В то морозное утро — холодное, словно самое первое утро мироздания, — он искал огонь.

Он зашел так высоко в горы, что вокруг возвышались лишь безжизненные, испещренные черными проломами, заснеженные скалы. Ледяной ветер вольно гулял между ними, и с потревоженных склонов то там, то тут сбегали небольшие лавинки, лижущие белыми языками серый, слежавшийся годами лед. А вдалеке — километрах в ста — на иззубренной, словно пила, линии горизонта тлели на занесенных снегом горных пиках первые угольки рассвета.

Не обращая внимания на холод и пронизывающий ветер, тот, кто искал огонь, брел, что-то бурча себе под нос. Прихрамывая на изувеченную ногу, он упорно искал тепло и запах серы — короче, все, что могло бы привести его к цели. Но сандалии и огрубевшая на ступнях кожа не давали ему ощутить сквозь камень присутствие огня, а ветер быстро уносил запах пепла.

В первую очередь его интересовали не занесенные снегом голые участки камня. В очередной раз приглядев подходящее место, он разбил пяткой лед в трещине и внимательно осмотрел дыру. Да, здесь действительно чуть-чуть теплее, чем вокруг. Где-то глубоко внизу, внутри скалы бьется магма. А значит, будет и огонь.

Чутко прислушиваясь к сердцу горы, хромой стал поспешно обходить один из ее отрогов. Он все рассчитал верно — с другой стороны перед ним открылась огромная уходящая вглубь расселина, над которой витал явственный запах серы. Он уже было шагнул в темную пасть разлома, но затем остановился, взглянул на небо и снова что-то пробормотал себе под нос. Посветлевший небосклон был чистым — лишь вдалеке тянулась небольшая гряда облаков. И никаких знамений на нем не было.

Однажды летним утром двенадцатилетний Марк, вернувшийся вместе со старшим братом Кенном с охоты на кроликов, обнаружил, что в их деревне гости. Причем даже по сбруе их ездозверей было видно, что приехали они издалека.

Шедший впереди по узкой тропинке Кенн так резко остановился, что замечтавшийся братишка буквально врезался в него. Столкновение произошло как раз в том месте, где тянущаяся от речной отмели тропка вырывалась из густых кустов и превращалась в единственную в деревне улицу. Оттуда уже было отлично видно, что на двух ездозверях были кольчуги, как у скакунов из кавалерии, а остальные двое были разряжены в богатые попоны. И привязаны они были к общественной скотовязи перед домом Кирила — старосты деревни. Мальчишки затаились всего в одном полете стрелы от нее. Жители Эрина-на-Элдоне гордились тем, что их главная улица длиннее, чем в соседних деревнях, и тем, что она все удлиняется, так как Эрин потихоньку растет в сторону речки.

— Ты только посмотри! — прошептал Марк, хотя Кенн и так уже смотрел во все глаза.

— Откуда они такие? Хотел бы я знать…

Старший брат задумчиво прикусил нижнюю губу (это было знаком того, что он сильно взволнован). Сегодня с утра все шло наперекосяк — Кенн потратил все стрелы, а добыл лишь одного щупленького кролика. А теперь еще вот какие-то высокородные к ним пожаловали! В последний раз, когда они, вернувшись с охоты, обнаружили у скотовязи чужого ездозверя, приезжал сэр Шэрфа из манора. И прибыл этот рыцарь для того, чтобы провести следствие на основе доноса на Кенна и Марка, которые якобы браконьерствовали в его лесах. В его заповеднике обитали уникальные, выведенные путем долгой селекции животные, которые выращивались специально для подарка герцогу, — экзотические твари, чья смерть автоматически становилась приговором их убийце. В конце концов сэр Шэрфа пришел к выводу, что донос был ложью и наговором, но на братьев это следствие нагнало-таки страху.

После того как нашел мертвого боезверя, Марк прошагал без остановки вверх по реке около часа и не встретил ни единой живой души. Только сейчас он наконец обратил внимание на то, что его одежда и руки все еще перепачканы уже начавшей подсыхать кровью его брата. Пришлось сделать привал, тщательно вымыться, постирать одежду и отдраить до блеска меч. Правда, полностью отстирать рубаху так и не удалось: кровь уже въелась в полотно так крепко, что просто водой оттереть ее было невозможно. Зато с меча вся грязь ссыпалась, как шелуха, и уже через минуту он сверкал как новенький, а на его клинке не было ни намека на малейшую зазубрину: словно вовсе не он только что крошил кольчуги и щиты.

Да, конечно, с раннего детства Марк знал, что этот меч собственной работы Вулкана и имеет свое имя — Градоспаситель… Он слышал об этом много раз, но, оказывается, так и не понял, что это значит. А если он вдруг заржавеет?..

Не дожидаясь, пока одежда просохнет, мальчик быстро оделся и пошел дальше. Правда, о том, куда он идет, Марк не имел ни малейшего представления: знакомая с детства тропа сама ложилась под ноги, и он машинально шагал по ней. Единственное, что его заботило, — это необходимость оставить между собой и родной деревней как можно большее расстояние. Он не раз ставил в этих местах силки и капканы, так что мог шагать, не задумываясь о выборе тропы, даже когда совсем стемнеет. Несколько раз он переходил вброд ручьи, иногда поднимался немного по их течению вверх и выходил из воды всегда далеко от места переправы. Если люди герцога натравят на него ловчезверей, то это может сбить их с толку.

Он уже начал всерьез опасаться погони и внимательно прислушивался ко всем лесным звукам. Но в его воображении отряд для его поимки больше всего напоминал их деревенскую милицию,

[3]

в рейдах которой он сам иногда принимал участие. Поэтому выглядело это не очень страшно. Только все же, скорее всего, в погоню за ним отправится совсем другой отряд: там могут быть и всякие натасканные на подобную ему дичь ловчезвери, и воздушные разведчики, и кавалерия, и, конечно же, боезвери… И вновь перед глазами Марка встало искалеченное тело огромного животного, пытавшегося, как самая обычная раненая кошка, уползти и спрятаться от своей боли…

Все его мысли продолжали вертеться вокруг испещренного бурыми пятнами зажатого под мышкой полотняного свертка. Градоспаситель (как бы там ни называли его боги) на самом деле спас вовсе не их деревню. Хотя бы потому, что нападавших интересовал не скарб местных жителей, а их высокородный гость. (Марк в очередной раз подивился, что бы это могло такое значить:

— Я все еще не перестаю изумляться тому, сколько ошибок ты исхитрился наделать за один раз, синерясник, — кисло улыбнулся герцог Фрактин. — И чем больше я об этом размышляю, тем большее изумление во мне это вызывает.

Конечно же, у придворного мага в синей рясе было имя, но оно (как и имя, данное ему при посвящении) было не из тех, что упоминаются всуе. Даже герцогами. Да маг уже и сам привык отзываться на различные прозвища.

Кудесник сдержанно поклонился, но остался в кресле. Он знал, что виноват, но давно уже научился скрывать свой страх: в умении контролировать свои эмоции он был мастером высшего класса. С непроницаемым лицом он ответствовал:

— Я уже имел честь высказать вашей светлости все, что нахожу нужным, дабы оправдаться.

Птица-монашник, которая сидела в подвешенной в каменной арке золотой клетке, тут же разразилась хриплым хохотом, словно издеваясь над подобным заявлением. Худенькое тельце гибрида было покрыто густым пушистым мехом, а крошечные крылья не годились для полетов, хотя птица и могла двигать ими со скоростью пчелы. Однако пересмешник был начисто лишен разума, и поэтому его саркастический комментарий остался без внимания.

Спускаться с гор, когда голова кружится от высоты, от голода, от вулканических испарений и от спора с богами, а ноги дрожат от слабости, было безумно тяжело. Но все же спускаться было легче, чем подниматься.

Даже нести меч стало легче — Марк к нему уже как-то попривык: словно тот стал еще одной неуклюжей частью тела. Теперь мальчик уже мог нести его как коромысло и не боялся, что меч перережет ему шею, и его больше не заносило от тяжести громоздкого свертка, если он вешал меч на плечо.

С мыслями о том, что брат и отец мертвы, а мама, сестра и родной дом потеряны для него навсегда, он тоже стал потихоньку смиряться. Прежняя его жизнь закончилась — в этом боги были единодушны. А в новой жизни у него пока что были только убегающая вдаль дорога да надежда, что она приведет его туда, где власть герцога кончается. И еще был меч.

Для спуска Марк выбирал самые пологие тропки, а они постепенно все больше сворачивали к югу. Это направление его вполне устраивало, так как вроде бы именно в той стороне была самая близкая граница их герцогства.

А еще он не раз слышал, что владения сира Эндрю, прозванного в народе Добрым, тоже лежат где-то к югу. О сире Эндрю ходило много всяких историй и слухов, но все они очень отличались от тех, что рассказывали о герцоге Фрактине. Марк подумал, что рано или поздно он и так бы ушел на юг. Мысль о том, что он идет в страну, где правитель милостив к своим подданным, смягчала горечь расставания с родным домом.

Огонь с небес метнулся вниз. Невыносимо яркое, изогнутое копье белого света прожило лишь мгновение, но успело расщепить одинокое дерево на краю морского утеса. Удар молнии под стенавшей темнотой небес ослепил и оглушил погонщиков. Бен отшатнулся от внезапной вспышки, хотя и слишком поздно, чтобы уберечь ошеломленные глаза. Он взглянул под ноги, обутые в сандалии, стараясь разглядеть тропу и край обрыва. В дождливую и ветреную ночь трудно было судить, как далеко от них сверкнула молния, но он надеялся, что следующая вонзится в землю дальше. Его сильная правая рука легла на круп тяжело нагруженного вьючного зверя. Он покрепче ухватился за веревку, которая крепила корзины к спине животного. Тем временем его левая рука тянула поводья тягла, идущего следом.

Их небольшой обоз состоял из шести зверей и шести мужчин, которые вели и руганью подгоняли животных. В нескольких метрах позади каравана вышагивал изящный скакун с лоснящейся шерстью. На нем восседал седьмой человек — в плаще, с опущенным до бровей капюшоном. В его поднятой правой руке сиял безогненный факел Прежнего мира, свет которого не мигал под шквалами дождя и ветра. Сияние этого факела распространялось далеко вокруг, позволяя погонщикам видеть тропу и край отвесного склона.

Подобно какому-то странному насекомому о трех дюжинах ног, вьючный обоз медленно продвигался вперед по едва заметной тропе через дикую местность. Бен подталкивал первого тяглозверя и тянул за собой второго, подбадривая их окриками и шлепками.

Несколько часов назад, в начале путешествия, погонщиков предупредили, что ночью эти флегматичные животные могут стать капризными и пугливыми. Офицер сказал им, что в ночном воздухе будет витать запах дракона.

Сверкнула еще одна молния — к счастью, не такая близкая, как в прошлый раз. Бен увидел на миг скалистую пустынную местность, окружавшую обоз, и несколько метров тропы. Затем темнота сгустилась и ливень усилился. Караван, как нелепая гусеница с тремя дюжинами ног, медленно двигался по вязкому песку и предательски скользким камням. Части обоза соединялись толкавшими и тянувшими руками людей — погонщиков, которые пригибались под натиском неумолимого дождя и непрерывно завывавшего ветра.

Выйдя на берег небольшого мутного потока, высокий юноша остановился и неуверенно осмотрелся вокруг. Даже средь бела дня, в ярком солнечном свете разглядывая это место, он сомневался, что пришел туда, где прежде находилась деревня. Впрочем, ошибиться он не мог, поскольку ориентиром ему служили горы на востоке.

Он помнил, что большая часть этой территории некогда славилась своими плодородными землями, на которых процветало земледелие и скотоводство. Но так было раньше. Теперь от прежних времен почти ничего не осталось. Вместо чистого и прекрасного Элдона по незнакомому руслу бежал грязный стремительный поток. Он выглядел таким же чужим и неузнаваемым, как и весь этот край. На склонах отдаленных гор появились новые шрамы. Все изменилось, и смущение молодого человека было вполне понятным. Он озирался по сторонам до тех пор, пока его взгляд не наткнулся на остатки мельничного колеса, которые выступали среди высохших стеблей прошлогодней травы.

Из прибрежного песка торчал лишь угол широкой лопасти, но юноша знал, что находилось раньше на этом месте. Он медленно присел рядом с расщепленной деревянной пластиной. В его движениях сквозила стариковская печаль, хотя на вид ему было лет двадцать. Загорелое лицо с неухоженной бородкой еще не имело морщин, однако скорбь в его серых глазах свидетельствовала о том, что они скоро могли появиться.

Лук и колчан, которые покачивались за широкой спиной молодого человека, а также длинный нож в чехле на его боку выглядели так, словно их часто использовали. Он мог быть охотником или воином, отправленным в разведку. Часть его одежды и амуниции была сделана из кожи и вполне могла являться военным снаряжением, но опознавательные цвета были соскоблены и обесцвечены. Волосы были умеренно короткими, словно после солдатской или монашеской стрижки. Кожа на лице и сильных руках потемнела от загара. На поношенном походном плаще зияли дыры.

Вытянув руку, юноша коснулся сгнившей лопасти колеса. Пальцы, будто почувствовав что-то родное, погладили старое дерево. Глаза подернулись влагой, и, вспоминая дни детства, он посмотрел на восточные горы. Внезапно за его спиной раздался слабый звук. Кто-то пробирался к реке через заросли. Юноша, не вставая, быстро развернулся. У него была удачная позиция, небольшой бугор наполовину закрывал его. Пригнув голову, молодой человек затаился и принялся наблюдать за низкорослыми кустами.

Бен продолжал спускаться вниз по отвесному склону утеса. При каждом удобном случае он смещался понемногу на юг, поскольку это направление играло важную роль в его плане. Сам план был простым и до безумия опасным — или Бен считал бы его таковым, если бы любой другой курс действий в данной ситуации не казался ему вообще самоубийственным.

У него просто не было другого выбора. Он оказал сопротивление начальнику, напал на офицера и стал дезертиром. Теперь его могло спасти только бегство. Нащупывая опору для рук и ног, он медленно спускался по склону и перемещался в южном направлении.

К счастью, непроглядный мрак постепенно рассеялся. Бен начал различать ближайшие камни и выступы. Рогатый месяц взошел над океаном, и небесный свод очистился от туч. Однако низкий туман по-прежнему скрывал береговую линию, которая находилась внизу на пугающем расстоянии. Шум прибоя утихал и часто заглушался ветром. Иногда Бену казалось, что он слышит отчаянные крики шести людей, запертых в пещере. В такие моменты его пробирала холодная дрожь.

У Радулеску был меч. Но принесет ли он пользу, когда большие белые руки потянутся к людям из тьмы?

Бен отогнал чудовищные образы, возникшие в его воображении. Внезапно он услышал другие звуки, которые заставили его забыть о вымышленных ужасах. Это были тяжелые шаги дракона. Огромный зверь шел по краю утеса в десяти-двенадцати метрах над его головой. Бен продолжал спускаться, отвоевывая у высоты нелегкие сантиметры. У него уже не было пути назад.

Невысокий мужчина, восседавший на изящном, но довольно истощенном ездозвере, ехал по древней и некогда мощеной дороге. На боку всадника болтались невзрачные ножны, из которых выступала рукоятка изысканного меча. Что-то в этом человеке, включая длинные ухоженные усы, намекало на знатное происхождение. Но потрепанная одежда и некоторые другие признаки говорили о более скромном статусе. Он ехал с непокрытой головой. Его худощавое благородное лицо под копной нечесаных черных волос выглядело мрачным и злым. Он что-то бормотал себе под нос и, щурясь, смотрел на теплое весеннее солнце.

Вслед за всадником шли двое мужчин, уставших от долгого путешествия и дороги, которая проходила по безлюдной сельской местности мимо брошенных ферм и невспаханных полей. Позади, в нескольких шагах от пары пеших путников, плелся высокий юноша — почти еще мальчик. На его правом плече сидел зверек, закрытый колпаком. Судя по очертаниям, угадывавшимся под зеленой тканью, это было прирученное летающее существо — какая-то птица или, возможно, рептилия.

Четверо мужчин напоминали группу солдат, бежавших с поля боя после поражения их армии. Однако единственной общей чертой в одежде путников была ее изношенность и бедность. Если эти люди действительно принадлежали к остаткам какой-то армии, то теперь они предпочитали путешествовать без формы.

Один из двух пеших мужчин был вооружен боевым топором и луком. Второй, более высокий воин, имел при себе другое оружие: на его левом боку с пояса свисали ножны, на правом — праща и мешочек с камнями. Рукоятка его меча, в сравнении с клинком их вожака, выглядела более простой, потрескавшейся и блеклой.

Дорога, по которой проходил их путь, некогда была мощеной и ухоженной, но подобно людям, обитавшим в этой местности, она теперь переживала трудное время. Судя по количеству разграбленных и сожженных ферм, этот край когда-то считался богатым и благополучным. Однако сейчас здесь царила разруха. Одичавшие молокозвери, худые и покрытые шрамами, смотрели на путников с испугом, словно никогда не знали ласки человека. Завидев отряд, они перепрыгивали через сломанные ограды и удирали в густой кустарник. Каждый раз в таких случаях мужчина с луком тянулся к оружию, но затем с досадой и голодным блеском в глазах отказывался от своего намерения. Пугливые животные не подпускали его к себе даже на расстояние выстрела.

Марк, Бен и Барбара не спали полночи. Они собирались в дорогу, раздавали балаганщикам ненужные вещи и обменивались рассказами о своих приключениях. На рассвете трое молодых людей покинули ярмарку и отправились в путь на повозке Барбары — она не захотела продавать ее. Танакир в обмен на маленького дракона и клетку дал им немного пищи и денег. Узнав об отъезде Бена, он решил остаться в балагане и охотно взял дракона для какого-то нового номера. Старый Виктор помахал им рукой на прощание и прокричал, что будет рад увидеться с ними в следующем сезоне. Марк в этом сильно сомневался. Лично он избрал для себя иную цель и другое место.

Прошло два часа с тех пор, как стены Пуркиндж-тауна скрылись из виду. Дорога превратилась в прямую нить и вела по пологому подъему к пустынной равнине, тянувшейся до самых гор, которые виднелись в отдалении. Час назад они остановились на завтрак. Марк, как в старые дни, использовал лук и добыл двух кроликов. Затем повозка снова двинулась на юг — к той цели, к которой они стремились в молчаливом согласии. Решение принималось в лагере, в окружении многих людей, и, боясь быть подслушанными, они не обсуждали деталей путешествия.

Бен управлял животными, тащившими фургон, и слушал истории Барбары. Внезапно она посмотрела на него и приступила к расспросам:

— Бен, ты еще не рассказал нам, что с тобой случилось. Тебя приняли на службу в Синий храм, но ты больше не с ними. Ты что, дезертировал? Тебе разонравились солдатские харчи? И что ты собираешься делать?

— Я хочу жениться на тебе, — с улыбкой ответил ее собеседник.