Cадикова Анна
Моя вселенная
Я проснулась от странного, не характерного для нашего корабля звука, будто кто-то кричал от боли. Невыносимый, полный ужаса крик звучал в голове, прогоняя остатки сна. Огляделась. Шкаф, полки с книгами, маленький столик — всё в моей каюте было таким родным и одновременно далёким. Бегло оглядев помещение, я ничего подозрительного не видела, пока не перевела взгляд на большой круг иллюминатора. Непроглядная тьма стояла за ним, непроницаемая и затягивающая. И куда-то исчезли все звезды, будто кто-то занавесил моё "окно" незримой пеленой. И мой белый халат на фоне иллюминатора казался призрачной фигурой. Он висел на дверце шкафа, приводимый в движение какой-то неведомой силой — в космосе сквозняков не бывает.
Вокруг стояла гулкая тишина, давящая на уши. Мне стало страшно, и я покрепче сжала теплое одеяло, боясь пошевелиться, вжалась в кровать.
Вдруг резко комната исчезла. Вокруг была пустота, бесконечная, бездонная черная пропасть. И я не знаю, сколько времени провела в ней. Мне начинало казаться, что уже целую вечность нахожусь в этом пространстве, пока мои ноги не почувствовали под собой жесткую поверхность чего-то. В тот же миг ощутила тысячи уколов по всему телу. Будто множество острых шипов вдавливалось в мою плоть, как если бы какое-то растение оплетало меня своими колючими ветвями. И вдруг я ужаснулась осознанию того, что все происходит на самом деле и меня действительно терзают острые шипы туго оплетающих мои конечности ветвей — с каждым мигом все сильнее и все болезненнее впиваясь в мое тело. И появились крики. Они заполнили все пространство вокруг меня.
"Спаси… Защити… Помоги…". Миллионы голосов просили, умоляли меня. Но я не знала, как помочь им, рыдала, ощущая своё бессилие.
Когда одна из слезинок попала на ветку, впившуюся в мою грудь, что-то произошло. На месте шипа расцвел белый цветок, похожий на лилию. Вскоре все ветви, сжимающие моё тело, сменили иголки на светлые соцветия и молодые зелёные листики. И ветви более не оплетали меня, лежа дивным переплетением у моих ног. И голоса стали тише, но не исчезли совсем.