Я просыпаюсь от голоса Кьяра: "Пора! Рассветает!" Просыпаюсь я с трудом. Все шесть лет здесь я не высыпаюсь, потому что Кьяр меня непременно будит. Он сам спит мало, и не любит, когда спят долго, а если он меня не будит, значит его нет рядом, и я сразу просыпаюсь от страха за него.

Но на этот раз действительно пора, и некогда даже подумать о том, что мне снилось. Мы вышли вчера, а нынче к вечеру, Бог даст, должны быть на мельнице. Нас пятеро, с остальными встретимся в условленных местах по округе.

Идем мы пешком, по этому бурелому ни одна лошадь не проберется. Это для нас спасение. Кьяр приучил нас к таким переходам, так что страже по лесу и верхом за нами не угнаться, а уж пешим – и говорить нечего. Только они что-то часто стали шнырять в верхнем лесу. Поэтому Кьяр не велел мне оставаться там, хотя он не любит брать меня в дело. Но я бы и сама не осталась. Идем так – Кьяр, я, Тейт, Пескарь и Дубленый. Идти легко, мешок и арбалет – ноша привычная, а сапог на мне нет. Я всегда до снега хожу босиком. Некоторые у нас удивляются – неужто сам Кьяр не может своей бабе справить башмаки? А я не могу в башмаках, пускай даже змеи кишат в лесу и на болотах. И подошвы у меня стали такие, что я могу по дробленому камню ходить без вреда, не то, что по лесу. Подол только мешает. вечно цепляется. Но Кьяр не хочет, чтобы я ходила в штанах. Ну, и так можно.

А вообще мы все ходим быстро. Наподобие того греческого бога, забыла, как его называют, у которого на башмаках были крылья – нам про него Схолар рассказывал. А все суеверы в окрестных местах плетут про нас всякие небылицы. Пусть плетут.

Потом привал. Кьяр сидит у меня за спиной. Он думает, что он меня прикрывает. Пусть думает. Хотя, если будут стрелять из тех зарослей, я все равно услышу раньше. Передо мной – остальные. Тейт в шайке давно, задолго до меня, один из первых людей Кьяра, старше его, уже лысеет, тощий. жилистый, высокий. Вестейн-Дубленый долго мыкался, прежде, чем прибился к нам. Был и в замковой охране, и у Вульфера, а может, и у Чумного, а сам – из крестьян. Не человек, а сплошное поле боя. Шрамы и ожоги. Но силы необыкновенной. Ненавидит всех за пределами шайки, к остальным холоден. Пескарь еще ученик, но парнишка смышленый. Белобрысый, белесый, конопатый. Пескарь и есть.

Пора вставать. Меня никто не будит, мне не нужен будильник, я сама просыпаюсь рано и никогда не высыпаюсь. Последние пять-шесть лет – точно. Опять мне снилось что-то из этого… сейчас уж не припомню. Некогда. Я встаю ни свет ни заря, чтобы привести себя в порядок, иначе лошади… Господи, какие здесь, в Костанжогловском районе лошади … их и у нас поселке-то почти не осталось…. – маршрутки будут шарахаться.

В ванную прихватываю с собой приемник и включаю "Радио Селяви" . По утрам тетка спит крепко, и ее не будит ни шум воды, ни "хэви металл". Всю сознательную жизнь она проработала кадровиком на судоремонтном заводе, служа верой и правдой за эту квартиру, и, безусловно, наслышалось такого грохота, что все шумы, производимые мною, представляются ей легким дуновением.

А меня хорошая порция тяжелого рока вместе с контрастным душем приведет в себя. После таких сновидений это необходимо. К тому времени, когда я перебираюсь из ванной на кухню, рок сменяется повизгиванием очередного попсового звездуна, и я переключаюсь на местные новости, аккурат к сообщению об открытие чемпионата по парашютному спорту "Итильские боги". Во кощуны! Мне, замшелой атеистке, и то неловко. Затем включается местный маг и звездочет Федот Рокфеллер со своим ежеутренним астропрогнозом. Этот бред я тоже не слушаю, но хотя бы могу понять. Говорят, Федя по образованию психотерапевт, и таким образом снимает у населения стрессы. Под его успокоительное бормотание варю кофе и достаю из холодильника молоко для тети Люси, чтоб согрелось до комнатной температуры.

Одеваюсь согласно погоде – белые немецкие брюки х/б, серая блуза с поясом, серые босоножки, сумка через плечо. Пока что погода не слишком отличается от летней, и надо этим пользоваться. Последний взгляд в зеркало – в порядке. Пора отбывать. Я никогда не опаздываю на работу. Я педантична и горжусь этим. При наших доходах больше гордиться нечем. Это я себе напоминаю каждое утро, пока давлюсь по пути на работу в двух маршрутках. Конечно, в моем возрасте пора бы иметь собственную машину или хотя бы ездить на такси, но на машину мне сроду не накопить, а такси лишило бы нас и кофе, и молока.

"Ездила бы на трамвае, там народу меньше", – вздыхает тетя Люся, и я устала объяснять ей, что, во-первых, на трамвае в два раза дольше, а во-вторых, пришлось делать бы не две, а три пересадки, поскольку на наш проспект Летчиков трамвайные пути провести не удосужились.