Слабо освещенный женский будуар, откуда доносятся сладострастные вздохи, затем кокетливый женский голос.

Адель:

Боже мой, что я наделала?! Что вы подумаете обо мне, сударь? Ангел мой!

Фридрих:

Что у вас прелестная грудь и что я из несчастнейшего стал счастливейшим из мужчин!

Адель:

Как это?

Фридрих:

Сударыня, мой полк уже неделю стоит в Вене, и уже неделю я сплю и живу один. Наша встреча — это чудо, сударыня! Честное слово!

По другую сторону декораций две складные кровати казарменного типа, между ними [тумбочка]

[1]

, сзади окно, сквозь которое льется слабый свет зари. На одной из кроватей спит мужчина. Входит Фридрих, веселый, с победным видом, и, напевая, начинает снимать с себя мундир и саблю.

Фридрих

(напевает)

:

Венцеслав просыпается и зажигает свет.

Большая кровать из первой сцены и две маленькие кровати из второй, выхваченные из темноты светом юпитеров, исчезают. Занавес поднимается, открывая большую гостиную при свете дня. Это гостиная Анаэ, сестры Корнелиуса. Гостиная оформлена в средневековом стиле: пол, выложенный каменными плитами, на стенах хлысты, ружья, множество охотничьих трофеев. Головы медведей, кабанов, волков, лис и т. п., все выглядит крайне дико. Анаэ, энергичная, воинственная, сидит боком за неким подобием письменного стола, вытянув перед собой ноги в высоких сапогах и углубившись в изучение каких-то бумаг. Позади нее безмолвной каменной глыбой возвышается доезжачий Ганс Альберт. Анаэ ворчит.

Анаэ

: Рог им в бок!

(Стучит кулаком по столу.)

Что же это такое? Эти арендаторы насмехаются надо мной, что ли? Гроссберг — три тысячи фунтов зерна! Сколько мы получили из Гроссберга в прошлом году?

Ганс Альберт

: Нет… Нет-нет, ваша милость. В Гроссберге у нас было пятнадцать тысяч фунтов.

Анаэ

: Что — «нет»? Что — «пятнадцать тысяч фунтов»?

Ганс Альберт

: Нет, ваша милость, ваши арендаторы над вами не насмехаются, и у нас было в Гроссберге пятнадцать тысяч фунтов зерна.

Раннее утро. Анаэ и Ганс Альберт в охотничьих костюмах сидят над тарелками с паштетом и сосисками.

Анаэ

: Этот паштет из дроздов просто восхитителен! Может, перца многовато — для такой-то рани…

Ганс Альберт

(жуя)

: Есть немного, да.

Анаэ

(насмешливо)

: Но тебя это, похоже, не слишком смущает, мой верный доезжачий! Оставил бы хоть несколько крошек моему юному ухажеру: он такой худышка.

Ганс Альберт

(жуя)

: Есть немного, да.

Те же декорации. Чуть более позднее утро. Супруги в ночных рубашках и халатах зевают и покашливают в той же гостиной. Он раскладывает пасьянс, она ходит взад-вперед.

Адель:

Бог мой, который час? Мы что, спали всего три часа? Вы когда-нибудь видели, Корнелиус, чтобы охота продолжалась так долго? Как вы думаете, не могло с ними приключиться какое-то несчастье из-за этой волчицы?

Корнелиус

: Как бы не так! Ганса Альберта одного хватит на прокорм трем волчицам! А он за мою сестру даст себя сожрать не задумываясь! Меня больше волнует вот это…

(Смеется, показывая на карты.)

Я боюсь, что у меня на этот раз не сойдется!

Адель:

Так передвиньте эту трефовую девятку вон туда… Вы даже пасьянс толком разложить не умеете!

Корнелиус

: Оставьте в покое мои карты! Зато вы все умеете разложить, и не только пасьянсы! Чего я боюсь, учитывая время и дождь, так это что им пришлось где-то спрятаться, укрыться и что…

Вена, 19** год. Гостиная, примыкающая к бальному залу, где Анаэ принимает узкий круг близких друзей. Обстановка представляет собой причудливую смесь атласа и дорогой красивой мебели, среди которой выделяются рояль и оленья голова, висящая на стене рядом с головой единорога. Все это выглядит странновато, но не безобразно.

Вечер бала. На стенах горят канделябры, доносятся звуки приготовления к ужину, звон посуды. В кресле сидит Адель в вечернем туалете. Тут же Корнелиус во фраке. Они ждут. Адель приняла возвышенный вид (очень возвышенный), в руке у нее веер, которым она обмахивается то медленно и томно, то с совершенно устрашающей скоростью, словно это не веер, а автомобильный стеклоочиститель. Корнелиус с довольным, слегка ехидным видом ходит взад-вперед по комнате, разглядывая все словно в первый раз.

Корнелиус

(потряхивая подхватом портьеры)

: Да уж, они не поскупились — моя сестрица и ее муженек! Дворец просто великолепен, и бал, по всему видать, будет под стать! Сюда съедется вся Вена, ты знаешь? Прекрасный способ сразу войти в общество — закатить такой бал!

Адель

(нервно обмахиваясь веером)

: Это третий! Они устраивают уже третий бал!

Те же декорации. Тот же вечер. Те же свечи. Слева доносятся музыка и шум голосов. Конрад один сидит в углу, в полумраке, с мечтательным видом. В правой части комнаты открывается дверь, и из темноты появляются Анаэ и незнакомец, оба раздеваются на ходу.

Незнакомец

(шепотом)

: Сию секунду, дорогая графиня! Я только развяжу галстук!

Анаэ

(теребя волосы)

: Скорее, скорее! Поторопитесь, дорогой мой! В гостиной могут хватиться!

Незнакомец

: Сейчас! Сейчас! Прошу прощения за этот… досадный дебют!

(Смеется.)

Но вы меня прямо врасплох захватили, посреди вальса, вот так, с места в карьер!

Анаэ

: Ну и ну! Можно подумать, что вы такого не ожидали. Даже три па пропустили!

Несколько недель спустя. За окнами весна. Анаэ и Конрад, невидимые, смеются где-то за маленькой дверцей справа. Время от времени оттуда доносятся влюбленные возгласы.

Анаэ

(за сценой)

: Грибок мой!.. Мой маленький бесстыдник!.. Мой рыжик!..

Конрад

(за сценой, вторит ей)

: Мое живое пламя!.. Смысл моей жизни!.. Сосуд, наполненный сладострастием!.. Рыжее светило!..

В левую дверь на цыпочках входит Фридрих. Он слышит голоса, застывает на месте, разворачивается и так же на цыпочках уходит.

Анаэ

(за сценой)

: Там кто-то есть!

На сцене Конрад и Анаэ. Конрад с унылым видом играет что-то классическое, мрачно поглядывая на Анаэ, которая, вытянув ноги и положив их на каминную решетку, чистит и смазывает пистолет.

Анаэ

(смеясь)

: Оружие покрывается ржавчиной, как девка прыщами, когда им долго не пользуются. Аххх! До чего же трудная работа для женщины — вести семью!

Он не отвечает.

Ради святого Варнавы, скажите, мой чахоточник, кто у нас помер? Что за похоронная музыка? Мне гораздо больше по душе: «Упал с головы моей милой платок, его подобрал ее старый дружок…» Или как там?..

Конрад

: Умоляю! Не пойте эту мелодию — мелодию наших счастливых дней. У меня сердце разрывается!

Мод, Луи, Анри и Изабель на лужайке. Эдмон весь в черном, как протестантский пастор. Сильвиана восседает на складном стуле.

Пикник.

Мод

(очень весело)

: Очаровательное место, не правда ли? И сардины были просто превосходны. Сильвиана, раз уж ты взгромоздилась на этот насест, не передашь ли нам вареные яйца?

Сильвиана

: Мод, я не просто так сижу на стуле. Все из-за ишиаса.

(Запускает руку в сумку с вареными яйцами.)

Мод

: Ишиас… Да тут у всех что-то не так: Луи — алкоголик, у Эдмона проблемы с печенью, у Сильвианы ишиас, у Анри… Анри, а что тебя беспокоит?

Просторная гостиная в доме Мод в Турени. Вдалеке виднеется лужайка. На сцене Сильвиана, она поправляет цветы и ловит мух. Затем негромко включает пластинку Жана Лу и тихонько подпевает. В дверях появляется Луи. При виде Сильвианы он улыбается.

Луи

: О чем мечтаем?

Сильвиана

: Ах! Как вы меня напугали… Я думала, вы вместе со всеми отправились на прогулку в «родстере».

Луи

: Нет, мне удалось избежать этого. Что у вас нового? Как ощущения после двадцати лет рабства?

Сильвиана

: Прекрасно.

Дорога. Те же действующие лица лежат в дорожной пыли с искореженными велосипедами. Одна Мод, целая и невредимая, гордо восседает в седле.

Анри

(поднимаясь)

: Черт возьми… Черт возьми… Черт возьми…

Луи

(утираясь)

: Не черт, а Сильвиана.

Анри

: Действительно. Не поверни Сильвиана вправо так внезапно, тебе не пришлось бы делать маневр, чтобы объехать ее, и ты не врезался бы в меня в тот момент, когда этот идиот Эдмон налетел на нас…

Луи

: Изображаешь комментатора гонки «24 часа Ле-Мана»? Какой смысл? Мы все равно лежим в дорожной пыли, точка. Впрочем, этим и должно было закончиться.

Та же обстановка, что в сцене 2 действия I, но идет дождь, а в камине горит огонь. Мод, Сильвиана, Анри и Эдмон играют в карты. Луи сидит у огня, погрузившись в думы.

Мод

(обращаясь к Эдмону)

: Ну что, решились?

Эдмон

(с сомнением в голосе)

: Я могу думать, сколько захочу.

Мод

: Вижу, вы не торопитесь. И кажется, бедная Алина не очень-то счастлива с вами…

Эдмон ходит.

На следующий день после обеда. На сцене Мод и Жан Лу. Мод бледна.

Жан Лу

: Да уж… Туренское винишко хорошо дает по голове! Зато печеночный паштет был великолепен… Просто объедение… Ты не находишь?

Пауза.

Мод, ты оглохла? Тебе понравился обед?

Мод

(вздрагивает)

: Не кричи. Да, паштет был великолепен. И вино… э-э-э… дает по голове. Так ты выразился?

На сцене Луи и Анри, оба небритые (если возможно, в одних рубашках, у них изможденный вид). За окном рассвет.

Анри

: Вот это ночь! Никогда не забуду ее!.. Мне страшно ложиться спать.

Луи

: А надо бы, ты очень бледен.

Анри

: Между прочим, ты тоже. Но я боюсь идти к себе. Странно.

Луи

: Ничего странного. Мне тоже не хочется оставаться одному. Я даже пить не могу, а это кое-что значит.