Ни одного зарубежного поэта не переводили в России столько, сколько Мицкевича. Порой он превращался в объект настоящего культа — например, для его переводчика Николая Семенова (1823–1904). И ни один русский поэт не может похвастаться такой тесной связью с великим польским поэтом, как Владислав Ходасевич. Множество нитей соединяют их — внешние житейские обстоятельства и внутренние переживания, странствия души и скитания тела.

У обоих отец был поляк, а мать еврейка, оба страстно увлекались литературой и учились на филологическом факультете (один в Вильне, другой — в Москве), оба скончались в эмиграции, не предугадав поначалу бесповоротности своего изгнанничества. В эмиграции оба постепенно перешли от поэзии к прозе: литературной критике, эссеистике и журналистике. В довершение всего они приходились друг другу дальними родственниками по боковой линии. К этим внешним обстоятельствам добавим, что Ходасевич много переводил Мицкевича, составил антологию его поэзии и написал о нем целый ряд работ. К сожалению, настоящее исследование обречено остаться неполным: свыше трехсот литературоведческих статей русского писателя до сих пор не собраны, некоторые из них нам просто неизвестны.

Владислав Фелицианович Ходасевич был поэтом, литературоведом, критиком, мемуаристом, переводчиком. Родился он в Москве 16 (28) мая 1886 г. последним из шести детей. Его отец Фелициан Иванович (1835–1911), которому в то время уже исполнилось пятьдесят два, был сыном польского дворянина (литовского происхождения), участвовавшего в восстании 1830–1831 гг. и заплатившего за революционные увлечения бегством (1833), потерей земель и имущества (БП. С. 6). После изучения живописи в петербургской Академии Художеств Фелициану Ивановичу пришлось отказаться от карьеры художника и посвятить себя искусству фотографии. Сперва он работал в Туле, где сделал несколько фотопортретов семьи Толстого, а потом открыл первый в Москве магазин фотопринадлежностей (именно он начал распространять в России продукцию фирмы «Кодак»). Сын с нежностью вспоминал отца в лирическом стихотворении «Дактили» (1927–1928).

Мать поэта Софья Яковлевна (1844–1911) была дочерью русского еврея-выкреста, Якова Александровича Брафмана (1824–1879), известного публициста, принявшего православие, автора антисемитских произведений, среди которых «Книга Кагала» (Вильно, 1869) и «Еврейские братства» (1888). Он состоял в Императорском географическом обществе, а Александр II пожаловал ему дворянство. Софья Яковлевна выросла вне стен отцовского дома, детство и юность она провела в Литве, в семье князей Раздвиллов, которые окрестили ее по католическому обряду и воспитали в католической вере. Была она ревностной и страстной католичкой, нежной и любящей матерью, постоянно дрожавшей за слабое здоровье Владислава, которого родила в сорок два года. В семье она была хранительницей польских и католических обычаев («Мама! Молитва, любовь, верность и смерть — это ты!» — «Дактили»). Некоторые российские исследователи незаслуженно умаляют значение материнского влияния на поэта — в том, что касается его отношения к Польше и католичеству. Между тем о влиянии Польши говорят и поэтические произведения, и эссеистика Ходасевича, а воспоминания близких поэта — таких, как Н. Берберова и Ю. Терапиано — свидетельствуют о его тесной связи с католичеством.

Впрочем, о своих семейных корнях лучше всего рассказывает он сам в автобиографическом отступлении в одной из статей 1935 г., которое, как ни странно, ни разу не цитировалось в работах о Ходасевиче:

В тексте статьи и примечаниях использованы следующие сокращения:

БП — Ходасевич В. Стихотворения / Вступ. статья Н. А. Богомолова. Библиотека поэта. Л., 1989.

KT — Ходасевич В. Колеблемый треножник. Избранное. М., 1991.

ЛСВ — Ходасевич В. Литературные статьи и воспоминания. Нью-Йорк, 1954.

1 Struve G. Mickiewicz in Russian Translations and Criticism // Adam Mickiewicz in World Literature. A Symposium / Ed. by W. Lednicki. Berkeley — Los Angeles, 1956. P. 105, 116-117.

2 Bethea D. M. Khodasevich. His Life and Art. Princeton, 1983. P. 4.

3 «Был мой отец шестипалым. По ткани, натянутой туго, / Бруни его обучал мягкою кистью водить. / Там, где фиванские сфинксы друг другу в глаза загляделись, / В летнем пальтишке зимой перебегал он Неву. / А на Литву возвратясь, веселый и нищий художник, / Много он там расписал польских и русских церквей. // <…> Так и в душе навсегда затаил незаметно, подспудно / Память о прошлом своем, скорбь о святом ремесле. / Ставши купцом по нужде — никогда ни намеком, ни словом / Не поминал, не роптал. Только любил помолчать // <…>» (БП, С. 188).

4 De Michelis C. G. Il manoscritto inesistente. I «Protocolli dei savi di Sion»: un apocrifo del XX secolo. Venezia, 1998. P. 46.

5 Bethea D. M. Op. cit. P. 6-7.