В вечернюю пору зимнего дня мужчина и ребёнок поднимались по песчаной тропе, вьющейся по склону меж сосен. В ту зиму правители Испании повели наступление на Гранаду, последний оплот мавров на полуострове, то есть речь пойдёт о событиях, случившихся в последней декаде пятнадцатого столетия.

Длинная череда дюн тянулась перед путниками, простираясь на многие мили по направлению к Кадису. Порывы злого ветра, дующего с юго-запада, бросали им в лицо песок. Позади, под серыми небесами, серел штормящий Атлантический океан.

Роста мужчина был выше среднего, широкоплечий, с длинными руками и ногами, судя по всему недюжинной силы. Из-под простой круглой шляпы выбивались густые рыжие волосы. Серые глаза сияли на гордом загорелом лице. Правда, одет он был куда как скромно. Куртка до колен из домотканого сукна, когда-то чёрная, но уже порядком выцветшая, была подпоясана простым кожаным ремнём. С ремня по правую руку свешивался кинжал, по левую — кожаный мешок. Рейтузы из грубой чёрной шерсти, сапоги. На палке через плечо он нёс свои скромные пожитки, завёрнутые в плащ. Лет ему было чуть больше тридцати пяти.

Крепкий мальчишка лет семи или восьми шёл рядом, держась за правую руку мужчины. Ребёнок поднял голову.

— Ещё далеко? — спросил он по-португальски, и ответ получил на том же языке.

— Dixit Dominus Domino Meo: sede a dextris Meis…

[3]

Молитва наполнила часовню, и фрей Хуан, щурясь от дыма свечей, с удовлетворённостью отметил должную набожность коленопреклонённого гостя.

И столь велико было любопытство приора, что он распорядился пригласить Колона к своему столу, а не кормить его в холодном зале, предназначенном для бездомных странников.

Колон принял приглашение как должное, без удивления или колебания, и братья, сидевшие за длинными столами вдоль стен трапезной, украдкой разглядывали скромно одетого незнакомца, гордо, словно принц, вышагивающего рядом с приором, и спрашивали себя, что за идальго пожаловал в их скромную обитель.

Фрей Хуан подвёл Колона к небольшому возвышению в конце трапезной, на котором стоял его столик. Стену за возвышением украшала фреска, изображающая тайную вечерю. Судя по качеству работы, автором её был один из монахов. На потолке тот же художник нарисовал святого Франциска, причём и эта фреска не блистала мастерством. Теперь фрески освещала подвешенная к потолку шестирожковая масляная лампа. На стенах, вдоль которых стояли столы, выкрашенные белой краской, друг против друга висели портреты двух герцогов Медина-Сели, изображённых в полный рост, с одеревеневшими конечностями, торсом, головой. Герцоги сердито хмурились друг на друга. Окна, квадратные, забранные решётками, были лишь на северной стене и достаточно высоко, так что увидеть в них можно было только небо.