Творчество русского писателя Марка Александровича Алданова нашим современникам почти неизвестно. Алданов уехал из России в 1918 году и жил некоторое время в Германии, затем во Франции, много путешествовал по другим странам, а в 1941 году, после гитлеровской оккупации Франции, поселился в Соединенных Штатах. В период между двумя мировыми войнами исторические романы и политическая публицистика Алданова были популярны во многих странах.

И. А. Бунин, друг и большой поклонник таланта Алданова, выдвигал его кандидатуру па Нобелевскую премию. Дружбой с Алдановым дорожили высоко ценившие его Д. С. Мережковский и А. И. Куприн, Б. К. Зайцев и 3. Н. Гиппиус, В. Ф. Ходасевич и В. В. Набоков, Г. В. Адамович и К. Д. Бальмонт, как и многие другие его современники и соотечественники, писатели и ученые, покинувшие Россию после Октябрьской революции. Один из них, известный критик В. Вейдле, писал, что «романы Алданова надо сравнивать с такими превосходными образцами современного французского романа, как «Семья Тибо» Роже Мартен дю Гара и «Контрапункт» Олдоса Хаксли, имея при этом в виду, что задания Алданова шире и сложнее, чем у обоих этих авторов...»

Возможно, при взгляде из исторической перспективы окажутся преувеличенными и даже поточными некоторые политические суждения Алданова: ведь его книги писались много десятилетий назад, по следам событий, в разгар острой, бескомпромиссной политической борьбы. Но, с другой стороны, многое в мировой истории XX века, против чего предостерегал и что предвидел Алданов, увы, вполне состоялось, «обогатив», в который раз, горький опыт человечества...

Псевдоним, под которым Алданов вошел в русскую литературу, представляет анаграмму его настоящей фамилии. Он родился в Киеве 7 ноября 1886 года. Отцом его был промышленник Александр Маркович Ландау, матерью — Софья Ивановна Зайцева. Семья их была крепкой и дружной, и своему сыну они дали прекрасное образование. В 1905 году Алданов окончил классическую гимназию, овладев помимо греческого и латинского языков еще немецким, французским и английским, на которых изъяснялся и читал совершенно свободно. Мог он совершенно свободно на них и писать, по писать он предпочитал только на роддом языке — на русском. Спустя пять лет Алданов завершил высшее образование в Киевском университете одновременно по двум факультетам — юридическому и, как он тогда назывался, научному; на этом последнем он специализировался сперва по математике и физике, а затем, после совместной работы в Париже с профессором Анри в 1913 году,— по физической химии.

Ученый-химик Марк Алданов работал по специальности до самых последних лет жизни. Самая первая его научная работа «Законы распределения вещества между двумя растворителями» была напечатана в 1912 году в киевских «Университетских известиях». Б годы первой мировой войны он занимался проблемами защиты Петрограда от возможных газовых атак противника. Его тогдашние работы публиковались в «Журнале Русского физико-химического общества». И, будучи известным писателем, он часто выступал с результатами своих научных исследований в авторитетных европейских журналах. В 1936 году он выпустил работу «Лучевая химия», в 1950 году появилась его книга «О возможностях новых концепции в химии».

Роман «Святая Елена, маленький остров» появился па страницах «Современных записок» в 1921 году. Следом печатались романы  «Девятое Термидора», «Чертов мост», «Заговор» {1}

. Предполагалось, что поначалу это будет трилогия о событиях в России и, постольку поскольку, в Западной Европе периода 1793—1821 годов. Однако замысел разрастался, материала было предостаточно. По «Святой Елене» чувствуется, что Алданов еще только подходил к тем огромным золотым россыпям, которыми он блестяще овладел позже. И определенная закономерность во всем этом, безусловно, была — та самая закономерность, которая привела Л. Н. Толстого от романа о декабристах к роману о войнах 1805—1812 годов. Говорить о Наполеоне последних лет его жизни почти невозможно в романной прозе без рассказа о событиях, предшествовавших его коронации, то есть о событиях Великой французской революции, а самое революцию почти невозможно живописать только внутри французских границ, ибо рожденная ею волна прошла по всей Европе. В то же время, говоря о России конца XVIII века, также нельзя не сказать о Европе, и Алданов это неоднократно подчеркивал: история России той поры невозможна без событий европейской истории. В искусственном отрыве одного от другого он, кстати сказать, видел существенный недостаток блестящей, по его мнению, книги В. Ф. Ходасевича «Державин». И опять-таки нельзя, говоря о России рубежа XVIII—XIX веков, не вернуться к событиям Великой французской революции, где, собственно, таятся истоки и декабризма, и петрашевцев, и революционного движения в России 60—70—80-х годов, и революций 1905 и 1917 годов.

Историками французской революции проделана огромная, потрясающая воображение работа, но в художественной литературе, как ни странно, эта эпоха до сих пор почти не нашла адекватного своим масштабам отражения. Едва ли не первым обратился к этой теме Георг Бюхнер со «Смертью Дантона», затем через длительные промежутки времени появлялись «Шуаны» Бальзака, «Повесть о двух городах» Ч. Диккенса, «История одного крестьянина» Эркмана-Шатриана, «Девяносто третий год» В. Гюго, «Марсельцы» Ф. Гра, «Дантон» Р. Роллана, в нашем веке — «Боги жаждут» А. Франса, «Фуше» С. Цвейга и... С натяжками добавим Стендаля с «Жизнью Наполеона» и «Пармской обителью», Л. Фейхтвангера с «Лисами в винограднике», «Мудростью чудака» и «Вдовой Капота», и это все, почти все... даже количественно за двести лет немного... А о России и в России? Еще более удивительно, что русская историческая проза почти вовсе обошла Великую французскую революцию — может быть, какое-то прикосновение к ней есть у Ольги Форш в трилогии о Радищеве, но и только... А между тем... «Кто из пас, русских, не был загипнотизирован французской революцией? Кто с жадностью не бросался в молодости на изучение ее великих людей и событий?» — писала известная русская революционерка Екатерина Кускова в 1922 году.

Уже хотя бы по одному этому замысел Алданова не имеет себе равных, несмотря на то что, но сути дела, собственно, о французской революции, о завершающем ее этапе и у Алданова тоже не так много. «Самая картина революционной эпохи лишь намечена в настоящей книге»,— скромно оговаривается он в предисловии к роману «Девятое Термидора», вполне отдавая себе отчет в необъятности темы.

Абсолютный приоритет художника принадлежит Алданову в обращении к неаполитанской революции, к воссозданию событий и образов людей, которые почти совсем до тех пор не привлекали внимания писателей,— кардинала Руффо, адмирала Нельсона, супругов Гамильтон...

Таким образом, в тетралогии намечены как бы три типа революционного переворота. В «Девятом Термидора» — всенародная, антифеодальная, все сметающая на своем пути революция, в самом полном, единственно возможном значении этого слова. «Чертов мост» в известной своей части посвящен движению революции сверху, революции управляемой, руководимой, вернее, подавляемой, феодальным двором и иноземной реакцией. В «Заговоре» — революция дворцовая, вернее, дворцовый переворот, столь характерный для России XVIII века. Возникает некая, впрочем, весьма ощутимая взаимосвязанность, взаимообусловленность, взаимовлияние этих событий в их исторической и пространственной протяженности, которые составляют некую, «картезианскую» цепь причинности, существующую в мировой истории, равно как и в судьбах отдельных людей. Столкновение, пересечение цепи причинности каждого отдельного человека с цепью причинности мировой истории могут привести к последствиям самым неожиданным, а часто и прямо противоположным. При этом важнейшую, а подчас и решающую роль играет его величество Случай. (Обо всем этом Алданов размышлял в своей последней вышедшей при жизни книге «Ульмская ночь. Философия случая», Нью-Йорк, 1953.) Отсюда — определенная безысходность, «безвыходность», даже предопределенность и в действиях людей, и в мировых процессах. Что-то всегда, несомненно, происходит, события повторяются, повторяются, в частности, и революции, но в глобальном масштабе ничто не меняется, не происходит ничего существенно важного и в жизни индивидуума, в каких бы событиях он пи участвовал или ни был свидетелем. Ничто не меняется и в мироощущении поколений, приходящих па смену друг другу...