Меч ислама

Сабатини Рафаэль

Действие романа "Меч ислама" приходится на время так называемых итальянских войн, когда Франция и Испания оспаривали господство над Италией и одновременно были вынуждены бороться с корсарскими набегами в Средиземноморье. "Во время блокады Генуи Просперо как раз уже добился серьезного признания на море. Четыре года назад в деле при Гуалатте его умение и отвага кондотьера спасли от катастрофы великого Андреа Дориа, вырвав его из рук Драгут-реиса, анатолийца, каковой за свои деяния был известен под именем "Обнаженный меч ислама".

Глава I. АВТОР «ЛИГУРИАД»

На расстоянии ружейного выстрела от берега, в том самом месте, где вода из изумрудной становилась сапфировой, стояли на якорях галеры с парусами, поникшими в неподвижном мареве августовского полудня. Андреа Дориа

note 1

следил за заливом от скалистого мыса Портофино на востоке до далекого Капо-Мелле на западе. Он видел, что эскадра перекрывала все морские подходы к сияющей мраморным великолепием великой Генуе, поднимавшейся террасами в объятиях окружающих ее гор.

В тылу длинного ряда кораблей расположилась вспомогательная эскадра, семь судов. Богато украшенные и позолоченные от носа до кормы, они несли на верхушках своих мачт папские флаги: на одном — ключи Святого Петра, на другом — регалии Медичи, к дому которых принадлежал его святейшество. По каждому из красных бортов располагались тридцать массивных весел, похожие на гигантский, наполовину сложенный веер.

В шатре — так называлась роскошная папская каюта, в сибаритской обители, увешанной коврами и сверкающими восточными шелками, восседал папский капитан, знаменитый Просперо Адорно, мечтатель и боец, солдат и поэт. Поэты ценили в нем великого воина, тогда как воины отдавали должное его таланту выдающегося стихотворца.

Как поэт Просперо взывает к вам из «Лигуриад», бессмертной эпической песни морю, предмет которой провозглашен в ее первых же строках:

Io canto i prodi del liguro lido,

Глава II. ДОЖ

Дух его светлости дожа Адорно был достаточно крепок, чтобы противостоять напастям тех знойных августовских дней.

Войск маршала де Лотрека, наступавших по суше, Генуя могла не опасаться. Фланги и тылы города были хорошо защищены естественными укреплениями — отвесными скалами, образующими амфитеатр. Опасность представляла узкая прибрежная полоса у основания этих скальных бастионов, но любую атаку здесь, как с востока, так и с запада, было столь же легко отразить, сколь опасно затевать.

Тех же сил, которых было недостаточно для штурма города, вполне хватало, чтобы перекрыть пути снабжения. На Геную надвигался голод, а голод никогда не способствует героизму. Истощенное население восстанет против любого правительства, навлекшего на него лишения. Осознавая это, сторонники Фрегозо в своем соперничестве с Адорно подстрекали жителей к восстанию. Массы легко верят обещаниям лукавой оппозиции. Чернь Генуи клюнула на посулы Золотого века, который наступит с победой короля Франции. Он не только положит конец мукам голода, но и обеспечит вольготное изобилие на все времена. Поэтому от ремесленников, парусных дел мастеров, рыбаков, более не решавшихся выходить в море, портовых грузчиков, чеканщиков — словом, от всех тех, кто тяжко трудился, все чаще слышались требования сдать город.

В воздухе носилась угроза восстания против дожа, который, предпочитая знакомого дьявола тому, с которым еще предстоит познакомиться, считал своим долгом перед императором продолжать сопротивление королю Франции и его союзникам — папе и Венеции.

Прошлой ночью в Портофино он продемонстрировал способность отражать угрозу извне, пока не подоспеет помощь, которая рано или поздно придет в лице дона Антонио де Лейвы, императорского губернатора Милана. Однако внутренняя угроза была гораздо серьезнее. Она ставила дожа почти в безвыходное положение. Либо он должен использовать испанский полк для подавления мятежа, либо сдать город французам, которые скорее всего обойдутся с ним так же, как германские наемники обошлись с Римом. Он надеялся, что ответ Просперо облегчит ему решение этой суровой дилеммы.