Мы играем в пистолеты

Риз Екатерина

Он — владелец ресторана, имеющего в городе дурную славу. При этом загадочный, привлекательный и опасный. Не мужчина, а мечта. Для любительниц приключений. Но Вероника такой никогда не была. И уж точно влюбляться в такого типа не собиралась. Ведь у неё спокойная, налаженная жизнь, у неё муж-милиционер, хорошая работа, и вообще она не любит перемены. Но как устоять, если тебя откровенно соблазняют? И как не влюбиться, первый раз в жизни, со всей страстью, раз уж решила в омут с головой броситься? Даже понимая, что тебе врут… А уж если оказываешься втянутой в игру, затеянную мужчинами, где от тебя ничего не зависит, приходится учиться огрызаться. А потом заново строить свою жизнь.

Екатерина Риз

Мы играем в пистолеты

Её звали Лазурицкая Фаина Александровна. Ей два месяца назад исполнилось семьдесят пять, она носила высокую причёску, румянила щёки и обожала драгоценности. Её квартира была переполнена различными антикварными вещицами, и Фаина Александровна каждую мелочь в своей квартире обожала, знала и могла часами рассказывать историю появления "в нашей семье" какой-нибудь чашки. Конечно, всё это было от одиночества, разговоры о котором тётя не выносила.

— У меня была более чем насыщенная жизнь, — неизменно говорила она. — Могу я хоть в старости отдохнуть?

От второго мужа ей в наследство досталась просторная квартира в центре нашего города, сталинка, с высоченными потолками и огромной кухней, от третьего страсть к антиквариату, коллекция старинных часов и парочка картин, за которыми охотились дотошные музейщики, однажды даже из Москвы приезжали, но Фаина Александровна стояла насмерть, а в ответ на туманное обещание кругленькой суммы, лишь презрительно сморщилась и наградила гостя надменным взглядом.

— Я сама вам заплачу, молодой человек, если вы пообещаете мне больше не появляться в моём доме! Тося, неси кошелёк!..

— А первый и четвёртый? — полюбопытствовала я лет пятнадцать назад, когда ещё была девочкой-подростком, выслушивающей рассказы отцовой тётки с открытым от изумления ртом. — Что от них осталось?