В книгу известного писателя Святослава Юрьевича Рыбаса вошли три его лучшие повести. Герой первой из них, «На колесах», — директор сервисного центра АвтоВАЗа — оказывается между двумя социальными силами — уходящей и еще сильной советской архаикой и прорастающим сквозь нее «диким капитализмом».
Вторая, «Зеркало для героя», — о шахтерах, с которыми автор знаком не понаслышке, в ней использован оригинальный прием — перемещение героев во времени (экранизирована в 1987 году, режиссер Владимир Хотиненко, в главных ролях: Сергей Колтаков, Иван Бортник, Борис Галкин).
Третья, «Крест в Галлиполи», — единственная в отечественной литературе повесть о врангелевском Крыме 1920 года и молодых офицерах, оказавшихся в тисках войны и начавшихся либеральных реформ. Показан удивительный исторический опыт, объединивший в один год реформы, катастрофу и возрождение под военной рукой диктатуры.
На колесах
Утром в автоцентр приехала санитарный врач Полетаева и закрыла столовую. Главный инженер Журков, морщась от радикулитной боли, улыбался молодой женщине почти час, но не уговорив, пошел к Никифорову.
— Все-таки закрыла? — спросил Никифоров.
— Да ну ее! Терпеть не могу дамочек-чиновниц!
Журков подошел к окну, поглядел вниз. Подъезд к воротам автоцентра был забит разноцветными «Жигулями». Дальше, за асфальтовым аппендиксом подъезда, тянулось поле, перерезанное безымянной речушкой с низкими ветлами на берегу.
Зеркало для героя
Когда-то в сборной Англии играл злой, агрессивный защитник по фамилии, кажется, Стайлз. Он толкался, дрался, сбивал с ног. Кому только от него не доставалось! А в обыденной жизни он был школьным учителем и тихим человеком. Наверное, подобных людей знает каждый: «В тихом омуте черти водятся». Возможно, в устах социолога, а я социолог, такие утверждения звучат старомодно, но, во-первых, кто меня опровергнет? А во-вторых, я никому их не навязываю. Недавно передо мной был поставлен вопрос: как сделать одного человека счастливым? Вопрос, прямо скажем, замечательный. И кого?! Толю Ивановского, который, сколько я себя помню, служил нам примером трудолюбия, справедливости, успеха. Он многое делал лучше других: отлично учился, быстро бегал, твердо следовал своим принципам. Да, у мальчишки были принципы. Однажды у нас с Ивановским появилась возможность расквитаться с нашим дворовым хулиганом Сторожевым; нас было двое, а он один, когда в коридорах недостроенного здания, где мы играли после уроков, между нами загорелась ссора. Вдвоем мы могли отметелить Сторожева. Но Ивановский заявил, что надо драться один на один, и, по очереди получив по зубам, мы гордо удалились вместе с нашим благородством. И все же я его уважал. Он должен был определенно иметь большое будущее. Это чувствовалось.
Сейчас ему тридцать шесть лет. Он живет в нашем старом доме, женат, двое детей. Жена хороша собой. Она-то и спросила меня, когда я приехал: «Почему мой муж рохля? Есть ли у него хоть какой-нибудь шанс?»
Действительно, Ивановский мало преуспел. Работает рядовым инженером в отделе внедрения новой техники, охотно соглашается «на разные дежурства, овощные базы, колхозы», все ему «тыкают», для всех он Толик да Толянчик… И, что особенно не нравилось Наталье, в обеденный перерыв играет с двадцатилетними лаборантами в футбол. Он, лысеющий грузноватый мужчина, с визгом и ревом носится по площадке, и эти мальчишки называют его «Всадник без головы»! Было еще одно обстоятельство, о котором она не вспоминала: Толик отсидел два года в тюрьме за аварию на шахте: был взрыв метана, погибли люди.
Я не сразу понял, чего хочет Наталья. Вспомнив Стайлза, сказал о неожиданных изгибах человеческой натуры, сказал, как бы предлагая перейти на более общую тему. Тем более я решил, что Ивановский теперь, по-видимому, компенсирует свою неудачливость другими занятиями, случай не такой уж редкий, чтобы удивляться.
— Но он доволен жизнью! — почти с ужасом воскликнула Наталья.
