С 1913 года история России пошла другим путем. После покушения на Николая II и гибели императрицы и наследника на защиту трона встали самые преданные боевые офицеры, среди которых штабс-капитан Николай Гумилев со своим напарником подпоручиком Лаврентием Берией. Они разгромят террористическую организацию «Трест», схватят ее кукловода Якова Свердлова и ликвидируют боевиков революционных партий! Они раскроют дело об убийстве большевиками лидера легальной фракции социалистов Иосифа Сталина! Они переиграют западные спецслужбы, работающие против России, и завербуют начальника мюнхенской полиции Генриха Мюллера! Они остановят революцию и не дадут Родине «заблудиться в бездне времен»!
Часть I
Глава 1
Открытый дебют
Фигуры на доске
30.11.1922 г. Российская империя. Тифлис. Жандармское управление Тифлисской губернии
Человека нашел он, Лаврентий. В душной, прокуренной дежурной камере полицейской части углядел в толпе задержанных физиономию из секретной картотеки, узнал моментально. Повезло, заскочил всего-то у местного пристава квартиркой одной поинтересоваться. Мазурика, понятно, потом все одно б на розыск проверили, да в Жандармское управление переправили, но то потом. А у подпоручика вышло сразу, ни часу не потеряли. Пристав арестанта поначалу отдавать не хотел – понять можно, полиции его по своему делу отработать надобно. Однако пришлось, интересы государства, куда денутся.
В жандармском кабинете Авель «запел» почти сразу. Арестованному за изнасилование десятилетней дочки местного священника деваться некуда, в камере местной тюрьмы проживет недолго. Там таких не любят.
Столичный ротмистр, вторую неделю рыскавший по губернии, немедленно забрал наблюдательного дознавателя к себе в подчинение. И теперь они с Лаврентием допрашивали бандита вдвоем. Николай Степанович отмалчивался, изучал фигуранта. А двадцатитрехлетний подпоручик старался. Поучаствовать в поимке известной всем российским сыщикам шайки – дело для карьеры совсем не лишнее. Да и просто услышать невзначай за спиной: «это тот самый, который трестовских брал?» – вовсе не дурственно. Пусть не сам брал, пусть с приезжим. Ротмистр уедет, а он останется. И Берия вытягивал из сидящего напротив подонка подробности:
– А главный в банде кто?
– Да там не банда, целый синдикат. Потому и называется «Трест». По всей России, если кто человека убрать хочет – встречается, платит. Ну и кого заказали, не жилец уже. Долго, во всяком случае. А главарь Яша Уралец.
1.12.1922 г. Российская империя. Тифлис, ул. Батумская
В квартиру первым ворвался ротмистр. Лаврентий влетел следом, запнулся о сбитый старшим коврик и, выпрямляясь, услышал: «Окно держи, м-мать!» и звон разбитого стекла. В разбитое окно выпрыгивал здоровый мужик в одежде мастерового, Берия успел разглядеть только шрам на его правой щеке, от виска до подбородка.
Он прыгнул к окну, туда уже летел второй, здоровущий чернявый тип с револьвером в руке. Увидев загородившего ему дорогу подпоручика, бугай почему-то стрелять в него не стал, вместо того повернулся к питерцу, в развороте ловя его стволом.
«Не Уралец… – с облегчением подумал подпоручик, спуская курок «нагана». – Можно! А за столичный труп бы голову сняли».
Убитого опознал питерский гость:
– Голощекин. Телохранитель этого вот, – он кивнул на сидящего в наручниках невысокого человечка в пенсне. – Спасибо, Лаврентий Павлович.
27.02.1923 г. Российская империя. Санкт-Петербург, ул. Фурштатская, д. 40. Штаб Отдельного корпуса жандармов
На днях заканчивается суд по нашумевшему делу «Треста» – мощной преступной группировки, настоящего «синдиката душегубов». Банда профессиональных преступников, причастных, по данным полиции, к сотням убийств в империи, была обезврежена в результате специальной операции правоохранительных органов весной прошлого года. В руках жандармов оказались и рядовые исполнители, и главарь – Яков Свердлов по прозвищу «Уралец». По данным следствия, именно «Трест» имел отношение к расстрелу летом 1920 года вице-губернатора Петербурга и убийству в Москве в 1921 году Константина Иванова, председателя правления Сибирского банка. Кто являлся заказчиком этих убийств, следователи также установили, но пока не решаются даже намекать на этот счет, не имея еще совершенных доказательств. Уже после ареста членов банды выяснилось, что одной из следующих их жертв должен был стать не кто иной, как наместник на Кавказе Вел. кн. Николай Николаевич. «Трест» представлял собой единую организацию из членов бывших террористических «боевых организаций» разных бомбистских партий: эсдеков, эсеров, бунда и прочих…
Генерал дочитал заметку, отложил газету и усмехнулся. Имен жандармов, ликвидировавших «Трест», в газетах, разумеется, не печатали. Но Коттен помнил, как взявший Свердлова ротмистр четыре года назад сидел в этом же кабинете, тогда еще восторженным штабс-капитаном победного девятнадцатого. Удивляясь совсем неожиданному предложению шефа Охранки.
Четыре года назад…
25.12.1919 г. Российская империя. Санкт-Петербург, ул. Фурштатская, д. 40. Штаб Отдельного корпуса жандармов
Гумилев выглядел настолько изумленным, что генерал чуть не рассмеялся. Впрочем, предсказуемо – офицеры, прошедшие окопы только что закончившейся мировой войны, на предложение новой службы вообще отзывались неохотно. Да и репутация ведомства привлекательностью не отличалась. Впрочем, на сидящего напротив кандидата недавно назначенный заведовать всеми Охранными отделениями Российской империи фон Коттен ставку делал особую и угаданный ответ его ничуть не смутил.
– Михаил Фридрихович, я вас правильно понял? – чуть подняв бровь, но, в общем, без особой ажитации, скорее с некоторым недоумением, переспросил собеседник. – Вы мне что же, голубой мундир надеть предлагаете?
– Именно.
– Но… – штабс-капитан запнулся и продолжил несколько растерянным тоном: – Я ведь даже не из кадровых. В армию во время войны вступил, нынче в отставку намереваюсь. Да и, простите великодушно, не ищейка я, ваше превосходительство, крамолу вынюхивать не приучен.
– Угу, – добродушно согласился располневший от кабинетной работы генерал. – В Париже в обязанности военного агента у вас, наверное, только дружественное общение с союзными mademoiselle входило? А сокрытые, но полезные отечеству сведения добывать, по ведомству господ Игнатьевых, так-таки и не пришлось?
27.02.1923 г. Российская империя. Санкт-Петербург, ул. Фурштатская, д. 40. Штаб Отдельного корпуса жандармов
«С «Трестом» получилось, – вернулся мыслями к статье и дню сегодняшнему Коттен. – Главаря взяли, организация, считай, ликвидирована».
Работу Гумилева он оценивал высоко. Да, основное сделали другие, установившие Ярославского, проследившие путь полученных «Трестом» денег от Intelligence Service
[1]
, молодой тифлисский жандарм, вовремя притащивший курьера. Но Свердлова ротмистр взял лично, лично же вытащил на признание Ярославского и Енукидзе… Впрочем, с последним неплохо помог и тот самый подпоручик.
«Как его фамилия? – напряг память генерал. – Берия вроде? Из вольноопределяющихся, в Корпусе три года. Офицер, похоже, дельный, имеет смысл присмотреться. Голощекина при аресте лихо завалил, жаль, третий ушел, даже примет не установили. Только шрам на щеке».
Развитие фигур
27.06.1928. Газета «Нижегородский курьер»
Прошедший юбилей Его Величества Государя Императора Всероссийского ничем не напомнил события пятнадцатилетней давности. Вся Россия помнит, как в 1913 году террористы из так называемой «партии социалистов-революционеров» взорвали супругу Государя Александру Федоровну и его сына Великого князя Алексея Николаевича, тяжело ранив и самого Государя.
Да, сейчас, после знаменитого Указа 1916 года «О противодействии бомбистам», такая опасность устранена. Тем не менее в дни торжества было заметно усиление охраны и приведение в полную готовность войск гарнизона. Но юбилей отшумел. Сейчас нам предстоит еще одно, пусть проходящее регулярно, но отнюдь не становящееся от того менее радостным событие. Как и обычно, с 15 июля по 10 сентября в Нижнем Новгороде пройдет Макарьевская ярмарка.
30.06.1928 г. Российская империя. Нижний Новгород
Двое кассиров грузили деньги в броневик. Больше двух десятков мешков, тяжелых, запечатанных коричневым сургучом с двуглавыми орлами. Рядом с машиной стояли восемь охранников, солидную сумму перевозили. Впрочем, вела себя охрана спокойно: представить, что в тесный внутренний дворик, с двух сторон обнесенный стеной, а с остальных двух закрытый зданием Торгово-промышленного банка, проникнут грабители, было сложно. Вот в пути… но там прикрытие предполагалось посерьезнее.
Взрыв, снесший глухую стену, похоронил троих сторожей и кассира. Оставшихся охранников, кассира и курившего у машины водителя, остолбеневших и полуоглохших, расстреляли ворвавшиеся в пролом автоматчики в масках. В первые секунды банковские служащие ничего не поняли, а потом стало поздно. Следующие очереди хлестнули по двери и окнам, выходящим во двор, зацепив еще несколько клерков, ринувшихся посмотреть, что случилось.
Пока четверо грабителей расстреливали банк из «томпсонов», во двор сквозь пролом в стене въехал небольшой грузовичок АМО. Выскочившие из него шесть человек в масках споро покидали мешки с деньгами в кузов, после чего машина не спеша, задним ходом, уползла обратно на улицу. Два стрелка запрыгнули на мешки, оставшиеся двое – на подножки. Развернувшись, автомобиль устремился к окраинам. Весь налет занял пятнадцать минут.
Восемь часов спустя. Городское Полицейское Управление Нижнего Новгорода
Собравшиеся в кабинете слушали полицмейстера молча, перебивать разъяренное начальство никому не хотелось.
– …пятнадцать минут! Девять трупов и семь раненых! Похищено два миллиона рублей, мотор грабителей найден в кустах за городом, следов никаких. Сведений о бандитах – ноль! Ноль! – Глава полиции воздел руки кверху, отдышался и продолжил тоном тоскливым, переходящим почти в завывание:
– Вот кто, а? Кто, вы мне можете сказать? Рассчитать время, взорвать бомбу, пулеметы какие-то, да еще изуверство этакое… Охрана, кассиры – понятно, но по окнам-то! Там же обычные конторщики были, помешать ничем не могли.
Он опять отдышался, обвел взглядом сидящих в кабинете и, вздохнув, коротко бросил:
– Доклады.
1.07.1928 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов
Вызова к начальнику Департамента в воскресное утро он не ожидал. Быстро вышагивая по пустому коридору, подполковник напряженно соображал, что могло вытащить в летний выходной генерала на службу. И зачем понадобился он сам. Гумилев занимался левыми террористами, но за последние четыре года социалистам не удалось провести ни одной серьезной акции, и сейчас в его отделении срочных дел не имелось. В приемной начальника он сдержанно кивнул невозмутимому, несмотря на неурочный день, секретарю, дождался ответного кивка на генеральскую дверь, вошел.
– Здравия желаю, ваше превосходительство.
– Здравствуйте, – буркнул Коттен. – Присаживайтесь.
Николай Степанович сел и приготовился слушать. Настроение у начальника было какое-то непонятное. Явно рассержен, но притом и словно предвкушает нечто.
– Вчера в Нижнем Новгороде ограблено местное отделение Торгово-промышленного банка, – начал генерал. – Налетчики взорвали стену, расстреляли охрану и банковских служащих из автоматов Томпсона. Похищено два миллиона. Следов нет, грабители не установлены. Девять убитых, восемь раненых.
2.07.1928 г. Российская империя. Нижний Новгород
В понедельник выходящего в Нижнем из поезда командированного встречали полицмейстер и начальник Губернского жандармского управления.
– Подполковник Гумилев, – представился Николай Степанович.
– Здравствуйте, – приветливо сказал глава местных правоохранителей. – Полицмейстер Матвеев.
– Полковник Ганько, – кивнул жандарм. – Добрый день, коллега. Куда едем, в гостиницу? Или в Управление сразу?
– Давайте в полицию, – решил приезжий. Обратился к полицмейстеру: – Дело ведь у вас?
Глава 2
Миттельшпиль
Создание слабостей
7.04.1929 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов
Совещание заканчивалось.
– Суть операции проста, – подытожил начальник Разведчасти. – Нужно заставить британцев поверить, что в России существует мощная организация заговорщиков, поставившая цель заменить его величество на Великого князя Дмитрия и имеющая своих сторонников в Генштабе, Корпусе жандармов и гвардии. В случае удачного проистекания операции мы получаем канал для передачи дезинформации стратегического уровня, а учитывая статус псевдозаговорщиков, полагаю, будет возможен зондаж позиции Лондона. Кроме того, если повезет, на нашу легендированную группу англичане выведут свою разведсеть в России.
– Есть еще один момент, – дополнил Дмитрий Павлович. – На подставную организацию англичане отвлекут свои силы и средства, которые в противном случае могли бы использовать против нас более эффективно. А с учетом того, что во главе фальшивого комплота стоит Великий князь, да и остальные заговорщики люди из высшего общества, траты британцам предстоят немалые.
Князь знал больше остальных присутствующих в кабинете начальника Корпуса, у него имелась особая, не входящая в планы жандармов цель. Но сейчас речь шла о самой возможности операции. Он улыбнулся и добавил:
– Ведь не воры из какого-то «Треста». Люди с положением, тут торг не уместен.
Спустя два часа. Российская империя. Санкт-Петербург, Зимний дворец
Дмитрий приехал сразу после совещания у Глобачева, знал, что император ждет.
– План операции «Академия» утвержден, – сообщил он сразу. – Шеф жандармов долго сопротивлялся моему участию, рассуждал, что Великие князья статья особая, в «подставные фигуры» не годятся. Но разрешение вашего императорского величества…
– Митя, – мягко прервал его государь, – прекрати фиглярничать. Константин Иванович прав, не гоже это. К сожалению, другого выхода я не вижу. Не забывай, интересы разведки – это очень, очень важно. Но твоя главная задача, о которой не знает и пока не должен знать даже Глобачев, хоть он и командует Корпусом, в другом.
Николай II опустил лицо в подставленные ладони, посидел так с минуту, потом встряхнул головой, выпрямился и заговорил дальше:
– Это семейное дело. И выйти наружу не должно. Ты знаешь, мы уже говорили: я не верю в то, что мой родной брат стал предателем. Но подобные подозрения, буде они просочатся, бросят тень на всю династию!
7.06.1929 г. Великобритания. Лондон, Бродвей, 54. Штаб-квартира Intelligence Service
Явившись к шефу, Локкарт долго не мог понять, в чем дело. Директор Intelligence Service начал издалека, с российской императорской фамилии, и только сейчас, кажется, подходил к делу:
– Великий князь Дмитрий Павлович, он имеет право на престол? – поинтересовался Синклер.
– Теоретически такое право имеет любое лицо, являющееся по рождению членом российской императорской династии, – объяснил начальник русского отдела. – Но в разной степени. Есть наследник, цесаревич Александр, и Великий князь, Борис Владимирович. Следующий за ними в очереди на престол – Дмитрий.
– А Михаил, брат императора? И еще старшие братья Бориса?
– Кирилл Владимирович и Андрей Владимирович женились без согласия императора и на неравнородных леди, а потому утратили право престолонаследования. Михаил тоже нарушил закон. Сейчас его супруга носит титул графини Брасовой, но… В общем, по русским законам это лишает их прав на трон.
Сплетение интересов
2.06.1930 г. Германия. Мюнхен
Эксперт разогнулся от микроскопа и усмехнулся:
– Липа. Фальшивые ваши фунты, такие же, как в прошлых двух партиях.
– «Фабрика» та же? – поинтересовался Мюллер.
– Да, тот же дефект – знаки чуть расплываются. Где изъяли?
– В банке. Принес туда один… – туманно ответил инспектор. – Ладно, акт когда нарисуешь?
19.06.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург
В тесную горницу набилось десяток человек. Полиция, понятые, все как обычно. Ежевский, приехавший последним, слушал частного пристава невнимательно, осматриваясь по сторонам и прикидывая, сколько времени займет осмотр дома.
– Убитый нам известен, – докладывал пристав. – Бандюга знатный, три ходки, последняя каторга. Года два как вышел. Присматривали мы за ним, но зацепить ни на чем не смогли. Хотя деньги у него водились, даже за границу ездил.
– Куда?
– В круиз, пароходом. Одесса – Турция – Греция. Потом Иерусалим, и назад.
– Грехи в Святой земле да на Афоне отмаливал? – ехидно поинтересовался судебный.
20.06.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов
«При вскрытии обнаружено: документы, имеющие реквизиты и нумерацию Министерства иностранных дел и Военного министерства…»
Генерал читал внимательно. До выводов он добрался минут через пять:
«Указанные документы содержат сведения, относящиеся к государственной тайне…»
– М-да, – дочитав протокол, генерал забарабанил пальцами по столу. – За-ме-чательно… Откуда нумер?
– Присвоен Разведчастью Корпуса, – доложил Гумилев. – Запрос пока делать не стали, канцелярию предупредили. Дело ведь деликатное.
Атака в центре
20.06.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург
Операция «Академия» развивалась успешно. Великий князь еще раз пробежал глазами свой очередной доклад:
«1. Фактически прекращен массовый террор со стороны левой эмиграции, связанной с английской разведкой. Руководство группы «Академия» убедило зарубежный Центр, что террор на территории России в настоящее время себя не оправдывает, а проведение боевых акций позволит жандармам разоблачить руководство сопротивления и разгромить его структуры. Перед британской разведслужбой особо подчеркивалась нежелательность диверсий ввиду предстоящего дворцового переворота.
В результате, под давлением своих кураторов из Intelligence Service, руководство т. н. «Красной» эмиграции, в частности самой опасной структуры – «Центра Савинкова», дало распоряжение о прекращении террористических актов в России.
2. Проведена широкомасштабная кампания по дезинформации ряда иностранных секретных служб…»
Да, дезинформационный канал заработал в полную силу и размах операции рос пропорционально аппетитам мировых разведок. Дело дошло до того, что для изготовления дезинформации военно-стратегического характера из офицеров Генштаба было создано специальное дезинформационное бюро. И это тоже следовало описать:
21.06.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Московский вокзал
Немца встречали вдвоем.
– Добрый день, герр Мюллер! – приветствовал старшего инспектора Гумилев. – Позвольте представить, мой друг и коллега, ротмистр Сиволапов.
– Мюллер, – представился обескураженный видом встречающих немец. – Старший инспектор криминальной полиции Мюнхена Генрих Мюллер.
Поразиться было чему. Ожидаемого, пусть высокопоставленного, равного по должности минимум комиссару Дитцу полицейского чиновника, каким он представлял Николая Степановича, на перроне не было. Его встречали подполковник и ротмистр в отливающих синим жандармских мундирах.
«Черт возьми! – подумал сыщик. – Кажется, два года назад этот русский меня провел. Жандарм, да еще в таком звании? Второй по-нашему примерно майор».
21.06.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов
Час спустя в кабинете Гумилева Мюллер вел себя уже спокойнее. Свыкся, да и русские жандармы оказались не такими страшными, как рассказывали.
– Вот такие дела, – закончил он свой рассказ. – Фальшивые фунты приносят в банк иностранцы, а говорить, где их получили, не хотят. Последний случай три недели назад, в Мюнхене. В банк «Bayerische Lonc und K» пришел человек, русский, положил на счет десять тысяч. Когда деньги сдавали в хранилище, уже внутри банка, кассир заподозрил неладное. Проверили, выяснили, что подделка. Но сделано великолепно, единственное видимое отличие – чуть расплывчатый рисунок. Допросили охрану, оказалось, что вкладчик подъехал на автомобиле, а ушел пешком.
– Мотор установили?
– Да. Арендованная «Испано-сюиза», взята на имя русской подданной Наталии Брасовой. Мы не смогли с ней побеседовать, она отдыхала в Бадене, а в Мюнхен приехала всего на два дня. Пока мы выяснили кто это, она уже вернулась в Россию. Вкладчик тоже выехал, в тот же день, поездом. Но при том успел перевести деньги в другой банк.
– Как это? – удивился Сиволапов.
Полчаса спустя
В кабинет начальника Охранного Департамента Николай Степанович попал сразу, генерал оказался свободен. Закончив доклад о Мюллере, Гумилев спросил:
– По пакету с квартиры этого «Ваньки-стопаря» в разведке что-нибудь сказали?
– Да, – с интересом взглянул на него Коттен. – Сказали, что это не мое дело.
Он откинулся в кресле, полюбовался озадаченным видом подчиненного и закончил:
– А пакет приказано из дела изъять и представить господину начальнику Разведчасти, лично-с. Ежевскому прикажут сделать помету: «изъято согласно секретному предписанию» и забыть о том, что он конверт этот видел.
22.06.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов
В кабинете Гумилева собрались впятером, добавились еще следователь и ведущий розыск от полиции Шатунов. Первым слово взял Ежевский.
– Итак, – размеренно начал он, – что нами установлено? А установлено немногое. Иванов действительно в мае сего года выезжал в Германию. На лечение. Выехал пятнадцатого, вернулся в Петербург двадцать четвертого. С информацией немецких коллег, – тут следователь прервался и вежливо кивнул Мюллеру, – это совпадает.
– Да, – подтвердил Генрих. – Границу Иванов пересек семнадцатого, вечером восемнадцатого зарегистрировался в мюнхенском отеле, положил в банк фальшивые фунты девятнадцатого. И в тот же день уехал в Россию.
– Именно. Теперь по убийству. Все-таки предполагаю, что убийца может оказаться иностранцем. Сыскной полиции через опрос агентуры удалось получить интересные подробности. За день до смерти Иванова видели в трактире «Самовар», и с ним был человек, говорящий по-русски с сильным акцентом. Саша, – обратился он к Шатунову, – приметы у тебя есть?
– Есть, – кивнул сыщик, достал из лежавшей перед ним папки листок и зачитал: – Роста невысокого, примерно два аршина и пять вершков…
Глава 3
Эндшпиль
24.08.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Зимний дворец
Император и Великий князь носили траур, смерть Михаила оказалась неожиданной для обоих. Но разговор откладывать не стали.
– Итак? – спросил Николай.
– Я думаю, операция свою задачу выполнила. Локкарта и Рейли завлекли в Россию и арестовали, Брасову разоблачили. Вот с Михаилом…
– Да. С Мишей вышло премерзостно, – передернувшись, ответил царь. Он вздохнул, отвернулся в угол, к иконам, перекрестился. Потом расстроенным тоном объяснил: – Я теперь часто молюсь. Грехов много накопилось, а конец уж скоро, чую. Помнишь Распутина?
– Гришку? – вырвалось у князя.
27.08.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов
Гумилев действительно рвался в Африку. Так уж наложилось все – и самоубийство Рейли, вызванное, как он считал, в том числе и его стихотворением, и причастность к смерти Великого князя, и чувство некоторого опустошения и разочарования, после того как он узнал, что в распространении фальшивых денег и убийстве замешана жена брата императора. Пусть не равнородная, отвергнутая Династией, но… Да и надоело ему ловить, выявлять, вербовать агентов, прокручивать хитрые… да чего уж – подлые, наедине с собой он мог называть вещи своими именами, оперативные комбинации. Да, на благо отечества. Но отечество сейчас волнуют не проблемы терактов большевиков или «Объединенных эсеров», а любовные игры жены Великого князя с английским шпионом. Хотелось в Африку. Бродить по Эфиопскому нагорью, спать в шатре, исследовать таинственные, сказочные земли… И Николай Степанович подал прошение об отпуске. Длительном, в Абиссинии он планировал пробыть около года. Но слова генерала о командировке насторожили.
– Поясните? – спросил Гумилев.
– Тут надо начинать издалека. Дело Коттоне не забыли?
– Нет, разумеется.
– Ну вот. Фальшивые деньги – это для него так, случайный приработок, по сути. Главное – наркотики.
21.11.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов
29.10.1930. «The Times».
Кровавое убийство в Ливане!
Вчерашний налет неизвестных преступников на виллу гражданина Италии Чезаре Руссо, в окрестностях Бейрута, еще раз продемонстрировал, что ситуация в этой стране далека от стабильности. Нападавшие взорвали виллу, убили семерых граждан Италии, включая хозяина имения, и четырнадцать человек из числа охраны и слуг поместья. Французские власти не проявляют большого рвения в расследовании…
Подполковник Сиволапов перечитал выпавшую из конверта газетную заметку и улыбнулся.
«Молодец Степаныч, – удовлетворенно подумал он. – Лихо, двадцать один бандит! Интересно, кто там виллу-то штурмовал? Эфиопы его знакомые или арабы, Разведчастью прикормленные? Что тут у нас дальше-то в письме? Ага:
Часть II
Глава 1
Возвращение
12.11.1931 г. Российская империя. Санкт-Петербург
После удачной, давно лелеемой в мечтах поездки, где почти отрешившемуся от служебных забот Гумилеву удалось пройти с юга на север лежащую между Абиссинией и Красным морем Данакильскую пустыню и исследовать нижнее течение реки Гаваша, еще месяц он любовно обрабатывал привезенный материал. Отчеты ушли в два адреса. Один – в Академию наук, немедленно опубликованный сразу двумя журналами, и второй, секретный, но от того отнюдь не менее обширный – в Разведчасть Жандармского корпуса.
Вкупе с благодарностью коллег из разведки Николай Степанович получил по выходу из отпуска императорское благоволение, связанное, как он подозревал, не столько с его африканскими трудами, сколько с предыдущей разработкой, вспоминать о которой не рекомендовалось, да и не хотелось. И являясь по начальству, полковник предполагал неспешное вхождение в курс происшедшего за год, непременные африканские байки сослуживцам и уж только потом неизбежный вихрь должностных забот.
Не сложилось. Вернувшись из долгой, занявшей почти год, поездки в Африку, Николай Степанович очутился в ситуации, именуемой обыкновенно «с корабля на бал». Бал, правда, случился совсем не веселый. Седьмого ноября, на следующий день после выхода его на службу, террористы боевой группы эмигрантской «Объединенной революционной социал-демократической партии», в просторечии «Объединенки», отметили десятилетие «революции двадцать первого года». Боевики перехватили на дороге в Царское Село автомобиль Великого князя Бориса Владимировича. Второго наследника трона после сына императора, мужа дочери Николая, княгини Ольги. Засада была организована грамотно, князь погиб вместе с шофером и десятком казаков охраны.
В связи с взорвавшей империю трагедией начальник Охранного Департамента оставил Гумилева при себе, поручив обобщение приходящих со всех концов России материалов, связанных с всплеском левого террора. Боевиков искали те, кому заниматься розыском положено по штатному расписанию, а Николай Степанович круглосуточно пытался свести льющийся на штаб-квартиру поток донесений, отчетов, сводок наружного наблюдения и сообщений внутренней агентуры воедино, каждые три часа укладывая на стол начальнику итоги розыска.
13.11.1931 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов
Гумилев был недалек от истины. Доклад ценимого за аналитические способности и интуицию на грани предвидения офицера фон Коттен перечитал несколько раз. Выводы полностью соответствовали его собственным предположениям. Мысли рискнуть спокойствием империи генерал не допускал ни на минуту, но знал, что к последним экстремистским акциям легальные «соци» отношения не имели, и арест Джугашвили со стопроцентной вероятностью повлечет возмущение общественности, пока одобряющей жесткие меры. На Охранный Департамент спустят всех собак, а Михаил Фридрихович давно свыкся со своей должностью и крайним оказываться не желал. И потому принял другое решение.
Привлекать к операции Гумилева не стал, эта роль для Николая Степановича представлялась неподходящей.
Вчера, сразу после прочтения гумилевского рапорта, генерал вышел «наверх». Встречи с государем не искал, да и смысла в том не видел. Николай II с молодых лет постоянно находился под чьим-нибудь влиянием: Победоносцева, первой супруги… после своего ранения и гибели Александры Федоровны осатаневший император наперсников долгое время не заводил, положив для себя вид действий и решений сугубо индивидуальный. Советники, притягивающие внимание царя, меж тем оставались, но вес их и воздействие рекомендаций на практические шаги с прошлым ни в какое сравнение не шли. До тех пор, пока как-то непримечательно и помалу не вошла в высшие политические круги империи совершенно наравне с министрами и генералами княгиня Ольга. Старшая дочь и стала последним конфидентом Николая, на нее он, по складывающемуся у царского окружения впечатлению, с облегчением переложил груз правления, лежащий ранее на императорских плечах безраздельно.
Утром Коттен добился аудиенции у Великой княгини, которой доложил свое видение событий, намекнув и на продуманную уже возможность развитие ситуации развернуть. Намек был понят и воспринят благожелательно. Ольгу не зря порою именовали «Бисмарк в юбке», взросление дочери императора пришлось на период смуты, и она превосходно помнила и смерть матери, и послевоенные события, а потому кротостью и нерешительностью не отличалась.
Вернувшись, генерал запустил подготовленный уже процесс, и теперь оставалось только ждать. Ждать он умел, прослужив в жандармах большую часть жизни, выучиться этому занятию немудрено.
13.11.1931 г. Российская империя. Санкт-Петербург
Он вышел через черный ход около полудня, показываться лишний раз на улицах сейчас не стоило. В то, что власти пойдут на его арест, Иосиф Виссарионович не верил, но возможность провокации не исключал. Любви к нему жандармы не испытывали, а подбросить «наган» или пару прокламаций лидеру парламентских левых филерам могло прийти в голову. Скандал с задержанием гласного Государственной Думы мог бы пойти и на пользу, но сейчас, когда для выступления в Думе готов совершенно разгромный доклад с массой вопиющих и, что самое ценное, совершенно правдивых и доказательных фактов жандармского произвола, заминка представлялась несвоевременной. Джугашвили точно знал, что имелись информаторы в придворных кругах, что царь считает успокоение общества после дарованной им амнистии двадцать восьмого года своим крупнейшим политическим успехом, и когда шок от дурацкой акции Савинкова пройдет, рисковать спокойствием державы, пусть даже поверхностным, не станет.
Эсера Савинкова Иосиф терпеть не мог еще с довоенных времен и покушение на никому не мешавшего и ничего не решающего князя Бориса счел выходкой бессмысленной и вредной. Способной только раздразнить высшие круги империи и – что тоже относил к последствиям неблагоприятным, поднять значимость эмигрантов, выступающих в борьбе за симпатии населения прямыми соперниками. Но сожалеть о приключившемся смысла уже не имелось, а вот использовать ситуацию в своих целях следовало всенепременно.
Опытный и циничный политик, он собирался воспользоваться удачей бомбистов, чтобы надавить в очередной раз на верхушку страны, шантажируя царское окружение крахом политики умиротворения и угрозой перехода левых обратно на путь вооруженной борьбы. Дожав правительство яростной, но совершенно при том справедливою критикой, с добавлением расходящихся изустно слухов о причастности к убийству царской семьи, выторговать своей партии преференции и протолкнуть несколько давно внесенных, но «зависших» проектов по рабочему законодательству и окончательному решению земельного вопроса. Проектов, действительно улучшающих жизнь рабочих и крестьян. За счет фабрикантов и дельцов, разумеется, отчего продвижения идеи покуда не получили.
Человек, когда-то взявший себе прозвище Сталин, пребывал в уверенности, что нынешние погромы оппозиции, развернутые сорвавшимся от испуга Зимним (установка на волну репрессий исходила из дворца, сведения о том имелись достоверные; Николая разъярила предполагаемая нацеленность боевиков на Ольгу, дочь – самый близкий человек, царя понять можно), надолго не затянутся. И когда волна уйдет, на откате настроений поднимутся легальные социал-демократы. Не связанные с бомбистами, но сохраняющие ореол причастности к избиваемым сегодня левым, в России любят гонимых властью.
13.11.1931 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов. Два часа спустя
Прервав раздумья, в дверь постучали.
– Войдите, – сухо бросил Коттен.
– Ваше превосходительство… – начал вошедший в комнату невысокий подполковник в мундире Семеновского полка.
– Без чинов, Михаил Николаевич. Присаживайтесь.
– Операция прошла успешно. Объект расстреляли из пистолетов, на выходе из подъезда. Уехали сразу. Мы были одеты, как охотнорядцы, думаю, получилось похоже.
Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов. Час спустя
Наиболее острый момент операции остался позади, решался не менее важный вопрос, представление сыгранного спектакля публике.
– …охотнорядцы – неплохие ребята, но приструнить под это дело и их не помешает, – закончив, сидящий напротив Михаила Фридриховича штабс-ротмистр откинулся на спинку кресла.
– Так мы и планировали, – кивнул, выслушав доклад Дейнеки, генерал. – Но есть другой вариант. – Он повернулся к третьему из присутствующих в кабинете полноватому кавказцу: – Изложите.
Невысокий офицер снял пенсне, и, протирая стеклышки бархатной тряпочкой, вежливо заговорил:
– Александр Александрович, – ротмистр надел пенсне и чуть поклонился в сторону Дейнеки, – подготовил великолепный план прикрытия. Но его программа сама по себе влечет опасность. Списав ликвидацию на крайне правых, мы вызовем волну возмущения их действиями, а наряду с тем волну сочувствия к их жертвам. А «невинными жертвами черносотенцев» тут же станет не один Джугашвили, а все левые, и дозволенные и возбраненные. Да и палачами назовут не только лавочников с Охотного, но и «реакцию» вообще.
Глава 2
Тени в тумане
20.10.1932 г. Российская империя. Санкт-Петербург
Никишов ушел со службы поздно. Свернул с Литейного, неспешно прошелся по Кирочной, а там уже и дома достиг. Пешие походы со службы он в своем пятидесятисемилетнем возрасте находил для здоровья чрезвычайно полезными и старался поблажки себе не давать. Утром ведь не то, утром в присутствие торопиться следует. Да и какой поутру, после пробуждения, завтрака да сборов, моцион? Совершенно невозможная вещь. Нет, вечером, когда уже и галстук ослабить можно, или, ежели по форме когда, то ремень, пройтись, минут не считая, прошедший день обдумать неторопливо. Да и успокоиться иной раз не мешало, работа в Охранном Департаменте душевного равновесия не прибавляла, а появляться в раздражительности дома он не любил. Дома тихо должно быть, покойно. Вот и сегодня, весь день пробегав, да так работу не закончив, вышел со службы в настроении преотвратнейшем.
– Эй, дядя! Закурить не найдется? – Типчик, окликнувший пожилого, представительно одетого мужчину, входящего в арку дома, выглядел типичной лиговской шпаной. Брюки клеш, круглая шапка-финка со свисающими развязанными тесемками надвинута до бровей, в углу кривящихся губ свисает тлеющая папироса.
– Не курю, – обронил подполковник, все еще переживающий за пропащий рабочий день.
– А чо эт ты так, дядя? – развязно поинтересовался молодчик, сплюнув окурок и выуживая из-под полы финку.
Объект он выбрал неудачный. Ветеран Жандармского корпуса, пусть и перешедший год назад на сугубо кабинетную должность, оружие носил неизменно, даже в штатском обличии.
21.10.1932 г. Российская империя. Санкт-Петербург
Телефонный звонок оторвал начальника Охранного Департамента от завтрака. Через сорок минут он уже вылезал, опираясь на трость, из служебного автомобиля в Дегтярном переулке. Выехать на место убийства заместителя начальника делопроизводства, занимающегося секретной агентурой, Коттен посчитал для себя необходимым.
В подворотне наблюдалась привычная для подобных случаев суета. Над лежащим у стены телом склонился врач, рядом, с папкой и пером, умостился судебный следователь в мундире, чуть поодаль пытался приспособить штангу с камерой полицейский фотограф. Все как обычно, как много раз видел генерал прежде.
К машине быстро подошел высокий, худощавый парень в цивильном, представился:
– Начальник отделения Сыскной полиции, коллежский асессор Шатунов.
– Фон Коттен, – кивнул шеф охранки, пожал сыщику руку, спросил: – Что там?
24.10.1932 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов
«Его превосходительству
Начальнику ОД ОКЖ
генерал-лейтенанту
М.Ф. фон Коттену.
Рапорт
8.11.1932 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов
Его превосходительству
Начальнику ОД ОКЖ
генерал-лейтенанту
М.Ф. фон Коттену
Произведенной по вашему указанию проверкой установлено, что об ответственности за убийство подполковника ОКЖ Никишова П.П. заявила Боевая группа «Объединенной РСДП» (Савинков). По распространяемой через газету «Объединенной РСДП» «Правда» (Швейцария) версии, теракт совершен в качестве мести за участие Никишова осенью 1931 года в ликвидации подпольной молодежной организации «Утренняя Заря», близкой к «Объединенной РСДП», в Вильне. Личность исполнителя теракта не называется.
8.11.1932 г. Франция. Париж
Агенты Корпуса не ошиблись. Юзик к тому времени действительно оказался далеко за пределами Российской империи, в Париже.
Тремя неделями раньше, вернувшись в Вильну, он, не заходя домой, бросился к Модзелевскому, руководителю виленской «Объединенки». Услышав о том, что молодой подпольщик, будучи в столице, расправился с руководителем прошлогоднего погрома виленского подполья, глава нелегальной литовской и польской «Объединенки», маленький, сухой, но при этом очень подвижный поляк сначала долго молчал, а потом, посмотрев пронзительными, умными глазами на Юозаса, приказал уезжать из России.
– Зыгмунт, но куда? – с отчаяньем в голосе спросил его тогда Григулявичус.
– Во Францию. Там сейчас литовцев и поляков много. Французский ты в гимназии учил, польский знаешь. Ты и английский немного знаешь, но там устроиться трудно. А в России тебе оставаться нельзя. Убьют. И ладно, если сразу убьют, – хладнокровно произнес подпольщик. – А то ведь сначала расспросят. И допытают до донышка, чего им со смертником церемониться? Не только себя подведешь. В общем, уматывай, и как можно скорее. А до отъезда на нелегальное положение. С прямо этой вот минуты.
Франция его устроила. Так случилось, что у него было к кому обратиться в этой стране, а опасность, грозящую на родине, он осознавал и сам. Добрался до Варшавы, получил от польских товарищей из левых националистов паспорт на имя Мартина Антуана и через три дня вышел из вагона на Северном вокзале Парижа.
Глава 3
Операция отвлечения
17.12.1932 г. Франция. Париж
Стекло он уронил. На секунду замер, ожидая грохота, не дождавшись, посмотрел под ноги и облегченно вздохнул. Устилавшие пол чердака опилки смягчили удар, и звук получился глухим, чуть слышным.
«Успокойся, – мысленно приказал себе Юзик. – Никто тебя не слышит, шпики даже не в подъезде, переведи дух – и вперед. По крышам. Как в детстве, ты же помнишь, как лазил с ребятами по крышам?»
Окно, выходящее на крышу, было заколочено, пришлось отковырять штапики ключом от теперь уже, похоже, бывшей квартиры, достать стекло. Переведя дух, Юозас осторожно вылез в получившийся проем, осмотрелся и осторожно, стараясь не поскользнуться, направился к крыше соседнего дома.
Спокойная жизнь кончилась полчаса назад, когда, подходя к дому, он заметил за собой слежку. Неспешно войдя в подъезд, Григулявичус, закрыв за собою дверь, рванул бегом по лестнице, выскочил на чердак и припал к окну. И убедился, что не ошибся. Выхваченный взглядом из проходящей толпы шпик, очевидно, знал об отсутствии в доме черного хода и, доведя объект до места проживания, расслабился. К подъезду, само собой, не лез, но и укрываться особо не стал – отошел к каштану с облетевшими листьями и, поглядывая для порядка на дом, в котором скрылся поднадзорный, стал что-то записывать в книжечку.
Что он пишет, подпольщик догадывался. Несмотря на молодость, Юзик знал, что в таких вот книжках филеры вели постоянный учет перемещений и встреч наблюдаемых.
17.12.1932 г. Франция. Париж
За прошедшие дни Гумилев успел встретиться со старыми знакомыми из журналистов, договорился насчет нескольких пророссийских статей, что оказалось совсем не трудно. Без новых данных следствия о деле Сталь писать было нечего, Сюрте и Второе бюро информации не давали, и газеты возвращались от сенсаций к привычной рутине. Два часа назад, услышав, что подпольщика наконец зацепили, он примчался в агентство, не скрываясь от слежки. Отрываться придет черед позже, после захвата боевика. Авто, найденное резидентом, стояло у черного хода, за руль сядет Манго, в Гавре придется лезть на удачу. Взяв трубку зазвонившего телефона, переданную сыщиком, и, услышав сердитый голос филера, оповещающий о фиаско, он чуть прикрыл глаза, выдохнул и приказал:
– Приезжайте сюда.
Обернулся к комиссару и сообщил:
– Упустили.
Уже торжествующий француз – а он имел основания ликовать, найти в Париже за неделю человека, имея только фотокарточку, сможет не всякий, хлопнул ладонями по столу:
17.12.1932 г. Франция. Париж, улица Трюффо
Мельников появился на конспиративной квартире спустя час после Юзика.
– Как они тебя нашли? – первым делом поинтересовался он. – И кто?
– Не знаю. – Григулявичус успел успокоиться и обдумать ситуацию. – Я выходил на связь с парижским бюро «Объединенки», как только приехал. Потом с Павлом Николаевичем и с тобой. Жил сначала в гостинице «Наполеон», на авеню Фридленд, бывал у Лопато и еще в Высшей школе социальных наук, насчет учебы, там занятия начинаются в январе. Больше нигде не светился. Может, охранка французам розыск на меня послала? Но я по паспорту Антуана с Варшавы жил, своим именем только в нашем бюро представлялся. Оттуда меня вести не могли, я же после встречи с тобой на улицу дю Кокдор переехал, до сегодняшнего дня слежки не было.
– Или не заметил, – раздраженно бросил боевик. И обернулся к сидящему на диване съемщику явки: – Сюда его вели?
– Нет, – ответил Горев. – Ты же знаешь, у нас тут система налажена. Кто приходит, за хвостом присматриваем. За ним не шли, сбросил. Или померещилось.
19.12.1932 г. Голландия. Роттердам
Далтон спокойно изучал сидящего в кресле террориста. Парнишка выглядел прилично: вычищенные ботинки, костюм, подобранный в тон галстук, короткая щеточка усов на чуть полноватом лице, аккуратная стрижка, недурной французский.
«На русского не похож совсем, скорее на латиноамериканца, – отметил резидент. – И на революционера не очень смахивает, нет в нем этой их экзальтированности, порыва какого-то. Этот спокойнее, вежлив, старается говорить уверенно».
Выдержав паузу, Хью начал задавать вопросы. И после первых же ответов совершенно ошалел.
«Мензис, старина, – подумал майор. – Ты попал в центр мишени с первого выстрела».
Григулявичус излагал, что при убийстве жандармского чина достал из кармана его пальто два небольших листка бумаги с русскими буквами «Л» и «К» в левом верхнем углу, что, как известно любому стажеру Службы, означает «совершенно секретно, вскрыть только лично». И коротким текстом на английском языке. Из слов сидящего перед Далтоном боевика выходило, что первый листок представлял собой записку, в которой некто подписавшийся «Арно» указывал реквизиты для перевода денег в Швейцарию на какие-то непредвиденные расходы, Юзик по слабому знанию английского не мог сказать, на какие именно. Второй документ был обычным, хотя и абсолютно секретным, разумеется, отчетом о переводе денег от частного лица, в роли которого по фальшивому паспорту, видимо, выступал убитый, другому частному лицу. В принципе ничего особенного, эмоции вызвало упоминание всего двух слов. В отчете, написанном, видимо, убитым, получатель денег именовался без клички. Просто «Foreign Office».
20.12.1932 г. Великобритания. Лондон, Бродвей, 54. Штаб-квартира Intelligence Service
В Лондон он выехал в тот же день, на следующий уже сидел в кресле напротив Мензиса, в его кабинете. Прочитав отчет и выслушав резидента, Стюарт направился к директору Службы. Далтона отпустил, майору найдется, чем заняться в столице, а как действовать дальше, пока не ясно.
Синклер на известие о документах, ведущих к «Кроту», реагировал ожидаемо. Воистину удача, в штабе Корпуса служит Квадрат, если, конечно, он сможет достать бумаги без риска.
– Это не может быть игрой? – уточнил на всякий случай адмирал. – Провокацией, русские на них мастера.
– Не думаю, – спокойно ответил заместитель. – Григулявичуса мы нашли сами, выдернули из-под носа у жандармов. В Париже его ищут до сих пор, в прошлый раз он ушел только потому, что следили филеры из России, французы бы его не выпустили. А смена сыщиков из агентства на русских укладывается в логику происходящего. Допускать его попадание в Сюрте или Второе бюро русские не хотят, начни Юзик там «петь», и придется в лучшем случае делить агента с Парижем. А то и потерять, о коррумпированности французской полиции не слышал только ленивый.
– Ну что ж, связывайтесь с Квадратом, – согласился директор Intelligence Service. – Пусть посмотрит, что можно сделать, может, доступ к тайнику возможен не только для него.
Глава 4
Ставок больше нет
8.01.1933 г. Великобритания. Лондон
Перед входом в клуб Мензис задержался возле торговца прессой. С первых полос газет на него смотрели портреты российского императора и французского премьера, а заголовки кричали об одном и том же. Слова «Германия», «Россия», «Франция» во всех газетах соседствовали со словами «война», оккупация», «Версальский договор»…
Мензис взял «The Times», пробежал глазами передовицу. Пропустив рассуждения журналистов, он тщательно изучил заявления премьер-министра Франции, потом речь Николая II… глаза перескакивали с абзаца на абзац, русский царь выражался как никогда резко:
«Германия, обращаясь со своей собственной подписью и подписями своих партнеров как с чем-то несущественным, вновь отказалась от репарационных выплат и силой заняла Рурскую область, нарушив тем самым свои собственные обещания…
…На конференции в Женеве Германия требовала «равенства в вооружениях», заявляя о своем отказе участвовать в дальнейшей работе конференции по разоружению до признания этого принципа. Напомню тем, кто забыл, что ограничение в вооружениях Германии предусмотрено Версальским мирным договором, положившим конец мировой бойне, вина за развязывание которой целиком лежит на Германской империи. И данное ограничение предусмотрено исключительно с целью не допустить повторения этой страшной войны…
…В Германии продолжаются притеснения российских подданных, российских компаний и банков. В печати продолжается кампания гонений по отношению к подданным и учреждениям Российской империи, имели место акты произвола со стороны немецких властей и полиции. Не прекращаются так называемые «экономические бойкоты» российских предприятий, спровоцированные как немецкими, так и некоторыми иностранными влиятельными силами. Все эти меры наносят ущерб Российской империи и ее подданным…
9.01.1933 г. Великобритания. Лондон
Джозеф Григ, такое имя указали в виде на жительство, посмотрел на часы, поднялся и вышел из паба, столкнувшись с входящим в двери невысоким господином в клетчатом пиджаке. Вернувшись в отель и собрав вещи, он направился на вокзал, путь лежал в Кембридж.
Он не знал, что закончить университет ему не придется, через два года учебы к нему подойдут от сэра Мензиса и предложат съездить в Лондон. Там, на Чайн-Кросс, в офисе английской разведки, Григу предложат вернуться в мир тайных операций. Отказываться он не станет и следующие двадцать лет проведет в статусе сначала агента, а потом штатного сотрудника Intelligence Service. Лишь в пятьдесят шестом году, в январе, после прощального ужина с традиционным недорогим шампанским, он уйдет из секретной службы, к тому времени уже «Ее» величества.
Через три месяца после отставки Джозефа Грига в Санкт-Петербурге пройдет короткая пресс-конференция Отдельного Корпуса жандармов полковника Юозаса Ромуальдовича Григулявичуса. О нем снимут фильмы и напишут книги, назовут «суперагентом Зимнего» и «самым знаменитым шпионом мира», фамилия Григ станет понятием нарицательным. В Intelligence Service следующие два десятилетия пройдут под сенью поиска сообщников Грига, расследования контрразведки и конспирологов внутри службы испортят не только репутацию Секретной службы и карьеру десяткам ее работников, но и парализуют активную деятельность оставшихся – одно из просчитанных последствий объявления о деятельности Юозаса.
А полковник Григулявичус осядет в тихой Москве. Не прекращая работы в разведке, где его опыт и знания будут использоваться аналитиками, он, разумеется, под псевдонимом, напишет книги о тайнах Ватикана и Уайтхолла, католической церкви на Ближнем Востоке и англиканской в Британской империи. Станет автором биографий короля Саудовской Аравии и великого муфтия Иерусалима. Удостоится почетного звания члена-корреспондента Императорской академии наук и степени доктора исторических наук.
Каприз судьбы еще раз сведет его через десятки лет с Гумилевым. Но не с поэтом из Жандармского корпуса, а с его сыном. Бывший резидент станет одним из самых жестких критиков Льва Николаевича Гумилева, когда тот представит на суд ученой общественности свой труд «Этногенез и биосфера земли». Именно Григулявичус будет первым, кто напечатает разгромную рецензию на эту книгу.
9.01.1933 г. Российская империя, Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4, штаб Отдельного корпуса жандармов
«Его превосходительству
Начальнику ОД ОКЖ
Генерал-лейтенанту М.Ф. фон Коттену.
Доношу, что 7.01 с.г. в ходе негласного наблюдения в здании штаба ОКЖ, в 15 часов 17 минут, в коридоре на первом этаже возле прикрепленного на стене между караульным и подсобным помещениями пожарного ящика остановился неизвестный (присвоена кличка «Бордовый») в штатском, заметивший развязавшийся шнурок на левом ботинке. Положив имевшуюся в руках кожаную папку на пожарный ящик, Бордовый присел на колено, завязал шнурок, в то же время незаметно оглядывая коридор. Выпрямившись, Бордовый взял папку, но в результате его якобы неловкого движения из нее вывалился один лист бумаги, запавший в промежуток между ящиком и стеной. Бордовый, достав из папки тонкую металлическую линейку, просунул ее между пожарным ящиком и стеной, подцепил выпавший листок и, достав, сложил в папку. Сколько он достал листков, установить не представляется возможным, однако в ходе проведенной после его ухода проверки «закладки» в промежутке между ящиком и стеной не оказалось.
Выйдя из здания штаба ОКЖ, Бордовый взял таксомотор…»
10.01.1933 г. Франция. Париж
Николай Степанович медленно шел по Елисейским Полям. Прошел мимо Триумфальной арки, почти добрался до площади Согласия. На сей раз он не косился на отражения в зеркальном блеске витрин, не менял резко направлений, в этот холодный, но ясный и солнечный день он действительно просто гулял. По Парижу, одному из любимых городов, в котором последние годы так редко бывал, мимо голых деревьев с растопыренными ветками на фоне неба, подставляя лицо резкому ветру, пахнувшему газолином и гарью.
Впрочем, сегодня раздражал и Париж, с его бегущими куда-то людьми и неостановимой рекой автомобилей на проспектах. Хотелось тишины, безлюдности и другого, лучше, конечно, морского, ветра.
«И все ж таки, – мелькнула мысль, – жаль, что нельзя отправиться домой морем. Сел бы на пароход, помахал с борта старушке-Европе…»
Записанные две недели назад в Роттердамском порту строчки всплыли в памяти, отложенное стихотворение напомнило о себе. Ну что ж… поэт нашел глазами небольшое уютное кафе с жаровней, выставленной на террасу, зашел, спросил кофе и достал неизменный блокнот.
Перечитал написанное раньше, хмыкнул, сообразив, что не давало покоя в композиции: