Валерий Привалихин
Умягчение злых сердец
(повесть)
#i_001.jpg
Часть первая
Они брели по сумеречному густому пихтачу с раннего утра почти до полудня. Нагревшиеся в жарких летних лучах хвойные лапы источали терпкий запах. Потом пихтач перешел в березовый жидкий лесок, и путники с удовольствием вбирали в легкие свежий воздух березняка.
Их было трое. Тот, кто шел впереди, узкоплечий, высокий, по возрасту самый старший, лет тридцати, вынул из нагрудного кармана брезентовой куртки карту-верстовку, развернул и, закурив сигарету, стал внимательно ее рассматривать. Остальные тоже закурили.
В тишине послышался хруст сухих веток. Все трое переглянулись, уставились в сторону, откуда донесся звук.
Долго томиться не пришлось. Не очень крупный медведь показался из-за берез. И подошел так близко, что без труда можно было разглядеть на светло-коричневой свалявшейся шерсти комочки репейника.
Часть вторая
У начальника отдела краевого уголовного розыска за время отсутствия Шатохина накопилась информация по делу о краже икон. Был ответ из Москвы на запрос: грабежей, сходных с теми, что произошли в Нетесовском районе, нигде по стране в прошлом не отмечено. На столе лежала взятая из архива папка.
— Посмотришь, — полковник подал ее Шатохину. — Плиточники-мозаичники Валошин и Катков. Девять лет назад были в командировке в тех краях, отделывали столовую в деревне Большой Тотош. Забрались на болота, украли иконы в одном старообрядческом доме. Иван Игнатьевич Парфенов занимался этим перед самым уходом на пенсию. Жаль, с ним уже не встретишься…
— А плиточники?
— По-прежнему работают в девятом РСУ. Теперь о Бороносине. Как с ним?
Часть третья
Поездка в Коломну, как оказалось, была хоть и необходимой, но напрасной. Вслед за Лоскутовым отпал, как участник ограбления, гравер. Участковый ошибался, зрение у Зимаева в порядке; впечатление, будто один глаз косит, создавалось из-за того, что при работе гравер постоянно пользовался моноклем, выработался специфический прищур. Но даже не это главное: у Зимаева, как и у учителя рисования, твердое алиби.
А подлинные имена тех, кого называли Романом и Климом, установили спустя два дня после возвращения Шатохина из командировки. На сей раз ошибки быть не должно. Роман — это Игольников Ефим Александрович. Тридцать два года, архитектор Союзкурортпроекта, выпускник архитектурного отделения того самого института, в котором работал погибший Тандетников. Мастер спорта по самбо и кандидат в мастера по легкой атлетике. Клим — двадцатипятилетний, без определенного рода занятий Магнолин Сергей Юрьевич. Вот у него легкое косоглазие впрямь заметно. Даже на фотографии, где снят вполоборота.
К снимкам Магнолина и Игольникова был приложен цветной фотобуклет под названием «Знаменитости на Ваганьковском».
— Обратите внимание на фамилии авторов буклета, — сказал Шатохину и Хромову начальник уголовного розыска. — Похоже, «десантники» за иконами — они же.
Евгений Морозов
Наложница
Из хроники личной жизни наркома Берия
#i_002.jpg
О личной жизни «сильных мира сего» всегда складывались легенды. Сначала рождались слухи. Потом они обрастали мыслимыми и немыслимыми подробностями. Это было хоть и любопытно, но все же бездоказательно. Слухи — они и есть слухи.
И вот, кажется, явилась редкая возможность познакомиться с личной жизнью одного из самых одиозных руководителей нашего государства с помощью чудом оставшегося в живых свидетеля.
Эту пожилую женщину привел в редакцию ныне покойный Николай Романович Хныкин.
— Вот, — сказал он. — Хочет поговорить с живым писателем.