные на вырученные деньги, Кристина могла бы завести свое дело. Она хотела сама зарабатывать на жизнь и оставить средства Дамиана в наследство ребенку. Отправляясь в далекую страну, Кристина мечтала, что малыш вырастет в окружении родственников отца. Неужели ей придется отказаться от своих планов из-за Дамиана?

Мысль о возвращении в Корнуолл приводила Кристину в ужас. Там она оказалась бы в полной зависимости от дяди и стала бы объектом для насмешек. Такая участь пугала ее. Кристину очень привлекало намерение Роберта заняться печатным делом и учредить собственную газету. Будет ли у нее такая возможность в Англии?

Конечно, нет. Дядя захочет, чтобы она вышла замуж. Многие, прельстившись его богатством, будут претендовать на ее руку. Тогда Кристине останется лишь принять предложение Джереми и смириться с участью жены, отвергнутой высшим светом. Когда-то это устроило бы ее, но только не теперь.