Марина

Сафон Карлос Руис

Много лет назад пятнадцатилетний Оскар Драй покинул родной город, смутно веря, что достаточно уехать прочь, и тени и голоса прошлого оставят его навсегда.

Теперь он возвратился в Барселону, чтобы взглянуть в лицо жутким призракам былого и вернуть утраченное. Ведь кладбищенское приключение, отметившее его юность, ужас и окружающее безумие не помешали, как ни странно, прекрасной истории любви…

Перевод опубликован на http://vk.com/carlosruizzafon

Однажды Марина сказала мне, что мы помним только то, чего никогда не было.

Лишь спустя много лет я понял эти слова.

Но лучше я начну рассказывать с начала, которое в данном случае было концом.

В мае 1980 я исчез на неделю. На протяжении семи дней и семи ночей никто не знал, где я. Друзья, товарищи, преподаватели и даже полицейские бросились на поиски беглеца, которого некоторые считали погибшим или затерявшимся в приступе амнезии среди улочек с сомнительной репутацией.

Глава первая

В конце семидесятых Барселона была лабиринтом призрачных улиц и переулков, где стоило только переступить порог какого-нибудь подъезда или кафе, и вы возвращались в прошлое на тридцать, а то и сорок лет назад. Время и воспоминания, история и вымысел сливались в этом волшебном городе как акварели под дождем. Именно здесь улицы, которых больше нет, сказочные соборы и жилые здания стали декорациями к этой истории.

В то время я был пятнадцатилетним юношей, томившимся в стенах интерната, названного в честь одного святого, в конце шоссе Вайвидрера. Тогда район Саррья напоминал деревню, примостившуюся на берегу большого современного города. Мое учебное заведение располагалось в начале улицы, которая шла до проспекта Бонанова. Его монументальный фасад напоминал скорее замок, чем школу. Угловатое здание глинистого цвета пестрело в тумане башенками, арками и крышами.

Интернат был целой цитаделью с садами, фонтанами, прудами, двориками и даже сосновым бором. Вокруг располагались мрачные здания с бассейнами, над которыми клубился призрачный пар, спортивные залы, утопающие в тишине, и затемненные капища, где изображения святых улыбались в отблесках свечей. В интернате было четыре этажа, не считая двух подвальных, и затворнический чердак, где жили те немногие священники, которые тут еще преподавали. Комнаты учеников располагались в коридорах, похожих на пещеру, на четвертом этаже. Эти бесконечные галереи лежали в вечном полумраке, где часто слышалось обманчивое эхо.

День за днем я спал наяву в аудиториях этого огромного замка, томясь в ожидании свободы, которую нам даровали каждый день в двадцать минут шестого. В этот волшебный час солнце наряжало окна в жидкое золото, звенел звонок, возвещавший окончание занятий, и ученики получали почти три часа свободы перед ужином, проходившим в большой столовой. По мысли преподавателей, в это время воспитанники интерната должны были учиться и размышлять о духовности. Однако я не припомню, чтобы хоть один мой день в интернате был посвящен этим благородным занятиям.

Это был мой любимый момент дня. Проскользнув мимо привратника, я отправлялся исследовать город и возвращался назад точно к началу ужина, пробираясь в сгущающихся сумерках по старым улочкам и бульварам. Эти длительные прогулки приносили мне пьянящее чувство свободы. Мое воображение взмывало над крышами домов и устремлялось в небо. На несколько часов улицы Барселоны, интернат и моя мрачная комната на четвертом этаже переставали существовать. На несколько часов, имея всего несколько монет в кармане, я становился самым богатым человеком во вселенной.