Прежде всего позвольте представить вам Такэхико Сёдзи. Двадцать пять лет, не женат. Отец — один из основателей фирмы «Мияко-мару», располагающей сетью антикварных магазинов, в том числе и на Гиндзе. В прошлом году Такэхико закончил гуманитарный факультет университета. Ни в отцовскую, ни в какую другую фирму работать не пошел. Дни напролет проводил за книгами. Читал много всякой литературы, но более всего его увлекали детективные романы.

По службе отец часто бывал в доме бывшего маркиза Огавары. (Бывшего, поскольку дворянские титулы были отменены. Но господин Огавара пользовался настолько высокой репутацией, что в глазах многих оставался маркизом; так и мы будем называть его в нашем повествовании.) Тот как раз в это время искал молодого человека в личные секретари. Сёдзи-старший предложил сыну попробовать себя на этой работе. Недолго раздумывая, Такэхико решился.

А теперь следует познакомить читателя с другим героем нашей истории.

Маркиз Ёсиаки Огавара до войны (тогда ему было лет тридцать) активно занимался политикой, был даже избран депутатом палаты пэров японского парламента. После окончания войны от политики полностью отошел, занялся бизнесом. В настоящее время он президент нескольких промышленных фирм, достойная фигура в деловом мире.

В то время как большинство аристократических родов после войны ушли в небытие, род Огавара, восходящий к могущественному феодальному клану, не только сохранился, но значительно укрепил свои позиции благодаря таланту и усилиям Ёсиаки Огавары, а также непревзойденным финансовым способностям старика Гэндзо Куроивы — мажордома, как говорили тогда, или, как сказали бы сейчас, управляющего. Именно Куроиве удалось в десятки раз сократившееся к концу войны имущество рода за несколько лет увеличить в сотни раз.

Примерно через месяц после того, как Такэхико Сёдзи вошел в семью Огавары, произошло первое странное убийство. К тому времени он достаточно хорошо узнал всех живущих и работающих в особняке, познакомился с наиболее частыми гостями, почувствовал общую атмосферу дома.

Собственно семья Огавары состояла всего из двух человек — сам маркиз и его вторая жена; прежняя умерла от болезни, детей не оставила. Заново Огавара женился всего три года назад. И со второй женой детей не нажил. Из родственников никто дом не посещал. Старик Куроива жил отдельно. Его, а также кормилицу, воспитавшую молодую жену, правильнее было бы считать членами семьи, поскольку они были наняты на работу пожизненно. В особняке жили также две горничные, очень юный привратник, шофер с женой, повариха, несколько служанок и сторож.

Молодую госпожу звали Юмико, она была дочерью разорившегося в войну некогда могущественного князя. Вскоре после войны родители, не выдержав лишений, умерли от сердечных болезней, и Юмико осталась вдвоем с братом. Брак с маркизом Огаварой позволил самой Юмико и ее брату вновь зажить приличной жизнью.

Двадцатисемилетняя Юмико была вдвое моложе мужа. Когда Такэхико впервые увидел эту по-настоящему красивую женщину, он почувствовал, как зарделось его лицо. По своим манерам она была далека как от послевоенных сверстниц, так и от чопорных аристократок. Веселая, общительная, она сразу очаровала Такэхико. К своему мужу Юмико относилась с величайшим почтением. И господин Огавара тщательно оберегал ее от житейских невзгод, более того, с упоением исполнял любые ее капризы.

Интерес Огавары к различного рода оптике передался и Юмико. Ей нравилось часами смотреть в простенький телескоп, стоявший на втором этаже особняка, а через мощный бинокль, установленный на штативе на веранде японской части дома, она рассматривала цветы, траву, насекомых, ползающих по внутреннему дворику. Это ее увлечение даже несколько озадачивало Такэхико.

Деловая переписка, совместные с шефом выезды и прочие секретарские дела не оставляли времени для встречи с Акэти, о чем так настойчиво просил Химэда.

Но дело было не только в работе. И не столько в ней. С недавних пор все душевные силы поглощало разгоревшееся в Такэхико огромное чувство к Юмико. Чем более он размышлял о ней, тем загадочнее казалась она ему; временами ему представлялось даже, что она пришелица из иных миров.

Однажды они случайно столкнулись в коридоре. Такэхико показалось, что Юмико обрадовалась встрече.

— Сёдзи-сан, принесите, пожалуйста, на веранду большой бинокль, — ласково улыбнувшись, попросила она.

Сердце юноши сладко затрепетало. Чего только он не сделал бы ради нее! С восторгом выполнит любое ее приказание! Стремглав бросившись в комнату за биноклем, он схватил его и штатив, моментально установил на веранде, а сам встал рядом, пожирая Юмико восхищенными глазами, стараясь уловить малейшие ее жесты, предупредить любое ее желание.

Итак, почти всю праздничную неделю семья Огавара решила провести вдалеке от городской суеты.

Вилла маркиза находилась недалеко от городка Атами, на склоне горы, — в месте спокойном, удивительно красивом. Позади — зеленый ковер склона, впереди внизу — редкие домики, за которыми простирается синее море. Чудный пейзаж дополнял мыс Уоми слева от виллы.

В двухэтажной вилле семь просторных комнат в японском и европейском стиле. Присматривают за виллой и постоянно в ней живут сторож с женой и дочерью. Поскольку сторожиха хорошо готовит, а дочь может заменить горничную, из прислуги никого, кроме шофера, брать не стали. Огавара с супругой и его личный секретарь Сёдзи отправились на виллу поездом, шофер поехал один на машине.

Чтобы не скучать, специально на эти дни пригласили в гости друзей.

В европейской комнате на втором этаже — окна ее выходят на море — были установлены два мощных бинокля, чему не стоит особенно удивляться, так как уважаемый читатель помнит об этой причуде семьи. Кстати, этой страсти поддался и Такэхико. Тем более что окрестности были великолепны. И мощность, прозрачность линз потрясала, — например, видны были не только маячившие вдалеке рыбацкие суда, но и находившиеся на них рыбаки виделись так, будто снуют совсем рядом; повернув бинокль в сторону города, можно было прочесть даже вывески на магазинах и отелях.

Огавара весьма охотно откликнулся на просьбу полиции помочь в расследовании несчастного случая — и потому, что ценил Химэду как своего служащего, и потому, что был очень заинтригован этой таинственной историей.

Наутро после происшествия на вилле Огавары состоялась еще одна беседа с инспектором полиции города Атами.

Безусловным на этот момент было только одно — время происшествия. И звонивший в полицию секретарь Сёдзи, и сам Огавара зафиксировали время падения Химэды — приблизительно 17.10.

Инспектор сообщил, что его люди были в ближайшем от места происшествия кафе, беседовали с работниками, но результатов практически никаких. Кафе работает только до 17 часов, к тому же оттуда край обрыва не просматривается, не видна даже одинокая сосна, растущая в нескольких метрах от края. Кафе расположено у довольно оживленного шоссе. В сторону обрыва от него идет малозаметная тропинка, которая упирается в хилый забор с табличками «Проход воспрещен» и «Не торопись!».

— Эта узенькая тропа идет круто вниз; Химэду, если он и шел по ней, из кафе невозможно было заметить, — заключил инспектор.

В то лето писатель Сёити Тономура, автор детективных романов, проводил отпуск у себя в деревне S. префектуры Нагано.

Зажатая со всех сторон горами, деревня эта кормилась с террасных полей; была она холодна, угрюма, но все же воздух ее живительно действовал на писателя.

Дни здесь были почти вполовину короче, чем на равнине: только рассеется утренний туман и засияет солнце, как уже, глядишь, опускается вечер.

Дремучие рощи вековыми деревьями, будто щупальцами, сжимали клочки ухоженной земли, и без того теснимые скалистыми зубьями гор. Безуспешны были старания усердных крестьян отвоевать для террас еще хоть немного земли.

В эту патриархальную картину совершенно не вписывалась железная дорога, громадной змеей извивавшаяся по лощинам. Восемь раз на дню проходили по ней поезда, и каждый раз, когда, задыхаясь на подъемах и изрыгая огромные клубы дыма, черный паровоз натужно тащил за собой состав, окрестности сотрясались, как при землетрясении.

— И в самом деле, рука, кажется, молодой женщины, — проговорил Ооя, рассматривая брошенную собакой добычу.

— Либо эти твари растерзали какую-то девушку, либо разрыли могилу, — рассуждал вслух Тономура.

— В последнее время молодых женщин в деревне не хоронили. Но, с другой стороны, вряд ли собаки, даже одичавшие, набросятся на живого человека. Ты прав, Сёити, тут дело нечисто. — Оое, отнюдь не робкого десятка, тоже было не по себе.

— Но, посуди сам, возможно ли, чтобы вокруг одного крота носилось столько окровавленных собак?

— Надо осмотреть местность. Раз есть рука, значит, где-то поблизости должен быть труп. Пошли поищем.

Как только стало известно, что О-Хана опознала труп дочери здешнего богача Ямакиты, все кругом забурлило: в дом покойной понеслись посыльные, на работу к хозяину покатились велосипеды, телефон в полиции трезвонил не умолкая, люди с озабоченными лицами выходили из дома Ямакиты и нескончаемой чередой тянулись к сторожке, в деревню прибыла набитая полицейскими патрульная машина.

Был произведен тщательный осмотр места происшествия, труп отправили в больницу города N. на вскрытие, в деревенской школе группе расследования выделили специальное помещение (исключительный случай!). Прежде всего туда пригласили родителей Цуруко, слуг семьи Ямакита, затем обнаруживших труп Оою и Тономуру, а также Нихэя с дочерью.

Немало времени ушло на расследование, но, кроме письма, представленного матерью пострадавшей, не обнаружили ничего, что пролило бы свет на происшедшее.

Протягивая полицейским конверт, мать несчастной Цуруко объясняла:

— У дочери в столе я нашла вот этот конверт, он лежал в бумагах на самом верху — не иначе, дочь получила его перед последним уходом из дома. Записка от какого-то мужчины, просьба встретиться.

— Ну вот, Тономура-сан, полдела сделано. Что, не так увлекательно, как в романах? — Взяв под руку приятеля, прокурор Куниэда повел его в коридор.

— Полдела? Не для того ли ты говоришь это, чтобы выпроводить меня? По-моему, все еще только начинается.

— Ха-ха-ха!… Я имел в виду, что по крайней мере на сегодня дела почти закончены. Завтра мы получим результаты вскрытия и в зависимости от этого будем строить дальнейшую работу. Я, дружище, снял на несколько дней комнату в городе N. и оттуда буду приезжать сюда, в деревню.

— Да, усердия тебе не занимать. Ведь можно было бы передоверить все начальнику полицейского участка.

— Конечно. Да дело уж больно интересное, и хочется самому заняться им поглубже.

Появившись следующим утром в школе, где уже работали детективы, Куниэда и начальник полицейского участка увидели целую кучу вещественных доказательств, собранных в течение ночи неутомимыми сыщиками. Ясно было, что следствие стремительно идет к концу, совершенно, кстати, неинтересному. Дерзкий убийца найден. Неопровержимые доказательства налицо.

Немедля вызвали Кокити Оою. И вот он, как и вчера, сидит у стола, отвечает на вопросы Куниэды.

— Давай, выкладывай правду. В тот вечер ты ведь не ездил в город N. А если и ездил, то часам к семи вернулся в деревню. Ты утверждаешь, что пришел домой в полночь. Значит, до этого болтался где-то — в храме, в лесу либо еще где-нибудь. Так? — Куниэда вел допрос, не имея никаких сомнений относительно виновности Оои.

— Можете спрашивать сколько угодно, я все равно отвечу то же: из N. я сразу пешком пошел домой. Не был я ни в храме, ни в лесу, мне там нечего делать. — Кокити отвечал спокойно, но бледное лицо выдавало глубокое внутреннее волнение. Он уже подозревал, что найдены новые вещественные доказательства, и мучительно размышлял о том, как опровергнуть обвинение.

— Да, я должен кое-что сообщить тебе. — Прокурор решил зайти с другой стороны. — Причиной смерти Цуруко было ножевое ранение в сердце. Преступник орудовал узким ножиком, может быть, кинжалом — это показала экспертиза. Преступление, следовательно, было кровопролитным, скажем так. Иначе говоря, жертва пролила много крови, и, следовательно, вполне можно предположить, что ее следы остались на одежде преступника.