На заснеженных улицах рождественнского Чикаго юные герои романа "Епитимья" по сходной цене предлагают профессиональные ласки почтенным отцам семейств. С поистине диккенсовским мягким юмором рисует автор этих трогательно-порочных мальчишек и девчонок. Они и не подозревают, какая страшная участь их ждет, когда доверчиво садятся в машину станного субъекта по имени Дуайт Моррис. А этот безумец давно вынес приговор: дети городских окраин должны принять наказание свыше, епитимью, за его немложившуюся жизнь. Так пусть они сгорят в очистительном огне!
Неужели удастся дьявольский план? Или, как часто бывает под Рождество, победу одержат силы добра в лице служителя Бога? Лишь последние страницы увлекательнейшего повествования дадут ответ на эти вопросы.
Пролог
Окраины Чикаго могут похвастаться весьма пестрым пасьянсом: здесь сельские жители из Кентукки; яппи
[1]
, пересматривающие свою жизнь и подпирающие спинами ветшающие серые камни домов; бедные и бездомные...
И ребятишки.
Если вы оказываетесь на окраинах в детском возрасте, то очень быстро узнаете: единственный способ выжить на улице — узнать ее. Те, кто не усвоил этого урока, обычно не могут выжить на маленьком, перенаселенном клочке земли, ограниченном с одной стороны холодными водами озера Мичиган, с другой — приходящими в упадок зданиями, грязными улочками и другими приметами городского запустения.
Дети окраин делятся на три категории. Невидимые — это те, кто ходит в школу, возвращается домой и делает уроки, кто редко отваживается выходить на улицу, кто не играет в Галерее и не околачивается поблизости от супермаркета Бутера, выклянчивая мелочь. Они знают: чтобы выжить, надо остаться независимым. Эти дети — а обычно это дети эмигрантов из Азии — позже покинут окраины, где жили, и двинутся на север в поисках лучшей жизни.
Часть первая
Глава 1
Лоренс-авеню оживлена, возбуждена; оживление это, однако, умерял холодный дождь. Здесь, на окраине Чикаго, отражались на черной мостовой ярко-синие, желтые и зеленые огни. Прохладный ночной воздух. Из-под крышек люков вырывается белый пар. Бледные огоньки в окнах баров по, соседству манят прохожих обещанием «рождественского веселья».
Джимми Фелз стоит на углу улицы. В свои тринадцать он уже знает, какие позы нужно принимать. В том, как прислонился он к двери магазина, — небрежный вызов; выставленное в сторону бедро — знак тем, кто проезжает мимо медленнее других. На нем выцветшая джинсовая куртка, под ней — рубашка «Металлика», джинсы, все в заклепках, и туфли «Рибок». Его рваная рубашка намеренно надета так, что обнажен сосок и видна полоска белой гладкой кожи на животе. Воротник рубашки срезан, на шее — золотая цепочка, поблескивающая в свете уличного фонаря.
Зеленые глаза, глядящие в упор с бледного лица, выражают ранний, не по годам опыт. Он подносит сигарету к полным губам, слишком женственным и пухлым для мальчика, слишком зрелым, чтобы быть невинными. Он блондин. Его недавно вымытые волосы еще влажны и кажутся темнее, чем обычно.
Он старается не слишком обращать внимание на проезжающие мимо машины, некоторые из них замедляли ход, когда какой-нибудь пассажир его разглядывал. Он знал: нужно не подавать виду, что ты голоден, пусть считают, что делаешь им одолжение... Всегда надо иметь какое-то преимущество. Эта уличная мудрость словно передавалась по наследству. И нужно помнить о Гэйси. Помнить о Ларри Эйлере и о том, что он сделал с Дэнни Бриджесом, мальчиком, окончившим свои дни не лучшим образом: его разрубили на куски и выбросили на свалку. Надо было поскорее уматывать отсюда. Но он продолжал стоять у магазина, наблюдая, медленно переводя глаза с одной машины на другую и ловя уголком глаза направленные на него взгляды: он видел тени смотревших на него мужчин, казавшихся за стеклами машин темными призраками.
Часть вторая
Глава 17
Отец Ричард Гребб смотрел на лежавшую перед ним Библию. Он снова и снова переписывал текст стиха, надеясь отыскать с его помощью нужные слова для утренней проповеди, как бывало когда-то, когда он был новичком в своем деле и еще чувствовал себя связанным обетами. Он выписывал текст из Первого Послания Апостола Павла к Коринфянам, глава 2, стихи 1—5:
«1. И когда я приходил к вам, братия, приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости.
2. Ибо я рассудил быть у вас не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого.
3. И я был у вас в немощи и в страхе и в великом трепете.
Эпилог
Ричард, прижав к себе темноволосую девочку, смотрел на пламя. Жар огня согревал его лицо в холоде декабрьского рассвета. Розовато-жемчужный свет начинал пробиваться с восточного края неба. Вокруг Ричарда тесным кольцом собрались все остальные. Никто не говорил ни слова. Все смотрели вверх на языки пламени, съедавшие мрак ночи.
Невдалеке от группки детей стояла старая женщина. Ее черные с проседью волосы были собраны на затылке в пучок, она все старалась запахнуть пальто поплотнее. Голубой шерстяной шарф подчеркивал блеск карих глаз.
Никто не смотрел на землю, где лежал Джимми Фелз, прикрытый пальто священника. Казалось, он спит.
Пламя бросало отблески на его бледное лицо, и казалось, на нем играют краски жизни.
Он как живой, пока не увидишь отметину, охватившую его горло пурпурным кольцом, подумал Ричард.
