Написанная в форме путевых заметок, книга «Алтай – Гималаи» в действительности гораздо глубже по своему содержанию, чем обычный путевой дневник. На страницах этой книги читатель познакомится с множеством интереснейших фактов из истории, культуры, духовнойжизни древнего и современного Востока. Книга Н.К. Рериха станет настоящим подарком для всех, интересующихся эзотерической духовной культурой Индии и Тибета.
I. Цейлон – Гималаи
(1923—1924)
«Урус карош!» – кричит лодочник в Порт-Саиде, увидав мою бороду. Всюду на Востоке звенит этот народный привет всему русскому. И сверкает зеленая волна, и красная лодка, и бело-голубая одежда, и жемчуг зубов: «Карош урус!». Привет Востока!
Вот и Синай показался в жемчужной дымке. Вот источник Авраама. Вот и «двенадцать апостолов» – причудливые островки. Вот и Джидда, преддверие Мекки. Мусульмане парохода молятся на восток, где за розовыми песками скрыто их средоточие. Направо древним карнизом залегла граница Нубии. На рифах торчат остовы разбитых судов. Чермное море
[1]
умеет быть беспощадным вместе с аравийским песчаным ураганом. Огненный палец вулкана Стромболи недаром грозил и предупреждал ночью. Но теперь, зимою, Чермное море и сине, и не жарко, и дельфины скачут в бешеном веселье. Сказочным узором залегли аравийские заливы – Кориа Мориа.
Японцы не упускают возможности побывать около пирамид. Эта нация не теряет времени. Надо видеть, как быстрозорко шевелятся их бинокли и как настойчиво насущны их вопросы. Ничего лишнего. Это не вакантный туризм усталой Европы. «Ведь мы же договоримся наконец с Россией», – деловито, без всякой сентиментальности говорит японец. И деловитость пусть будет залогом сотрудничества.
В Каире в мечети сидел мальчик лет семи-восьми и нараспев читал строки Корана. Нельзя было пройти мимо его проникновенного устремления. А в стене той же мечети нагло торчало ядро Наполеона. И тот же завоеватель империи разбил лик великого Сфинкса.
Если обезображен Сфинкс Египта, то Сфинкс Азии сбережен великими пустынями. Богатство сердца Азии сохранено, и час его пришел.
II. Сикким
(1924)
Зазывно и остро свистят стрелы через овраг из рощи бамбука. Сиккимцы вспоминают свое исконное любимое занятие. Говорят: «Стрела лучше пули. Стрела поет поражая, а пуля кричит при вылете».
Утром принесли красный лист: «Вечером придет
Санге
».
[55]
После заката по зигзагу тропинки засверкали огни и загудели трубы. И вот пришло, привалило. Пестрое, шумное, трубное, барабанное. И с драконом, и с самодельными конями и с бумажными яками. И с хлопушками, и с разноцветными огнями. И само действо, и пестрая толпа, уходящая в лиловую эмаль ночи, и взрывы пламенных искр. Это половецкие пляски! А знамена на шестах – это бунчуки Чингисхана!
Если вы поймете, то и вас поймут. Трогательны дары лам. Надо знание, чтобы понять всю тонкость замысла подарков. Кому какое именно изображение. Кому медвежью шкуру. Кому – леопардову. Кому шубу. Кому – халат. Кому – хадак
[56]
(шарф), или с рисунками, или белый. По иероглифам вещей можете прочесть все отношение к вам. Признаны ли большим ученым, или оставлены в пределах условной вежливости, или оставлены без внимания. Часто непонятная «церемонность» – просто краткий изысканный шифр жестов и отношений.
Два мира выражены в Гималаях. Один – мир земли, полный здешних очарований. Глубокие овраги, затейливые холмы столпились до черты облаков, курятся дымы селений и монастырей. По возвышениям пестрят знамена, субурганы
[57]
или ступы. Всходы тропинок переплели крутые подъемы. Орлы спорят в полете с многоцветными бумажными змеями, пускаемыми из селений. В зарослях бамбука и папоротника спина тигра или леопарда может гореть богатым дополнительным тоном. На ветках прячутся малорослые медведи, и шествие бородатых обезьян часто сопровождает одинокого пилигрима.
Разнообразный земной мир. Суровая лиственница рядом стоит с цветущим рододендроном. Все столпилось. И все это земное богатство уходит в синюю мглу гористой дали. Гряда облаков покрывает нахмуренную мглу.
Ташидинг
Разноцветная толпа фигур ада попирается мощными ногами Белых Держателей. Красные и зеленые «хранители входов» многоруко, в страшном оскале зубов грозят нарушителям. Взрывно кудрявятся золотые языки стихийного пламени. Мерцают тусклоцветные ауры сияний…
Почтительно-холодновато или писарски-научно рассматриваем тибетские и непальские знамена-картины в Британском музее, или в Музее Гимэ в Париже, или в Фильдс Музее в Чикаго. Совсем иначе подходите вы к тем же картинам на месте. И они говорят вам совсем иное. Каждое движение руки Будды полно живого значения для здешнего мира. Добрые и злые сущности с их бесчисленными символами из орнамента преображаются в живущий эпос. Оправлены образы поражающей гармонией тонов. Лучше старинная работа, но и новые картины бывают отличны.
Предскажем этим изображениям большое будущее, так же как двадцать лет назад было указано грядущее значение русских икон.
Было оказано справедливое внимание китайскому и японскому искусству. Сложная литература кристаллизовала это тонкое художество. Но после изучения классического Египта, после японской зоркости, после романтического Китая и после узорчатости персидской и монгольской миниатюры, теперь появился новый предмет изучения и любования. Подходит среднеазиатское искусство. В пламенной фантастике, в величавости тонкой формы, в напряженной сложной гамме тонов явлено совершенно особое яркое творчество. Своим спокойным выражением это искусство отвечает тайне колыбели человечества. Образует собой Азию, к которой вовремя направлены вопросы и поиски.
Только бы постучаться в двери этой красоты без угроз, без оружия, без грабежа. С полною готовностью собрать жемчуг глубочайших, анонимных достижений. И без внешне научного лицемерия, и без подкупного предательства.
Далай-Пхо-Бранг
Ташидинг принадлежит к приходу большого монастыря Пемайанцзе в дне пути. Тоже на вершине, Пемайанцзе стоит властно. И даже новейшая живопись доставляет радость своей тонкой замысловатой декорацией. И резьба наличников сказочна. И высокие пороги тяжелых дверей переносят в древние деревянные храмы России. И сановиты главные ламы. И торжественны пурпурные одежды. И красные тиары на головах полны достоинства. Но все-таки еще больше вспоминается восьмидесятилетний настоятель Ташидинга. И все-то он борется, и заботится, и старается улучшить строение свое. И хозяйственный глаз его везде проникает.
За воротами Пемайанцзе стоят стражи трехсотлетних деревьев. Сказочный лес Берендея. А уличка домов лам, как берендейская слободка, раскрашена и оснащена крылечками цветными и лесенками.
Вот «Небесная Священная Гора», и на вершине ее блестит горное озерко. Там маленький храм, основанный на месте жития основателя красной секты в Сиккиме. Из Дубди основатель перешел на Святое озеро, а оттуда в древний Санга Челлинг.
Четыре древнейших монастыря Сиккима: Дубди, Санга Челлинг, Далинг и Роблинг. И значение названий отличное: «Место размышления», «Остров тайного учения», «Остров молнии», «Остров счастливого устремления».
Славный монастырь Санга Челлинг. Незабываем Далинг с бело-синим, словно фарфоровым, входом среди бамбуковой рощи. Там бережно у алтаря хранится запечатанный, невскрываемый ящик с реликвиями основателя храма. Знамена – золотые по черному фону. В Санга Челлинге нет реликвий, но зато там камень, освященный благословением основателя. Когда чиста жизнь монастыря, прочен и камень. Всякая грязь жизни заставляет камень трескаться.
