Вообще-то я вдоволь наслушался таинственных голосов и привык к их переменчивым,порой экстравагантным, требованиям. Однако на сей раз голос звучит иначе — четкои совершенно безапелляционно. Я должен подчиниться. Пребывая в своей старойразвалюхе, в окружении жалкого имущества, я получаю инструкции, как стереть слица земли все знакомое и прозаическое. Воспротивиться я не могу, даже дляпроформы. Я выползаю из своей берлоги с отчаянно бьющимся сердцем и отмечаю, чтоменя покидают последние остатки разума.
Я прожил в этом закоулке восемь месяцев, но на прошлое не оглядываюсь. Силойпохвастаться не могу, подметки моих башмаков протерлись, зато я способен пройтинесколько миль без отдыха и нытья. Другие мне под стать: на улице полнобезмолвных пешеходов. Все эти ходячие олицетворения спокойствия и порядкавстревожили бы любого здравомыслящего наблюдателя. Но я почти не замечаю их. Мненужна конкретная улица. Я нахожу ее, сворачиваю налево, прохожу еще милю.Высокие здания сменяются аккуратными домиками рабочего люда. Я принимаюсь читатьномера на почтовых ящиках. Нужный мне дом — угловой; он освещен, входная дверьраспахнута. Я вхожу, не позвонив, с мыслью, что местечко выглядит знакомо,словно я здесь уже бывал или, может, видел этот дом во сне...
Начинается моя новая жизнь.
Я больше других привык к коренным переменам и причудам повседневногосуществования. Сегодняшняя перемена просто более внезапна и четчеоторкестрована, чем прежние. Я не сомневаюсь, что оказался здесь не просто так.Существует какая-то причина и далеко не пустячная, которая будет в свое времяразъяснена. Пока же я купаюсь в удовольствиях: впервые за долгие годы моесуществование приобрело смысл, весомость и, как ни странно, колорит.
На столике стоит вскрытая банка пива. Я беру ее, нюхаю и ставлю обратно, что дляменя не характерно. В углу стоит огромный телевизор; он по-прежнему передаеткартинку спортивного канала, однако никакого действия на экране нет, толькопустой корт и трибуны. Игра отменена. Я почему-то в курсе, что этим видом спортаникто никогда уже не будет заниматься, потому что он прекратил существование.Однако Голос не позволяет чувству утраты завладеть моим сознанием. По егоприказу я валюсь на засаленный диван, слушаю и киваю, уставясь в пустоту.