Нож и вилка едва слышно звякнули о тарелку. Молчаливый стюард шагнул из угла.

— А теперь, леди и джентльмены, позвольте мне вернуться к исполнению своих непосредственных обязанностей, — капитан О'Найл встал из-за стола, поклонился вначале дамам, после мужчинам, надел фуражку и вышел.

Закончился еще один — восьмой по счету — обед с момента выхода «Суламифи» из кейптаунского порта. Он прошел ничуть не увлекательнее, хотя, следует признать, и не скучнее любого из предыдущих.

Обнаружив, что полковник Керриган, лейтенант Фитц-Рой с супругой, а также второй помощник Вудс направились в курительную комнату, Эзра Харрисон понял, что предстоит очередная обстоятельная и неспешная беседа о недавно окончившейся победоносной войне, щедро пересыпанная восхвалениями английского оружия, руганью в адрес «безмозглого» Буллера и похвалами Китченеру. Нет, молодой человек не был противником колониальной политики Ее Величества, но изо дня в день? Это уж слишком.

Поэтому он предпочел уюту и полудомашней обстановке курительной комнаты прохладный аквилон верхней палубы. Грязно-зеленые с клочьями желтоватой пены барханы Атлантики раскинулись сколько видит глаз с правого и левого борта. На полуюте, черным силуэтом прорисовываясь на фоне пронзительно-синего неба, застыла худощавая и на вид тщедушная фигурка француза. Николя Пастер, кажется? Галл, очутившийся в компании англосаксов, чувствовал себя несколько скованно и поэтому близко не сошелся ни с кем. Односложно отвечал на приветствия, в беседы не вступал, отговариваясь плохим знанием языка. Но, тем не менее, Пастер производил впечатление человека неглупого, да и как может оказаться глупцом ученый, возвращающийся из длительной этнографической экспедиции? Возможно, с ним будет интересно побеседовать на досуге. К тому же…