Взрыв, способный расколоть крейсер, высоко взметнул столб воды и скрыл за собой маленький катер. Всем, наблюдавшим за ним с берега, казалось, что взлетевшая ввысь вода оседает медленно, невероятно медленно. Потом водяной столб как‑то сразу исчез, и все увидели, что катер невредим и продолжает мчаться по севастопольской бухте. Сотни моряков вздохнули с облегчением.

С берега запросили: «Есть ли раненые? Не нужна ли помощь?» С катера ответили: «В помощи не нуждаюсь».

Так командир звена катеров «малых охотников» лейтенант Дмитрий Андреевич Глухов одним из первых открыл блистательную летопись подвигов советских моряков в дни Великой Отечественной войны.

…Светлой июньской ночью памятного 1941 года над севастопольской бухтой пронеслись вражеские самолеты. В небе, как гигантские ядовитые цветы, выросли купола парашютов. На них спускались морские мины. Коснувшись воды, мины отделялись от парашютов и уходили на дно. Происходило это потому, что крепления делались из вещества, таявшего в воде, как сахар. А парашют уносило волнами и ветром в сторону. Так, по замыслу гитлеровцев, сохранялась тайна местонахождения мин.

Однако за их падением зорко наблюдали моряки охраны севастопольского водного района, которым командовал контр–адмирал В. Г. Фадеев. В опасных местах немедленно устанавливали поплавки–буйки.

Главстаршина Федор Филиппович Марков упал под вражеским огнем во время штурма гитлеровских позиций на Керченском полуострове в один из дней января 1944 года. Подобрать Маркова не смогли: он упал рядом с вражеским дотом, из которого тогда выбить гитлеровцев не удалось. В сильный бинокль товарищи отчетливо видели его тело, распростертое перед самой амбразурой. Там оно и лежало весь день.

А вечером главстаршина вернулся в свой отряд морской пехоты, жадно попил воды, наскоро и бессвязно рассказал, что с ним произошло, и завалился спать. Спал он беспробудным, каменным сном.

Вид у Маркова был жуткий: главстаршина был в крови с головы до пят. Кровь запеклась и на лице, и в волосах, они слиплись и затвердели. Сморенный сном Марков не успел сказать, куда его ранило. Санитары, бережно раздев, тщательно осмотрели его со всех сторон, обмыли, но, к своему великому изумлению, не обнаружили ни единой царапины. Лишь на колене была пустяковая ссадина, про которую принято говорить, что «до свадьбы заживет». В кармане у Маркова обнаружили горсть новеньких немецких медалей, что было уж совершенно необъяснимо.

Проспав почти сутки, главстаршина окончательно воскрес и смог наконец отвечать на посыпавшиеся со всех сторон вопросы. Но тут началась подготовка к новой атаке, и Маркова куда‑то потребовали. Потом его назначили командиром взвода, и он исчез с ним на переднем крае.

Об этой удивительной истории мне пришлось узнавать у его товарищей, Один припомнил одну подробность из его рассказа, другой — другую. Так, по крупицам, восстанавливалась картина того, что происходило в течение семи часов, которые он пролежал, как мертвый, у вражеского дота.

В дни Великой Отечественной войны, когда гитлеровцев уже гнали прочь, наш крупный транспортный теплоход с войсками и боеприпасами шел вдоль берегов Черноморья. Вражеская подводная лодка выпустила по транспорту торпеду. Первым ее заметил сигнальщик конвойного катера.

— Торпеда! — крикнул он сорвавшимся от неожиданности голосом и, опомнившись, спокойнее доложил ее курсовой угол.

Но его звенящий крик услышали все на палубе. Торпеда шла на небольшой глубине. Стремительно пенистый след ее был хорошо виден. И было ясно, что громадный, тяжело нагруженный транспорт уклониться не успеет. Враг рассчитал точно.

Лучше всех это понимал командир катера Радченко. Секунду–другую он что‑то прикидывал, затем приказал своим обычным, немного скучным голосом:

— Право руля!

Огневой вал преградил путь атакующим черноморцам. Фашистские мины с воем и грохотом долбили мерзлую керченскую землю. В воздухе стояла мелкая известковая пыль. Оседая, она пудрила лица, делала волосы седыми.

Вырвавшийся вперед взвод моряков укрылся от вражеского огня в блиндажах и окопах небольшой высоты, откуда только что выбили гитлеровцев. Но расположенные во второй линии вражеские минометчики, видно, хорошо сюда пристрелялись. Дымные кусты разрывов то и дело вырастали у самых окопов, не давая высунуть головы. Но хуже всего было то, что по ним же начала бить и своя артиллерия. Флотские артиллеристы не знали, не могли знать, что высота, из‑за которой так долго шли упорные бои, уже находится в наших руках.

Блиндаж на самой вершине каменистого холма заняли двое моряков — старшина Александр Ермаченко и краснофлотец Михаил Цветкун.

— Эх, дать бы знать артиллеристам, — вздохнул краснофлотец. — Враз бы перенесли огонь на этих минометчиков. Мы бы тогда так продвинулись!..

— А как это сделаешь? — отозвался старшина. — Рации‑то у нас нет. А связисты со своими катушками когда‑то поспеют.