ЛЕВ ЭММАНУИЛОВИЧ РАЗГОН

РОЩАКОВСКИЙ

Это происходит так: в неположенное время, когда до ужина ещё часа полтора, а до вызовов на допрос и того более, в коридоре кто-то берется за запор окошка в двери камеры. В камере, несмотря на соблюдаемый запрет разговаривать хотя бы вполголоса, почти постоянно стоит непрерывный слитный шум. Его составляют шепотные разговоры, движения, перекладывание вещей - вообще проявление какой ни на есть, а жизни семидесяти человек, набитых в камеру, рассчитанную на двадцать. Удивительно, что, как бы тихо ни подходили надзиратели к двери, как бы осторожно они ни брались за скобу окошка, этот осторожный шорох за дверью каким-то чудом перекрывает весь шум камеры. И мгновенно в ней воцаряется пронзительная, тревожная тишина.

Окошко, которое у нас называется "кормушкой", открывается, и в нем незнакомое лицо. Это не наш коридорный "попка" - их мы уже всех знаем. Незнакомый вертухай обводит глазами десятки обращенных к нему людей.

- Кто тут на эр?