В тот момент, когда Влад ударил по клавише ENTER, он и подумать не мог, что этим победоносным жестом зачеркивает всю свою прошлую жизнь. Теперь на сайте знакомств города Казани появился новый соискатель, можно даже сказать — воцарился, потому что спустя несколько минут на его странице выросла целая лента сообщений о том, что такая-то и такая-то пользовательница отметила и заценила его фотографию.

Фото, конечно, было с секретом: по замыслу сводников, создавших этот сайт, незарегистрированные видели только голову, а вот получить полный рост, где Влад, демонстрируя всю свою мускулатуру, красовался у ворот для мини-футбола с оранжевым мячом, могли только те пользовательницы, которые сами создали странички и разместили фотографии. Секрет был иезуитский: тот, кто ставил одну фотку, и видеть у других мог также одну. Две свои фотки поставишь — две у других увидишь, три — три и так далее.

Влад кликнул по именам пользовательниц, «полюбивших» его, и был обескуражен, потому что всё это оказались какие-то пожилые девушки, некрасивые. Вернувшись на свою страницу, он увидел еще семь новых пользовательниц. Они также оказались как на подбор страшные. Влад выключил компьютер и улегся спать. Жена уже вовсю храпела. Кое-как устроившись возле ее горячей массы, он задумался о своей нелегкой судьбе.

Близость с этой женщиной закончилась во всех смыслах более пяти лет назад, когда она увлеклась астрологией и завела новых друзей, а вскоре — и любовника, эдакого бородатого, в длинном шарфе; Влад раз видел, как тот привез ее на красной «Мазде»… М-да. Машина остановилась у соседнего дома, для конспирации. Какое-то время стояла, никто не выходил. Целовались на прощанье, понятно. Потом Ленка выкатилась, словно гигантский апельсин. Она была в оранжевом пальто. Влад, чисто случайно оказавшийся в этот момент на улице, спрятался за дерево. В сущности, это и было открытием, что она завела мужчину. Иначе зачем останавливаться в отдалении, зачем две минуты сидеть, не выходя?

Влад стойко выдержал этот удар, вратарь. Когда Ленка, часто оглядываясь, скрылась за углом, из «Мазды» вышел бородатый и щуплый. Закинув выбившийся шарф на плечо, окропил собственное колесо. Почему-то Влад не подбежал к нему тогда, не завалил, не истоптал ногами: оставь мою жену!

Очнувшись, Влад без особого удивления обнаружил, что лежит на откинутом сиденье того самого джипа, который теперь несется неизвестно куда. Что это именно джип — было ясно по размерам кабины и высоте окон, что это тот самый джип — также ясно, поскольку именно в джип его затолкали двое незнакомых парней, оборвав на полуслове волнение мысли об одежде и цветах. Просто подъехал к нему вплотную какой-то джип. Двое из него вышли, обступили, спросили:

— Ты Влад?

Надо было сказать: нет, я Гриша, я Петя, я Сережа!

Потому что в ту же самую секунду он понял, что никакой девушки нет и не будет, а интернет-знакомство было просто-напросто ловушкой.

— Влад, — все же ответил он, и его тут же скрутили с явно профессиональной ловкостью и сунули в джип. Ладонью на голову надавили, как это делают полицейские в кино.

Город остался позади. Влад пришел в сознание, когда голову бросило влево на крутом вираже развязки. Машина выехала на трассу М-7 и понеслась так, что от ускорения его вдавило в спинку кресла.

За окном замелькали березы. Лента шоссе перевалила через увязь путей товарной станции, плавно потекла над Волгой, вращающей в дождевой дымке свои отмели и острова.

По фарватеру шел прогулочный катер — призрак того самого судна, на котором Влад намеревался катать сегодня мифическую Наталью.

Стойки перил мелькали с бешеной частотой, из-под моста вывернулась моторка, запрыгала на волнах, поднятых прогулочным катером. Всю свою жизнь Влад мечтал купить катер или хотя бы вот такую легкую лодку… Он подумал, похолодев, что теперь уже, может статься, никогда не исполнит этой мечты.

— Зачем вы… — проговорил Влад пересохшими губами, — меня…

Уважаемые члены Шведской академии, Ваши Величества, леди и джентльмены.

С некоторых пор каждый новый лауреат пишет не один, а, по крайней мере, несколько вариантов своей нобелевской лекции. Это было необычно еще несколько лет назад и выглядело бы слишком экстравагантно в 2023 году, когда первый, в значительной мере спонтанный эксперимент открыл новую эпоху в развитии квантовой физики, в частности, и человеческой цивилизации, в целом. Говорю это без ложной скромности, поскольку уверен, что сделанное мной, то, за что мне присуждена премия, — результат, далеко не однозначно связанный с моей особой, и я убежден, что сейчас — надеюсь, присутствующие это понимают — свои нобелевские лекции читают другие ученые, получившие ее с той же формулировкой, теми же почестями и тем же ощущением почти бесконечной сложности мироздания, какое испытал я, узнав о решении Нобелевского комитета.

В мире науки принято писать статьи и лекции так, чтобы они имели по возможности завершенный вид; в них не остается никаких следов от тупиков, в которые мы попадали по дороге к цели, никаких намеков на ошибочные идеи, с которых мы начинали путь. Физику или другому ученому просто негде бывает рассказать о том, что было проделано, прежде чем получен тот или иной результат. Поскольку присуждение премии — факт сугубо персональный, я решил, что в данной ситуации меня можно извинить, если я расскажу о моих личных взаимоотношениях не только с квантовой физикой. Второй причиной, возможно, даже более значимой, по которой я включил в лекцию некоторые эпизоды из своей жизни, — это тот печальный факт, что в течение последних недель мои личные обстоятельства столь часто становились предметом обсуждения в средствах информации, что я вынужден изложить истинную историю, как она сохранилась в моей памяти. Полагаю, что аудитория, успевшая, надеюсь, привыкнуть к мысли о многовариантности интерпретаций, примет мой рассказ не как утверждение единственной истины, а как одну из альтернативных возможностей, имевшую место в корневой ветви множества реальностей, в одной из которых я имею честь стоять на этой трибуне, читать эту лекцию и получать положенную мне долю славы и уважения.

Еще в университетские годы я провел серию наблюдений, считающихся сейчас классическими, а в те годы казавшихся мне курьезом, для объяснения которого нужна не квантовая физика, а психология.

Явление, о котором идет речь и которое в конце концов привело меня на эту кафедру, известно всем. Каждый из присутствующих встречался с этим явлением много раз, и парадокс заключается в том, что никому не приходило в голову свои наблюдения систематизировать и провести серию контрольных экспериментов, использовав для их обработки стандартный математический аппарат, который изучают на первых курсах физических факультетов.

В своей комнате Вадим не спал уже полтора года, прилетел вечером, самолет из Амстердама опоздал на час, отец встречал в «Пулково», сумбурно обнялись, произнесли положенные слова, но ничего, кроме усталости, Вадим не чувствовал. С отцом он и раньше не был близок, а после переезда и вовсе предпочитал разговаривать с матерью, посылая отцу приветы и даже не зная, передавала ли ему мама хоть слово.

«Как работа?» — «Нормально». — «За полтора года две статьи — немного».

Отец, видимо, покопался в академической поисковой системе. Две статьи — немного, да, но одна в Nature, вторая в Physical Review Letters, и множество ссылок, потому что уравнения, которые они с шефом решали — и решили, хотя и в достаточно простом приближении, — означали некоторый прорыв в исследованиях многомировых возможностей квантовых компьютеров. По дороге в Питер (почему-то не выговаривалось даже мысленно «домой» — в Питер, к родным, к себе-прошлому) он набросал в наладоннике схему нового решения уравнения склеек; точнее, одного из уравнений, откуда предполагал «вытащить» распределение частот склеек в гильбертовом пространстве. В машине, механически отвечая на вопросы отца, думал об уравнениях, о матери, о погоде, об Иосифе, которому надо позвонить утром или даже прямо сейчас — договориться о встрече, давно не виделись, да и разговаривали в последнее время редко. Дружба не то чтобы отошла на второй план, но стала не очень необходимой — другие времена, другие надежды, «другая жизнь и берег дальний…»

Дома — заждавшаяся мама, постаревшая за полтора года лет на десять, будто он успел слетать к Альфе Центавра и вернуться, а она оставалась на Земле и ждала. На экране, даже трехмерном, это не было заметно, а сейчас Вадим понял, как мама сдала. Когда он уехал в Амстердам делать докторат у Квоттера, она ушла на пенсию. Как-то это совпало, мама говорила — случайно, подошел возраст, но Вадим почему-то думал, что она специально подгадала время, чтобы с отъездом сына коренным образом изменить и собственную жизнь.

С мамой долго сидели на кухне, разговаривали, он не помнил сейчас — о чем, потому что смотрел в мамины глаза и читал в них ее рассказ о жизни без сына. Это не жизнь, прозябание, особенно на пенсии, когда вроде бы множество дел по дому, да и отца обслужить надо, но все равно безделье, безвременье и бестолковщина. Иосиф иногда заглядывал по старой памяти, школьная, мол, дружба не ржавеет, но она видела, что делал он это не по зову души, а по инерции, и о здоровье расспрашивал без усердия.

Изучая физику в университете, я, конечно, достаточно много читал о многомировой интерпретации, знал не только об эвереттовских, но и об инфляционных, лоскутных, струнных и других теоретически описываемых типах множественных вселенных, но все тот же пресловутый термин «параллельные миры» не позволял сопоставить мои наблюдения, число которых к концу учебы достигло пятисот шестидесяти трех, с идеями квантовой физики, в то время уже, безусловно, существовавшими.

После окончания университета мне посчастливилось продолжить учебу в Амстердамском институте передовых исследований, где моим руководителем стал профессор Пауль Квоттер, чьи труды по квантовой оптике лежат в основе современной теории квантовых компьютеров — устройств, связавших множество ветвей многомирия едва ли не в большей степени, чем теория склеек и современная физика межмировых пересечений.

Именно профессор Квоттер в первый же день нашего знакомства, экзаменуя мои знания по предмету будущей совместной работы, поинтересовался, какие проблемы современной физики занимали меня в студенческие годы и какая физическая загадка меня взволновала в свое время до глубины души. Разговор был приватный и по душам (впоследствии мы много времени проводили, обсуждая не столько текущие проблемы — их мы решали в лаборатории в рабочем порядке, — сколько те проблемы и задачи, которые считались в физике маргинальными), и я рассказал Квоттеру о своих, как я тогда выразился, квазинаучных экспериментах. К моему удивлению, профессор отнесся к моему рассказу очень серьезно, хотя я, предполагая отрицательную реакцию научного руководителя, излагал студенческую историю в тоне ироническом и даже с некоторым пренебрежением к самому себе: вот, мол, какие странные идеи приходили в голову, пока я не набрался серьезной учености…

Помню, что сказал Квоттер после того, как попросил показать ему мои записи и прочитал их очень внимательно, указывая на систематические и методологические ошибки.

«Вадим, — сказал он, — это проблема из тех, попытка решить которые может привести к одному из двух результатов: или к полной неудаче и потере авторитета среди коллег, или к Нобелевской премии».

Вадим абсолютно не представлял, что скажет Марине, скажет ли хоть что-то и вообще доберется ли до беседки, которую не видел, когда приехали, и понятия не имел, в каком месте она находится — может, рядом с домом, а может, на противоположном конце Сологубовки. Иосиф крепко взял друга за локоть, повернул лицом к себе и сказал, растягивая слова, — видимо, решил, что так Вадиму будет понятнее:

— Я кольцо ей купил. Привез с собой. Обручальное. Чуть позже подарю, когда она из беседки вернется. А может, завтра. Как думаешь, сегодня лучше или завтра? Правда, Вад, я трушу. Да, у нас вроде как нормально, но жениться это все же другое дело, понимаешь, я хотел с тобой посоветоваться, а тут ты с дурацким заявлением, я тебя понимаю, в Маришу все влюблены, ты даже не десятый, так что, наверно, лучше я сегодня ей кольцо… или завтра, как думаешь?

— Завтра, — сказал Вадим. Лучше, конечно, лет через десять и в другой реальности, но если выбор только между сегодня и завтра, то ответ очевиден.

— Значит, сегодня, — хохотнул Иосиф и добавил в ответ на недоуменно-испуганный взгляд Вадима. — Я так решил: если ты скажешь «завтра» — подарить сегодня, а если скажешь «сегодня», то завтра. Как это у вас называется на языке физики-математики? В поэтике есть специальный термин, но я забыл. А в физике? Обратная функция, а?

Сегодня. Может, через час Марина уже будет ходить с обручальным кольцом на пальце. Значит… Или это ничего не значит? Беседка. Где находится беседка?