Без права голоса

Романчук Евгения

Круизный лайнер у одних ассоциируется с роскошью и чувством безмятежности, в то время как для кого-то это всего-навсего спасательная шлюпка, несущая вдаль от земных проблем. Зарываясь с головой в работу, ты погружаешься в мир нового опыта, знакомств и собственного познания, где существует тонкая грань между фразами «так надо!» и «а стоит ли?». Главный герой, оказавшись в эпицентре желаний и людской слабости, борется за справедливость на фоне преступного деяния, впоследствии предполагая, что личностное вмешательство могло сыграть злую шутку над ним. Единственное что следует усвоить это то, что убежать от самого себя невозможно, как бы при этом старательно не помогало вам время…

Вы даже представить себе не можете, сколько всего я насмотрелся на этом корабле. Какие женщины меня окружали! В каких платьях она ходили! Какие вина они распивали! Я любил их всех и сразу только за одни чаевые, которые каждая из них способна была оставить за свое получасовое появление в джазовом баре на третьей палубе. Их мужья и любовники всегда, как мне казалось, вели себя чуточку скромнее, заказывая самый качественный алкоголь. При этом они благодарили обслуживающий персонал менее щедро, нежели женская половина элитного общества, по-видимому, для того, чтобы наиграно подчеркнуть фальшивое умение ценить деньги, заработанные, наверняка, самым «честным» трудом. Лица всех этих нефтяных магнатов, бизнесменов, шейхов и культурных деятелей со временем начали терять какие-либо признаки отличия в моем восприятии. Поведение каждого такого богача, мельчайшая молекула тела которого до тошноты была пропитана брендовым парфюмом, для меня виделось шаблонным. Более того порой создавалось такое впечатление, что у них у всех был один и тот же гардероб, приобретенный в баснословно дорогом типичном бутике, один и тот же парикмахер, под копирку разделяющий проборы с подкрашенной сединой, один и тот же смысл жизни, подталкивающий их тратить в три раза больше, чем они могут потребить, а главное — стандартные кожаные портмоне одинаковой толщины, те, что они каждый раз жадно стискивали в руках, готовясь оплатить по счету. Так физиономия одного превращалась в группу, группа в толпу, а толпа — в безликую пресную массу высокомерия. Боже, сколько денег было ими выброшено на мишуру и презренный пафос!

Тогда переживая молодой, но довольно перспективный возраст, любую сумму, что превышала рубеж в сто шиллингов, я готов был считать целым состоянием. Честно признаться, по истечению тридцати с лишним лет изменилось немногое: единственное — валюта теперь именуется по-другому, но вот мой личный уровень жизни по-прежнему остается бедственно низким. И если сейчас я полностью готов к любым претензиям на этот счет, то в ту пору грех было меня винить. Ведь все что осталось у меня от родителей были лишь смешная фамилия, ржавый велосипед и среднее образование, два последних класса которого я так и не окончил, убежденно полагая, что сидение за партой лишь убивало мое и без того короткое время. Поэтому я быстро разглядел перспективы банальной спекуляции, механизмы которой были вполне доходчивы для пятнадцатилетнего мальчишки. На протяжении длительного времени я постоянно что-то выискивал, торговал, перевозил, сбывал и снова приобретал.

Вообще, до армии я чем только не занимался. Больше всего мне запомнилось время, проведенное на стройке. Есть своя романтика в тягостях физического труда. К тому же, рабочий класс — это особая категория, у которой матерный язык и по сей день остается основным способом коммуникаций. В таком коллективе не обсуждают работы Рихтера и не дискутируют на сомнительные темы «вечного бытия». Там каждая мысль отличается лаконичностью, четкостью и простотой, а что еще, в принципе, несовершеннолетнему недоучке нужно?

После нескольких лет поиска себя, я лоб в лоб столкнулся с армией, этой мудрой матушкой, которая очень быстро развеяла все иллюзии о справедливости. Не могу сказать, что раньше я питал большие надежды, все-таки мое происхождение никогда не позволяло разгуляться фантазии, но, тем не менее, кое-какие мечты продолжали теплиться на подсознательном уровне. Однако уже после первого дежурства я окончательно убедился, что всегда прав тот, что выше, причем и в буквальном, и в фигуральном смысле слова в зависимости от ситуации. Помню, как, возвращаясь на электричке в родной город, в наглаженной форме с аксельбантом я жалел лишь об одном — что меня не видела мама. Она точно с гордостью прослезилась бы, обнимая единственного сына, до этого момента не радовавшего ее особыми успехами. После этого жизнь пошла по стандарту. Я устроился на постоянную работу, на мебельную фабрику, встретил красивую девушку, в порыве пылкой влюбленности женился. Впрочем, я слегка отвлекся от темы…

Заканчивался злополучный для меня високосный год, который, по всей вероятности, не зря называют сложным. В тот период постепенно нарастающего непотизма мне по счастливой случайности выпал шанс устроиться в команду обслуживающего персонала круизного лайнера, который курсировал в водах Атлантического океана. Когда оставшийся из тех немногих, кто выдержал испытание времени, мой друг детства и он же бывший школьный товарищ обратился ко мне с предложением, я, не раздумывая, согласился, толком ничего и не узнав об открытой вакансии и ее должностных обязанностях. Честно признаться, мне тогда было все равно, я готов был бежать куда угодно, лишь бы подальше от земли, что то и дело напоминала мне о недавнем бракоразводном процессе. Судя по всему, моя судьба наконец-то заметила, что пришло время меня спасать. Думаю, последней каплей стала моя жалкая попытка организовать собственные мысли и начать вести что-то вроде личного дневника, хотя мне всегда казалось, что это занятие больше по душе представителям женского пола. Но, по правде, тогда меня мало смущали статусы гендерного распределения. Однако затея моя оказалась уж слишком мелкомасштабной и выглядела она приблизительно так: на обратной стороне составной части картонной коробки из-под конфет с небрежно оторванными боковинами, наверняка, с грамматическими ошибками плохо наточенным карандашом было нацарапано следующее: