Читателей ожидает новая встреча с главным героем книги Алексея Рыбина «Трофейщик». Отправившись за границу, он полагает, что бурные события недавнего прошлого остались позади. Однако щупальца отечественной мафии настигают его и в Америке — там, где, казалось бы, закон всесилен.
Отправившись погостить к друзьям в Америку, Алексей Валинский мечтал лишь об интересном путешествии и новых впечатлениях. Но роковым образом в его руки попадает крупная сумма денег, принадлежащих наркодельцам. Полиция подозревает Валинского в убийстве, русская мафия и местные гангстеры начинают на него охоту. С сумкой, набитой долларами, герой отправляется в долгий и опасный путь через всю Америку.
ЧАСТЬ I
Количество милиции на Московском вокзале превзошло все их ожидания. Они подозревали, что органы в курсе и что провожать их будут. В лучшем случае провожать, в худшем — им грозил так называемый Институт космической медицины. Громкое название означало не только исследования. Сначала будут допросы, потом — кому как повезет: тюрьма, психушка или солженицынские «шарашки» — с той только разницей, что они не технари и шарашка означала ту же психушку с другим, более цивильным и спокойным названием.
Маратик первым предложил уехать. Выбрал место — Казахстан. Срок — год. Или — в этой стране трудно планировать такие вещи — сколько получится. Коммуна. Смешно сказать. В семьдесят девятом году в Казахстане — коммуна… Правда, не все согласились уехать, но самые надежные, самые любимые собрались в пару дней — пятнадцать человек, уже несколько лет бывшие одной семьей. Да что там семьей — государством со своими языком, конституцией школой и обычаями. И еще — в состоянии постоянной войны, партизанской, с неожиданными облавами, налетами, арестами.
У всех уже были обыски, но экземпляры «Сутры власти» продолжали множиться. Они помнили текст наизусть — пятьдесят машинописных страниц, напечатанных через один интервал. Пока на свободе оставался хоть один из них, «Сутра» была жива.
Милиционеры, как на подбор почему-то маленького роста, кучками прохаживались сначала в зале, где все пятнадцать собрались с вещами в самом центре — не возле головы Ленина, традиционном месте для встреч, а между Головой и выходом на платформы. Потом следом за отъезжающими они вытекли голубыми ручейками к поезду. «Что им надо? — думала Таня. — Зачем они здесь? Боятся демонстрации? Так мы этим не занимаемся. Хотят арестовать кого-то? Так ведь это можно было сделать тысячу раз уже в менее людных местах, хотя бы дома…»
Этих парней не за что винить: приказали им наблюдать, вот они и толкутся здесь. Курят, смеются, глаз с них не спускают — в открытую действуют.
Глава 1
— Русская мафия — это херня. — Кеша двумя руками подцепил узкую оконную раму и потащил наверх. Привычно скрипнув в пазах, рама поднялась, впустив в комнату расхлябанный грохот уходящей электрички. — Они, русские то есть, здесь больше по торговой части. Рестораны, магазины, опт, розница, то, се… Пидмануть могут, это сколько угодно. Сплошные кидальщики. Строят из себя крутых, а на самом деле — тьфу! — Кеша сплюнул в открытое окно. — Мафия — это пуэрториканцы всякие, итальянцы. Ну и черные, конечно. Стреляют каждую неделю. Но только друг в друга. Так что не бзди, Леха! Тут все цивилизованно. Ты, случаем, работать здесь не собираешься?
— Не знаю, нет, наверное. Мне дальше нужно ехать, в Денвер. — Алексей сидел в мягком кресле, вытянув ноги в ботинках, которые Кеша разрешил ему не снимать при входе. — Меня там приятель ждет.
— С деньгами как?
— Малость есть.
— Смотри, с работой у нас туго. Главное, если все-таки надумаешь, в русские магазины не ходи — пидманут. Они ведь моду взяли — берут на работу свежачков, прямо с самолета, с испытательным сроком. Неделю работаешь без зарплаты, дескать, приглядываться к тебе будут, учить, как колбасу правильно резать. А через неделю говорят, что ты им, извините, сэр, не подходишь. Профнепригоден. Гуд бай, май фрэнд. Ты ж мэнэ пидманула, — пропел фальшиво Кеша. — Кофе хочешь?
Глава 2
Алексей лежал с закрытыми глазами и пытался понять, где же он находится. В памяти всплывали отрывки фраз, озвученные голосом Кеши Гриценко, что-то насчет сумки. В Москве он, что ли? А какие сны странные снились всю ночь — Америка, девушка какая-то, ночные прогулки. А при чем же здесь Кеша?
Когда сон окончательно отпустил его, все стало на свои места — и долгое сидение в самолете, и Брайтон-Бич, и, наконец, то, что ночует он у Ларисы и всю ночь с ней колобродил, перебираясь из одного манхэттенского бара в другой. Понятно теперь, почему голову не оторвать от плотной, жесткой подушки, — от пива, если им злоупотребишь, отходняк еще тот…
— Кофе будешь? — Лариса подошла к матрасу, на котором покоился похмельный гость, и, наклонившись, потрепала его по волосам. — Эй, вставай! Алексей! Вчера ходил таким гоголем, а сейчас что? Все вы, русские, такие — напиться и валяться весь день…
— А ты что, не русская, что ли?
— Я, в отличие, кстати, от Кеши, чтоб ты знал, натурализованная американка. Так-то вот. Я вчера говорила, да ты не помнишь небось ничего.
Глава 3
Так и не дождавшись приезда Кеши, они вышли на залитую солнцем Кристофер-стрит. Лариса обещала как-нибудь потом показать Алексею все-таки пресловутые каменные джунгли, где на узких тротуарах не бывает солнца, — «есть в Даунтауне парочка таких улиц». Но сейчас сна тащила его, как она выразилась, вверх. Что значит это «вверх», Алексей понял лишь после того, как купил в книжном магазине карту Нью-Йорка. Они направлялись к центру Манхэттена — в сторону Сентрал-парка, через Гринич-Виллидж, который в первую очередь хотела показать ему Лариса.
— Как тебе Кристофер? — спросила она, искоса посматривая на него.
— Тихая улочка.
— Да, днем тихая. Это, вообще-то, такой полуофициальный центр нью-йоркских гомосексуалистов. Ну и остальных — трансвеститов, лесбиянок. Тут такие парады бывают, как раз сейчас, пока еще тепло… Обалдеешь!
— И что, они так вот свободно здесь и тусуются?
Глава 4
Клещ Брюс Макдональд считал себя лучшим в Бруклине. В отделе по борьбе с наркотиками, по определению, должны были работать самые лучшие, но Клещ оценивал коллег не очень высоко. Они были слишком просты для работы такого рода. Слишком прямолинейны, слишком принципиальны. Все это он нередко высказывал им вслух. Про себя же думал, что большинство из них просто непроходимые тупицы.
На борьбу с наркотиками приходили новые кадры, создавались и множились отделы, подразделения, выделялись новые помещения, порой с кучей прихлебал-бюрократов. Единственное, что Брюсу в этом процессе нравилось, — новые женщины. Они работали секретаршами в статистических отделах, в бухгалтерии, и он старался не пропустить ни одной из тех, которых считал достойными себя. В целом же раздувание штатов не приводило к позитивным результатам. Вся работа, казалось, делалась впустую, все усилия были тщетны. Полицейских убивали, калечили на облавах, подкупали, потом судили, на их место приходили новые, а оборот наркотиков в Нью-Йорке, что бы ни говорили городская администрация и газеты, не падал, а год от года рос, неторопливо, но неуклонно. Уж Клещ-то об этом знал все. Или почти все. И никакими телепередачами его было не убедить в том, что его работа приносит реальные плоды.
Скорее, она давала обратный результат. По его понятиям, нужно было стремиться к равновесию, к соглашению с крупными структурами наркобизнеса, а не к искоренению их. Последнее, по его мнению; было делом абсолютно невозможным. В свои тридцать восемь лет Клещ был достаточно образован, чтобы понимать, что в большом капиталистическом государстве, а тем более в таком, как США, население все равно будет изобретать для себя пути ухода от реальности, подсознательно ощущая ее жестокость и бессмысленность. Изучая историю вопроса, он много читал о России. Печальный опыт этой страны казался ему очень показательным. На своей родине он не встречался с прецедентами употребления зубной пасты, гуталина и других противоестественных для человеческого организма вещей. Странно — страна с такой богатейшей флорой, что там только ни растет, а галлюциногенные грибы, в массе своей, русские открыли для себя сравнительно недавно. Причем благодаря молодежи, с открытием «железного занавеса» пронюхавшей о грибах на Западе. Вот смех-то, ведь в Сибири уже не одну сотню лет ели мухоморы и псилоцибсодержащие грибы, что растут в лесах всего мира и никакому учету-контролю не поддаются.
России, конечно, далеко в смысле естественных психотропных средств до Южной Америки, но все же Господь ее не обидел. «Есть там, что съесть», — как пошучивал иногда Клещ. На худой конец, толченый мускатный орех, или кожицу арахиса, или листья гортензии в сигарете эти русские всегда могли бы себе позволить. Все их беды от необразованности.
Клещ считал себя лучшим еще и потому, что сознательно в целях повышения квалификации перепробовал почти все виды известных ему наркотиков — как естественные, так и полученные химическим путем, «химки». Выросший в консервативной бостонской семье профессора физики Дэвида Макдональда, он унаследовал от отца не то чтобы расизм, а легкий налет пренебрежения к черным, желтым, красным и прочим национальностям. Этот флер полупрезрения-полуиронии в отношениях с представителями южных и восточных рас окреп после того, как в Мексике он в первый раз блевал от пейота. Только глубоко невежественные люди могли получать удовольствие от подобной гадости. С другой стороны, в той же Мексике, комбинируя кактус Сан-Педро и семена «Монинг Глори», он однажды великолепно провел отпуск, общаясь только с пятнадцатилетним пареньком, не говорящим по-английски, не покидая хижины. Паренька он, как ему казалось, понимал превосходно, и отпуск показался одним длинным сказочным днем.
ЧАСТЬ II
Глава 1
Виталий Всеволодович Лебедев понемногу успокаивался. Уже почти месяц прошел после того, как он сломя голову бежал из Петербурга на собственной машине сначала в Москву, а оттуда спустя пару дней вылетел сюда — в Берлин. Первые несколько дней он не выходил из дома — благо дом здесь у него был. Квартира на Мартинлютерштрассе, купленная довольно давно, ждала его в целости и сохранности. Иногда здесь ночевала Лида — не то румынка, не то югославка, которая, в бытность Лебедева в Берлине, следила за порядком, ходила в магазин и выполняла прочие несложные обязанности домработницы, а в отсутствие хозяина, по договоренности, имела право использовать «жилплощадь». Лиду смешило странное русское слово, но квартира была хороша, и, как только Лебедев уезжал на родину, она сразу же переселялась сюда.
Оно и хорошо, думал Виталий Всеволодович, присмотрит за вещичками… Вещичек же, к слову сказать, здесь было изрядное количество, и очень даже не дешевых. Бурная молодость Виталия Всеволодовича с сумасшедшими гонками на раздолбанном «Москвиче» по глухим деревням средней полосы России принесла хорошие плоды. И несмотря даже на то, что большинство этих плодов было конфисковано, что-то пришлось раздать в виде взяток, приличный ломоть отрезал себе Сумской («Сволочь!» — неизменно прибавлял Лебедев при воспоминаниях о своем русском патроне), и все же на черный день кое-что осталось. Квартира на Мартинлютер выглядела небольшим филиальчиком Русского музея.
Пользуясь каналами дипломатической почты и собственными, вернее, каналами Сумского, которые иногда бывали в его распоряжении, он постепенно перетаскивал сюда все, что оставалось у него в Питере и в Москве, — иконы, картины, золотишко, штучки Фаберже. Последние Лебедев любил больше всего маленькие, компактные… Удобная вещь — сунул в карман и пошел себе… Это вам не доски шестнадцатого века, которые приходилось перевозить по частям, — триптихи в полстены.
С неделю он провел «лежа на дне». Прислушивался к шагам на лестнице, вздрагивал, когда ночью хлопала входная дверь в подъезде. Он хорошо знал повадки и неукротимость своего главного врага. Этот человек может достать его и в Германии — чистый беспредельщик, как говорили сейчас в России. У него нет понятия о страхе, понятия об опасности… Если что-то вобьет себе в голову — туши свет. Пока не сделает, не успокоится. «Надо же было свалять дурака, — ругал себя Лебедев, тихими вечерами сидя у телевизора. — Жил же раньше без этой бабы…» Зачем было так рисковать, влезать в такую историю, которая грозит разборкой на самом неприятном уровне — личном? И не откупишься ведь от обиженного хахаля. Придет, гад, мстить за поруганную честь возлюбленной… Но Виталий Всеволодович все-таки кривил душой и понимал это.
Он со сладкой дрожью в позвоночнике вспоминал узкие сильные Танины бедра, обвивавшие его бока, снова видел, как мотается по полу ее голова со спутанными светлыми волосами. Если уж совсем по-честному, Лебедев не жалел о своем неожиданном поступке. Тем более, говорил он себе, что женщины у него уже очень давно не было и вряд ли в скором времени будет. Не тянуло к женщинам. Таня — другое дело. А первую попавшуюся бабу тащить в постель — нет уж, увольте…
Глава 2
Таня вовсе не веселилась, сходя с крыльца дачи Сумского. Она сразу же переключилась на другое, стареющий генерал ее не занимал. Он был для нее открытой книгой, уже не раз прочтенной и не настолько интересной, чтобы возвращаться к ней снова.
Она выехала на трассу на новенькой «ауди» — такая же была у Лебедева месяц назад — и, выжав под сто километров в час, понеслась к городу. Да, за последний месяц многое изменилось. Может быть, и к лучшему, что случился этот кошмар. Тайное стало явным, все прояснилось, исчезла необходимость врать дома — ей это давно казалось бессмысленным. Ее муж работал на Лебедева, Лебедев — на Якова Михайловича, она — напрямую на Сумского. Ни Лебедев, ни муж об этом не знали, запутанная получалась картина. Она много раз говорила Сумскому, что не видит смысла в этой конспирации, — стучать на мужа, если что, она все равно не станет и наблюдателем за любимым человеком ей быть противно. Но шеф ответил, что никто и не просит ее быть в собственной семье соглядатаем. У нее совершенно другие обязанности. Всему, мол, свое время. Так требуют интересы дела.
Дела Сумской вел так, что придраться было действительно не к чему. В последнее время, правда, уставать он, что ли, больше стал, увлекся чтением научной фантастики, рассказывал при встречах о книгах, которые прочитал.
«Научная фантастика, — говорил он Тане, — это то, что сейчас происходит. То, что мы с тобой делаем. Ты согласна? Мы изменяем реальность, изменяем людей. Делаем с ними все что угодно, и они даже этого не замечают. Ты видишь, я давно уже работаю на себя, а самое смешное в этом то, что объективно получается — на благо страны. Страна — это, выходит, я. И я здесь могу все. Только это происходит не так, как в книгах. Каждое наше чудо не кажется сверхъестественным, поскольку заворачивается в оболочку бюрократических операций, бумажной волокиты, миллионов бумажек, которые начинают действовать сами. Вернее, не совсем сами, мы их контролируем. Мы, — хихикал он, — сверхлюди. Пришельцы».
«Не тронулся ли старик на старости лет?» — думала Таня. Но, глядя в умные, проницательные глаза Сумского, понимала, что все опасения на этот счет напрасны. Этот дед еще всем сто очков вперед даст, с головой у него все в порядке. Чудовище он, конечно, но ясный ум, логика потрясающая, как у компьютера. И такой же бездушный. Выполняет свою программу, хоть трава не расти. Что-то в нем есть. Что-то очень сильное в нем сидит, мистическое. Это тоже Таня понимала. Как он людей окручивает — особый дар у Сумского, как он всегда сухим умудряется выскочить из воды. Во время путча последнего лоб не морщил ни разу. Звягина, ее мужа, бандита, в месяц сделал президентом компьютерной компании. Процветающей, с представительствами по всей стране. У Саши, хоть он в компьютерах и не понимает толком, все-таки высшее гуманитарное, справляется вроде бы. Правда, его президентство очень сомнительно — он все какими-то другими делами занимается, компьютеры Звягина слишком мало интересуют.
Глава 3
— Так что же, выходит, что ты действительно такой могучий человек? — спросил Звягин.
Был двенадцатый час ночи, когда Таня закончила свой рассказ. Звягин, конечно, кое-что знал о ее прошлом — не институтском, а о том, что было раньше, — о ее жизни в коммуне Маратика, уроках гипноза, медитации, телепатии… Девчонкой совсем еще была, все они были почти детьми, а КГБ раздавило их, некоторых просто уничтожило физически. Кого-то сразу, Маратика постепенно, но все равно раздавило. Из всех Таня была единственной, кто без ощутимых потерь дожил до сегодняшнего дня.
— Немудрено, ты же на них пашешь…
— Я не на них пашу, Саша. Я просто живу так, как считаю правильным.
— Я, признаться, тебе раньше не верил. Ты что-то пыталась рассказывать, помнишь?
Глава 4
Последние две недели Клещ был совершенно уверен в том, что за ним следят. Вообще дела шли — хуже некуда. Ублюдок Джонни как сквозь землю провалился, и, сколько Клещ ни пытался его отловить — облазил все брайтонские притоны, все самые грязные стройки, пляжи, помойные ямы, убил массу времени, просиживал в барах, где подобного рода личности собирались вдали от глаз приличной публики, — все было абсолютно напрасно.
На службе дела вообще пошли странным образом, Клещу временами изменяло даже чувство реальности — майор Гринблад словно забыл о всей этой заварухе в Брайтоне, о Джонни, об убийстве Кеши Гриценко, смотрел ясными голубыми арийскими глазами да продолжал свои ненавистные Клещу похлопывания по плечу, снимание пылинок с его пиджака и другие проявления отцовской заботы к подчиненным ему офицерам. Но это бы ладно. Гринблад же завалил невзначай Клеща такими ворохом бумажной работы, какого он давно уже не помнил.
Наверное, только на первом году службы ему приходилось сидеть за столом вот так — часами не покидая кабинета, составлять и по нескольку раз переписывать никому не нужные отчеты, заполнять и составлять анкеты, ковыряться в картотеке, копировать компьютерные файлы, вносить в них изменения, заниматься классификацией подозреваемых — майор был очень умелым руководителем. Может быть, неважным полицейским, но администратором-то уж точно первоклассным. Он умел убеждать своих работников в необходимости того или иного пустого и бессмысленного занятия, и даже Клещ первые два дня делал работу секретарши с осознанием честно отрабатываемого долга перед отечеством.
Но этой деятельности конца видно не было, а Гринблад начал поговаривать о грядущих награждениях и благодарностях руководства. По его словам, отдел блестяще справлялся с работой и почти уже ликвидировал проблему распространения наркотиков во вверенном ему районе Нью-Йорка. Во всяком случае, «сделал все, что возможно, и даже больше». Это любимое выражение шефа Клещ за последние две недели слышал в коридоре чаще, чем за весь последний год. Внезапно от Клеща потребовалось подведение итогов его деятельности за весь год, и он потел в офисе, злился… Самое отвратительное было осознавать, что время — его время — тратится впустую. Он не мог позволить себе такой роскоши, он должен был каждый день делать хотя бы шажок к своей цели, к своему варианту американской мечты, как иногда, посмеиваясь, про себя называл то, к чему так стремился.
Сегодня с утра Таккер сообщил ему, что шеф отправляет его в отпуск. Клещ только мрачно кивнул. Все было шито белыми нитками — закрытое дело об убийства Гриценко, кабинетные труды самого мобильного, этим и ценного работника, теперь вот — отпуск Милашки Таккера.
Глава 5
— Заявление ваше мы очень ждали. Без него ведь нам дело не начать. Как же вы не понимаете? Бандитов развелось столько, шагу не ступить человеку. Так что можете надеяться, найдем мы этих хулиганов. Ждите, мы вас вызовем. Всего доброго.
Таня закрыла дверь за участковым.
Звягин на кухне гремел чайной ложечкой, размешивая сахар в своей глубокой цилиндрической кружке.
— Ну что, скоро наших киллеров поймают доблестные воины? — услышала она его голос.
— Скоро, Саша, скоро. Товарищ участковый так и сказал, скоро, мол, на очную ставку вызовем.