Хриплый голос, певший с акцентом, неслышно звучал в наушниках, которые Сара упорно не снимала с начала полета. «Besame, besame mucho…» Не открывая глаз, она слегка поморщилась. Песни о любви! Как раз то что надо. И особенно на испанском языке. Она отчетливо вспомнила Эдуардо, смотревшего на нее полными мольбы печальными глазами. «Но, tesoro

[1]

, я хочу жениться на тебе! Как же твой отец может возражать? Ты ведь знаешь, что денег у меня достаточно, так что причина не в этом, а? Мы сможем жить, где тебе только захочется…»

Нет, нет, Эдуардо! Бедный Эдуардо! Вместо того чтобы кивать на отца и учебу, следовало все честно ему объяснить. Но как сказать, что ей просто невыносимо прикосновение его холодных и влажных рук?

Музыку прерывал голос командира экипажа, напоминавшего пассажирам, что через пятнадцать минут самолет совершит посадку в аэропорту Кеннеди. Любой, кто желает послушать переговоры пилотов с диспетчерами, может переключиться на канал…

Сара сняла наушники и пригладила волосы. Вынув из сумочки маленькое зеркальце и разглядывая свое лицо, она снова поморщилась. Плохая привычка, от которой придется избавляться.

«Девочка моя, тебе не следует корчить рожи! Ты же не хочешь, чтобы на твоем лице когда-нибудь появились складки и морщины, правда? Взгляни на меня…» — так нередко повторяла ей мать.

Открытие Нью-Йорка и новая встреча с Дилайт превратились в постоянно и быстро меняющуюся игру света, цвета и действия, которой, казалось, никогда не наступит конец. Они бывали везде, видели все, ели в неприметных маленьких ресторанчиках Виллиджа и самых шикарных отелях Манхэттена. День занимало бесконечное хождение по магазинам, вечер — театры, шоу на Бродвее и в других местах — Метрополитен-опере и филармонии. Дилайт заставила Нью-Йорк ожить и стать чудом для Сары, которая сама не смогла бы ощутить его лихорадочного, электрического биения.

Сара привыкла не ложиться ночью, ухватывая несколько часов сна перед очередным выходом. Она научилась проводить всю ночь в таких шикарных дискотеках, как у Регины, или в облюбованных чудаками заведениях типа казино Бонда, «Маджик» и «Ксенон», или в таких интересных местах, как «Мад-Клуб».

— Разве нью-йоркцы никогда не спят? — с удивлением спросила как-то Сара.

В ответ на свой довольно наивный вопрос она услышала довольное хихиканье.

— Почти никогда, дорогая! Видишь ли, здесь всегда так много дел! И я никогда не устаю — витамины и лечебное питание помогают мне добиться этого! Как у тебя дела с энергетическим уровнем? И как тебе понравился Джакомо, друг Карло? Я заметила, что ты пришлась ему по вкусу!

Осенью в Лос-Анджелесе стояла такая жара, какую Сара и представить не могла, хотя ее об этом предупреждали. Самая легкая одежда из тонкого хлопка не спасала от страшного зноя, который словно пронизывал все тело, лишая Сару бодрости и даже, казалось, подавляя волю. Иначе как объяснить, что она без сопротивления согласилась с сумасбродной затеей Дилайт? Видимо, в глубине души она тоже была сумасбродкой. Неразумной казалась сама мысль, что они попытаются обвести вокруг пальца хитрого, хладнокровного и самонадеянного итальянского магната, которому хватило ума и жестокости самостоятельно нажить несметное состояние. Сара несколько раз хотела сказать об этом Дилайт, но та и слушать не захотела.

— Конечно, наш план — мой план — сработает и не смей думать иначе, слышишь? Он сработает потому, что должен сработать, вот и все. Я с ума схожу от того, что не вижу Карло и не могу поговорить с ним по телефону, пока он сидит в этой аргентинской глуши!

— Дорогая, могу себе представить, что ты испытываешь, но, знаешь, это, скорее, похоже на сюжет из романа! Если вдруг твой Карло сам сорвется с места, то что может помешать тебе…

Видя, как на выразительном лице Дилайт собираются грозовые тучи, Сара вздохнула и нерешительно закончила:

— И все-таки я не думаю, что этот ужасный старший брат может причинить тебе неприятности. Или вообще что-либо такое предпринять.

Короткая, но важная сцена любви между Гароном Хантом, игравшим переодетого полицейского, и Дилайт Адамс в роли Фран, испорченной богатой девицы, отец которой руководит шайкой торговцев наркотиками, длилась дольше, чем ожидалось.

— Что, черт возьми, происходит с этой маленькой глупой сучкой? Раньше перед камерами она сбрасывала всю одежду, а сейчас никак не может оголить свою грудь. Ради Бога, Лью, поговори с ней!

Ден Реймонд, руководивший съемкой этой сцены, был уже готов рвать свои редеющие волосы. Итак, это изменение, внесенное в сценарий в последнюю минуту, но идея принадлежала Гарону, который сам ставил эту оценку.

— Ден, ты же прекрасно знаешь, что Дилайт захотела эту роль потому, что она естественна и отличается от ее прежних ролей. Она хочет показать зрителям, что умеет играть, а не просто ходить с важным видом, показывая свои прелестные сиськи и зад. В контракте сказано…

— Ден, Лью прав. Я уверена, Гарон разрешит — ведь было задумано опробовать в этой сцене новый поворот. Ты же знаешь, какой он педант!

У Сары слегка разболелась голова, и когда зазвонил электронный зуммер домофона, она еще не придумала, как выйти из затруднительного положения. Черт бы побрал этот пищащий ящик. Она все еще не сообразила, какую кнопку нажать!

Незнакомый голос, ответивший на её робкое «алло», звучал резко, и ей пришлось переспросить, прежде чем она разобрала, о чем он говорит. Переговорное устройство напоминало допотопный радиоаппарат, когда голос диктора то всплывает, то исчезает, заглушаемый атмосферными помехами.

— Мисс Адамс? Пол Друри… мне отвезти вас.

Его шофер? Еще один лимузин с киностудии?

— Сейчас спущусь! — прокричала Сара в ящик, чувствуя нарастающий гнев. Лучше бы Пол Друри взял с собой жену!