Бесконечно шли тракторы. Они показывались на вершине Южного холма, тяжело переваливали ее и спускались в долину. Каждый трактор тащил за собой нагруженные сани. Черная перевороченная земля полосой тянулась далеко на север к устью большой бурной реки Омваам. Это началось весной, когда ночей не было. Круглосуточное солнце без отдыха бродило по небу, щедро поливая теплыми лучами скудную растительность тундры. Трактористы облюбовали для отдыха долину. Они останавливали усталые машины у воды, долго с наслаждением мылись в холодных струях Омваама. Вымывшись, они отцепляли сани и загоняли тракторы в воду. Быстрое течение смывало налипшую на гусеницы глину, запутавшиеся в железных башмаках пучки мокрой тундровой травы.

Вскипятив чай и закусив, трактористы садились в машины, отправлялись дальше в путь — к морю.

Всю весну и лето наблюдал старый Гаймелькот безостановочное движение тракторов. И хотя он давно слышал о различных диковинных машинах от своих сыновей, живущих на центральной усадьбе колхоза, все же первые несколько дней он старался подальше уйти от непривычного железного грохота. Лишь через несколько дней после того как в нескольких десятках шагов от его яранги пролегла черная полоса развороченной тракторами земли, Гаймелькот, улучив момент, подошел к тракторной дороге. В глубокой колее застыла черная вода. Из перевернутого дерна вверх ножкой торчал священный гриб — вапак…

Гаймелькот отпрянул — непривычен и дик был вид земли, по которой прошлись, как ножом по шкуре живого зверя. Долго привыкал Гаймелькот к черной полосе на нетронутой испокон веков земле, к грохоту тракторов. К концу лета он уже не боялся подходить к отдыхающим машинам и с помощью небольшого количества русских слов, которым он научился во время редких своих поездок на центральную усадьбу, даже беседовал с молодыми трактористами.

Приветливые это были люди! Они поили старика чаем, расспрашивали, как умели, о дороге, рассказывали о себе.