Все золото Колымы

Ребров Юрий Нестерович

Сборник увлекательных детективных повестей, основанных на конкретных материалах Магаданского областного суда, предоставит читателям возможность вместе с автором принять участие в расследовании тяжких преступлений — похищении золота на Колыме, загадочных убийств; познакомит с кропотливым трудом следователей, оперативных работников. Специфика сложной, подчас сопряженной с риском для жизни, работы этих людей показывает их верность служебному долгу, преданность Родине.

Для массового читателя.

Юрий Ребров

Все золото Колымы

Детективные повести

ВСЕ ЗОЛОТО КОЛЫМЫ

(Желтый мираж)

1. О крупных семейных неприятностях Виктора Комарова и странном телефонном звонке

Сегодня я впервые в жизни проехал свою остановку. Какое отношение это событие имеет к истории, о которой пойдет речь? Конечно, но всем законам жанра следовало бы начать с какого-нибудь кошмарного убийства, загадочного происшествия или, на худой конец, с вызова дежурной бригады на место преступления. Но что поделать, если для меня уход Нади сравним разве что со стихийным бедствием. Я был безнадежно влюблен в нее с седьмого класса и всегда находился, так сказать, в ее ближайшем окружении. «Свиту» она меняла каждый год, а я оставался. Как уверяли меня друзья, я вполне обоснованно мог выставить свою кандидатуру для занесения в Книгу рекордов Гиннесса.

И вот, мы учились тогда уже на четвертом курсе Плехановского, Надя, наконец, решила, что из меня можно сделать человека. По ее теории сделать из мужчины человека может только женщина. Представьте мое состояние, когда однажды вечером (я только что включил телевизор: передавали второй тайм матча киевского «Динамо» со «Спартаком») ко мне явилась Надя. Она критически осмотрела скромную однокомнатную квартиру, словно впервые попала сюда, заехав на минуточку из Версальского дворца. Потом поставила на пол огромный чемодан, улыбнулась и сразила меня, как это умела делать на всем свете только она одна:

— Так, значит, здесь мы и будем жить?

Если мне не изменяет память, первое слово я выдавил из себя только через полчаса...

Никогда не подозревал, что можно быть таким неприлично счастливым человеком. И не существовало на свете подвига, который оказался бы мне не под силу.

2. Ванилкин. Куда делись четыре с половиной килограмма золота?

Едва войдя в ресторан, я сразу же увидел парня в яркой ковбойке. Все приметы совпадали. Блондин, коричневый в крупную клетку пиджак, рост... Такому — самое место в баскетбольной команде. «Столбиком» играть. Так иногда называют центровых. Вилка в его ручищах казалась приобретенной в «Детском мире». Парень сосредоточенно и целеустремленно уничтожал салат из помидоров. Розовые ломтики томатов плавали в сметане, подобно островкам в океане. «Баскетболист» прицеливался и нанизывал на вилку очередной «островок», затем неторопливо отправлял его в рот. И снова прицеливался, нанизывал, обмакивал и отправлял в нужном направлении. И ни одного лишнего движения. Я невольно взглянул под стол. Коричневые под цвет пиджака сандалеты, должно быть, и вправду делались на заказ. Мой неизвестный собеседник и тут оказался прав. В голове прошелестели стихи о дяде Степе:

Рядом с сандалетами, тесно прижавшись к ножке стола, стоял потрепанный саквояж. Серый с черными полосами и прочеркнутый сверху «молнией».

— Не занято?

«Баскетболист» без особого энтузиазма кивает головой. Он искоса смотрит на меня и, конечно, не замечает нависшего над ним Киселева. Я отодвигаю в сторону керамический кувшинчик с салфетками — так удобнее беседовать.

3. Несостоявшееся знакомство с Барабановым

Почти неделю по очереди с Вовкой мы вызывали Ванилкина на «свидания».

За эти шесть дней сделано немало. Сотрудники нашего отдела допросили родственников Ванилкина, навестили сберкассу, в которой он хранил деньги, произвели обыск в квартире матери, где он останавливался во время отпуска, и в квартире братьев.

Что же мы имеем? В сберкассу Ванилкин делал несколько вкладов, всего на сумму две тысячи рублей. Такие деньги он вполне мог отложить за время работы на Севере.

Все сбережения он снял с книжки в прошлом году и отдал на сохранение матери. Мне он объяснил этот поступок так: «Предполагал, что могут поймать (еще бы!), и поэтому попросил мать спрятать деньги».

Мать Ванилкина, пожилая женщина, немного расплывшаяся, но с легкими и быстрыми движениями человека, заботящегося много лет о большой рабочей семье (у Ванилкина два брата и три сестры), подтвердила показания сына.

4. Появляются новые действующие лица

Экспертиза установила: Барабанов убит около двух часов ночи. В его бумажнике оказалось двести рублей, аккредитивы на три тысячи восемьсот рублей, письмо, адресованное на главпочтамт, паспорт, квитанция из гостиницы. Как говорит полковник: «Больше, чем ничего, но меньше, чем что-то».

Мы опять у него в кабинете, и он просит нас «высказать свои соображения».

— Ясно, что это не грабеж... — Мой друг зачем-то хватает со стола полковника ручку и начинает ее вертеть. — И потом, вот еще какая штука: в гостинице мне сказали, что в начале третьего с банкета вернулась группа орнитологов. Компания весьма шумная, и проходить она должна была возле скверика, где совершено преступление...

— Что ж, не мешает расспросить участников банкета, не заметили ли они чего-нибудь подозрительного.

— Похоже, товарищ полковник, убрали свидетеля... — вступаю в разговор я.

5. Зубной техник Синицын и чистильщица обуви палатки № 12

Вовка никогда не умел долго обижаться. Он уже забыл, что полковник поручил именно мне вести допрос Ванилкина, а ему пришлось тратить время на душевные беседы с любителями пернатых. Вовка сидит на подоконнике и, соорудив из протоколов допросов нечто, напоминающее веер, распевает опереточным голосом:

— Кончай дурачиться. Пока для этого не так уж много поводов...

— Старина, не смотри на вещи слишком серьезно, — наставительно говорит Владимир Киселев. — Знаменитый писатель Оскар Уайльд учил, что серьезность — совершеннолетие скуки. А другой поэт утверждал, что лучше уж от водки умереть, чем от скуки. Мы должны принимать классику на вооружение.

Но через минуту-другую мой друг сам становится серьезным.

ЖАРКИЙ ДЕНЬ

...Он вскакивает с кровати и мечется по двенадцати метрам душной комнаты. На улице жара, и даже у открытой форточки не глотнешь свежести — только запах раскаленного камня и пыли. Он покрылся липким потом — то ли от жары, то ли от страха. Ведь он же на свободе, за тысячи верст укатил от Колымы, а страх не отпускает.

В стекло бьется муха, будто ей тоже не хватает свежего воздуха. Он, как в детстве, ловит ее одним движением и отрывает крылья. Пускай ползает, перед глазами не мельтешит.

А по улице идут прохожие. И никому нет дела до него, замурованного в этой — пятой по счету за год — комнате. Белые сорочки мужчин и яркие платья женщин кажутся ему вызывающе праздничными для обычного буднего дня. Будто он, поглощенный своими страшными заботами, прозевал какой-то большой праздник, и вот теперь вынужден смотреть на него издали. И нельзя спуститься в город и быть наравне со всеми — если не веселым, то по крайней мере спокойным. Шагать бы с толпой, как в детстве, когда с мальчишками из московских дворов бегал на демонстрацию. Тогда они пристраивались к одной из колонн и шли вместе со всеми до Красной площади. Сколько лет назад это было? Кажется, что все это из другой, чьей-то жизни...

Ранним утром рабочий шестой дорожной дистанции, что в ста километрах от города Сусумана, бульдозерист Николай Егоров влез, как обычно, в кабину своей машины. Рычаги были влажными и скользкими после ночи. И хоть холодно еще в мае по утрам, но весна уже веселит душу своими явными приметами. За предыдущий день солнце потрудилось на славу — оттаяли целые поляны с прошлогодней брусникой. Утренний час до восхода солнца особенно приятен — можно работать спокойно, не торопясь. Потом по трассе запыхтят, взбираясь на перевал, тяжеловозы, замелькают газики, начнется дорожная суматоха.

КЛЯССЕР С ПОДКОВОЙ

Семен Николаевич Майоров старательно нажал на кнопку лифта. Никакой реакции не последовало. Лифт был старый и, сколько себя помнил Семен Николаевич, время для поломок выбирал самое неподходящее. Стоило кому-нибудь из жильцов приобрести новую мебель, цветной телевизор или пианино, он немедленно выходил из строя. Но сегодня Семен Николаевич на забастовавшую технику не обиделся. Путь по узкой неудобной лестнице на шестой этаж оказался очень кстати, чтобы изобрести правдоподобную версию, где он был ночью. Семен Николаевич шел и не спеша анализировал ситуацию.

«Во-первых, где же я был?..» — тут он споткнулся в буквальном смысле — на лестничном пролете кто-то оставил пустую бутылку «Столичной». Семен Николаевич аккуратно переставил ее на подоконник, где в живописном беспорядке валялись три стакана. В другое время он порассуждал бы о катастрофическим падении нравов в подъезде номер один, о преступной халатности милиции, о странной притягательности подоконника второго этажа, но сегодня мысли Семена Николаевича не настраивались на привычный лад. «Во-вторых, надо придумать, почему за всю ночь не мог позвонить домой... В-третьих, надо, чтобы Нина не могла проверить легенду... В-четвертых...»

Семен Николаевич шел и негодовал на свою скудную фантазию. Все версии поражали несостоятельностью. К тому же необходимо было придумать еще алиби. Во имя мира в семье нельзя было допустить, чтобы Ниночка могла связать ночное отсутствие супруга с именем Наташи из планового. В том, что о Наташе жена наверняка подумала уже часов восемь назад, сомнений не было.

Прямо перед глазами несчастного инженера-электрика гостеприимно распахнул двери кабины лифт.

В. Б. Алексеев. О ПОВЕСТЯХ, О ЖАНРЕ, ОБ АВТОРЕ

Перед вами, читатель, три короткие повести любимого всеми жанра. Любимого настолько, что я лично не видел ни разу его произведения на прилавках книжных магазинов. Разве что на стеллажах, где выставляется литература, которую продают по договорным ценам. Это не удивительно. Миллионные тиражи научно-фантастических и приключенческих романов оказываются каплей в море читательского спроса. Возможно, одна из причин — желание человека избавиться от стрессовых нагрузок современной жизни, отправившись в мир невероятных космических путешествий, на встречу с инопланетянами или попытаться разгадать тайну кровавого преступления, «принять участие» в поимке особо опасного бандита.

Моя специальность далека от следовательской практики, сфера моих интересов, так сказать, чистая теория, но с детских лет я заразился любовью к приключенческой литературе и даже имею среди своих знакомых и приятелей немало популярных авторов детективных произведений. Нередко у нас возникают горячие споры, носящие, я бы сказал, литературоведческий характер. Впрочем, они являются как бы эхом тех баталий, которые время от времени вспыхивают на страницах газет и журналов: что такое детектив? литература это или не литература? что дает детектив читателю? Вопросов в таких дискуссиях ставится немало, но намного больше дается ответов. Многие серьезные исследователи выводят, и не без достаточных оснований, детектив за границы художественного творчества. Но их оппоненты не менее убедительно стараются распространить понятие «детектив» на все произведения, фабула которых содержит разоблаченное или скрытое убийство. В таких случаях особенно часто в качестве доказательства используется роман Достоевского «Преступление и наказание».

Мое мнение: не стоит отказывать детективу в принадлежности к высокой литературе, так же, как не стоит доказывать, что все выдающиеся произведения относятся именно к этому жанру.

В настоящем полноценном детективном произведении автор, как правило, рассказывает не только о преступлении, но непременно и о его социально-психологических предпосылках. Истоки преступления, время, в которое оно совершается, влияние на человека социальной среды, проблемы моральной ответственности за содеянное, исследование типологических обстоятельств — все это непременно должно интересовать серьезного автора. За доказательствами не надо далеко ходить. Стоит только назвать имена крупнейших писателей — Эдгара По, Конан Дойля, Жоржа Сименона.

Но не стоит, защищая жанр, говорить лишь о вершинах. В любом произведении можно обнаружить функцию нравственную. Даже самая примитивная пропаганда норм морали лучше их забвения. Авторы заставляют внимательно присмотреться к вымышленным типам, которых в силу «правил игры» приходится психологически упростить, но за счет этого крепче прорисовать в социальном плане. И вообще — чем больше информации о конкретном образе жизни можно почерпнуть из детектива, тем выше объективная ценность произведения.