Субботняя всенощная служба в церкви закончилась в половине восьмого, когда на улице уже было совсем темно. Тяжелые тучи плотно закрыли небо, спрятав полную луну и звезды. Немногочисленные прихожане, отстоявшие службу, выходили группами и спешили присоединиться к тем, кто догадался взять с собой фонарик. Идти предстояло несколько километров, так как церковь была одна на несколько ближайших деревень.

Неподалеку от церковных ворот стояли два внедорожника, но из прихожан никто к ним не подошел, поскольку все знали – у местных мужиков таких машин не водится, следовательно, принадлежат они чужакам, которые не будут их подвозить. Одним из последних церковь покинул молодой коренастый священник с женой и малолетним сыном. Сказав несколько слов сторожу, навешивающему большой амбарный замок на петли, он вышел за ворота. Жена шла рядом, держа сына на руках. Она и в этот вечер пела, как обычно, псалмы, а сын, как всегда, ходил между прихожан, с серьезностью взрослого человека пожимая руку то одному, то другому из мужчин. Дома оставить ребенка на время службы было не с кем, потому детство мальчишки проходило среди икон и прихожан. Впрочем, как и любого ребенка иерея сельского прихода.

Выйдя за ворота, священник придержал калитку, пропуская вперед жену с сыном, внимательно посмотрел на внедорожники и двинулся дальше, но голос с явным кавказским акцентом остановил его.

– Вас подвезти, отец Николай? – открывая переднюю дверцу одной из машин, спросил сидящий в салоне мужчина.

– Спаси вас Бог

[5]

, мы привыкли ходить пешком. До нашего дома недалеко.

– Я в вашем шлеме на танкиста не похож? – спросил старший лейтенант Радимов, одергивая на себе темно-синюю больничную пижаму.

– Скажи лучше, на космонавта в открытом космосе, – думая о чем-то своем и подключая контакты, идущие от шлема к большому компьютерному томографу, ответил лысый очкастый мужчина в белом медицинском халате, из-под которого виднелись офицерские бриджи. – В моей молодости все на космонавтов равнялись. А сейчас в космос никто не рвется, все в бизнесмены хотят.

– Нет, товарищ полковник, категорически не соглашусь. Не в отношении желания на кого-то походить, а в отношении шлема. Космонавтам в открытом космосе одним шлемом не обойтись. Тем более этот шлем почти летний. Нос может отмерзнуть, и уши в тонкую трубочку свернутся. Шлем, как я чувствую, совсем не теплый, хотя и толстый, и космическим спасательным средством стать не может ни при каких условиях.

Полковник лишь досадливо махнул рукой, расстегнул шлем на голове Кости, прикрепил к мочкам его ушей зажимы-контакты для снятия изометрических данных и застегнул шлем наглухо.

– Значит, ты все-таки не Циолковский, хотя и Константин Эдуардович. Ну ладно, будь танкистом, только скорость не превышай и не выезжай на встречную полосу движения. Садись в кресло, старлей.

Имам Гаджи-Магомед Меджидов, несмотря на то, что успешно совмещал свои религиозные обязанности с обязанностями амира боевого джамаата и главы шуры амиров

[8]

, всегда с уважением относился к пяти священным столпам ислама и старался неуклонно блюсти их. Пять столпов – это основа всей земной жизни и верный признак благочестия для каждого мусульманина, будь он шиитом или суннитом. Разница, конечно, есть, но небольшая. Шииты вместо пяти ежедневных молитв возносят только три, но это грех только шиитов, и Аллах за это с них и спросит. Гаджи-Магомед Меджидов предпочитал отвечать за свои дела и потому уважал пять столпов так, как уважают их все сунниты, независимо от того, относят они себя к последователям тариката или салафитизма

[9]

.

Первый столп каждый мусульманин знает с детства. Это признание Аллаха единственным и всемогущим Богом. Только после прилюдного произнесения изречения: «Я свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха, а Мухаммед – пророк его», человек считается мусульманином. Через ритуал, называемый шахада, проходят все, кто имеет исламские корни и стремится познать и признать веру своих сильных и великих некогда предков. Прошел когда-то через шахада и Гаджи-Магомед, хотя тогда еще не думал о том, что станет имамом. Более того, будучи спортсменом, известным в стране и за рубежом борцом вольного стиля, он и мысли в голове не держал, что это Аллах для чего-то даровал ему такие силы и таланты, но считал, что всего в жизни добился сам. И только с возрастом, с приобретением мудрости, Гаджи-Магомед начал осознавать, насколько в действительности сам человек мал и ничтожен перед волей небес. Гордишься своей силой и ловкостью, питаешься своей славой, а какой-то совершенно не знакомый тебе тщедушный человечишко, проезжающий по улице на машине и гордящийся не собой, а именно своим автомобилем, сбивает тебя. И ты уже не в состоянии пользоваться своей силой, как пользовался раньше, не в состоянии почувствовать славу настоящего дня. Так с Гаджи-Магомедом Меджидовым и произошло. И только прикованный травмой позвоночника к постели в течение двух лет Меджидов начал познавать истину. Ему помогал в этом родной дед, прививая основы Веры, как когда-то в детстве прививал основы спортивной борьбы и любовь к ней. Дед открыл глаза внуку на недоступное ранее, потому что посчитал время Истины наступившим. И Гаджи-Магомед увидел, что недостаточно просто произнести слова первого столпа, их следует еще и осознать, и принять всем сердцем...

Второй столп Веры называется салям и заключается в обязательной ежедневной пятикратной молитве. Время каждой молитвы строго определено. Первая молитва всегда совершается до рассвета, вторая – когда солнце находится в зените, третья молитва – послеобеденная, четвертая, вечерняя, начинается, когда солнце скрывается за горизонтом, и последняя, пятая, совершается через полтора часа после вечерней. И все это, если есть возможность, следует строго соблюдать.

Именно молитвы и вера во всемогущество Аллаха когда-то подняли на ноги бывшего известного борца и вернули ему пусть не всю, но значительную часть прежней силы. А главное, восстановили его неукротимый дух, который помогал ему когда-то на борцовском ковре. Этот же дух, соединенный с Верой, помог и на ноги подняться. Мог ли после этого Гаджи-Магомед испытывать недоверие к Вере? И он ушел в нее целиком, посвятив ей всю свою жизнь.

Другие столпы считаются не менее важными. Третий, называемый закят, требует от мусульманина жертвовать неимущим и бедным на жизнь и пропитание. Этот принцип всегда был близок Меджидову. Еще будучи популярным борцом, он получал государственную стипендию, намного превышающую заработки простых людей. Но ничего накопить не сумел, потому что любил делать подарки и помогать людям. Не потому помогать, что надеялся сам потом подобную получить помощь, вовсе нет, а просто потому, что он был сильным и помогал тем, у кого сил меньше. Ему это самому нравилось. Он чувствовал себя еще сильнее.

– Light Amplification by Stimulated Emission of Radiation, – произнес капитан Старогоров, разглядывая некое подобие короткоствольной винтовки, толщиной ствола напоминающей оружие с интегрированным глушителем.

– Ну и память у тебя, – заметила капитан Ставрова. – Я вроде владею английским в меру своих скудных способностей, но никогда не запомнила бы полное название лазера.

– Это потому, что у тебя в голове только слово «лазер» застряло, – хмыкнул старший лейтенант Радимов.

– Не отвлекаться на болтовню, – резко перебил их профессор Ива€нов. – Продолжаю объяснение. Итак, лазерная винтовка «стреляет» долговременно сохраняющимся лучом, способным нанести вред только сетчатке глаза противника, но не более, поэтому использовать ее как боевое оружие невозможно. Были, правда, предложения усовершенствовать ее, но зачем огород городить, если световое оружие уже существует. Оно как раз и предназначено для действий против снайперов...

– А что это такое? – спросил старший лейтенант Радимов. – На Северном Кавказе снайперы сильно достают, как раз такого оружия не хватает.

Тучи по осени даже на Кавказе бывают по-настоящему густыми и тяжелыми.

– Как думаешь, дождя не будет? – поглядывая на небо, спросил имам Меджидов следовавшего за ним охранника Вали Гаджиева.

Вали перебросил ремень автомата с одного плеча на другое. Он был низкорослым и худеньким, и автомат всегда оттягивал ему покатые плечи, на которых и одежда-то с трудом держалась. Гаджи-Магомед давно заметил, что у Вали, кажется, даже вошло в привычку с плеча на плечо автомат перебрасывать. Впрочем, несмотря на отсутствие крепкой физики, Вали был, наверное, лучшим стрелком в джамаате Меджидова. Очередями не стрелял, чтобы патроны попусту не тратить, а его одиночные выстрелы следовали так быстро один за другим, что казалось, будто действительно стреляют очередями из автомата с пониженной скорострельностью. Правда, с пистолетом Вали не дружил, стрелял из него плохо, но это не умаляло его достоинств бойца, потому что пистолет носится на поясе скорее для красоты, и пользуются им крайне редко; а вот без автомата в бою не обойдешься.

– Разве я могу знать волю Всевышнего? – поднял глаза к небу Вали. – Но у меня спина ноет. Это всегда к перемене погоды. Может, даже не дождь, а снег пойдет.

– Снег? – задумался Гаджи-Магомед. – Может быть... Надо будет в нижний дом дров принести на всякий случай. И побольше, чтобы на неделю хватило.

Полковник Градовокин говорил, что группу после вводной части заберут на второй этаж, чтобы провести еще одно занятие с новой техникой, но и вводную часть до конца провести не успели, как позвонил генерал-лейтенант Апраксин и затребовал группу испытателей к себе в кабинет.

Майор Лазуткин в приемной жестом показал на дверь генеральского кабинета:

– Ждет. Нервничает...

Капитан Старогоров открыл дверь, и группа вошла. Генерал стоял около раскрытого сейфа и что-то искал, но сразу обернулся и тут же закрыл дверцу. Станислав начал было обычный уставной доклад, но Апраксин жестом остановил его и показал на стулья рядом со своим столом.

– Ситуация обостряется, – сказал он, как только офицеры расселись, и по хмурому лицу было видно, что это обострение сильно беспокоит генерала. – Пришло новое донесение об обстановке. У нас на подготовку, включая выезд на место и обустройство, не неделя, как мы планировали раньше, а только три дня. Вы готовы?

– Мы вас, батюшка, предупреждали, – сказал человек на переднем сиденье, убрав в карман трубку переговорного устройства. Ему доложили, что впереди пост ГИБДД и ОМОНа, останавливающий все машины для проверки. – Предупреждали или нет?

– О чем? – рассеянно спросил отец Николай, неохотно возвращаясь к действительности с каких-то своих заоблачных высот. – О чем ты говоришь, сын мой?

– О том, что мы предупреждали вас о необходимости вести себя образцово и не пытаться нам противостоять.

– Ничего не понимаю. Я сижу, мысленно молюсь, и этим вам противостою?

– Молитесь, сколько угодно. Для этого вас и везут туда, где ждут другие священники. Но впереди пост «гиббонов», и я советую вам вести себя спокойно. Если проедем все посты без проблем, вашей семье ничто не угрожает. Ее безопасность зависит от нашей безопасности.

«Кино» началось.

По правде говоря, для человека военного и не однажды видевшего в воздухе боевые самолеты, это было действительно только кино, но кино красивое, демонстрирующее высочайшие полетные скорости и прочие эффекты фантастического боевика. Одна только капитан Ставрова смотрела, раскрыв от удивления рот.

– Прошли момент прогрева, – доложил один из помощников Авсеева.

– Прошу внимания к монитору. Вот сюда... – Палец ученого уткнулся в угол панели программы. – Включаю эффект 3D-изображения. Включается только после завершения прогрева пушек. Осмолов, покажи градации прогрева.

Чтобы познакомиться с еще одним моментом управления, пришлось всем сдвинуться вправо, где за другим ноутбуком, держа его на руках, стоял Осмолов. Тот показал только шкалу, бегунок на ней зашел за красную полосу.

Гаджи-Магомеду Меджидову позвонили через час после третьей молитвы. Звонок застал имама дома, и он сразу ответил:

– Слушаю вас, уважаемый Салах. Я ждал вашего звонка еще вчера, от телефона не отходил. Как ваше самочувствие? Как сын, поправляется?

– Слава Аллаху, у нас с сыном все, кажется, нормализовалось. Рана долго не затягивалась, но врачу удалось снять загноение. Правда, врач взял кровь на анализ, и результатов еще нет. Анализ сложный, и не в каждой лаборатории его делают. Врач подозревает, что американцы используют ракеты с зарядом низкообогащенного урана, как в Югославии, и простой осколок может дать длительное загноение. Анализ крови покажет. Низкообогащенный уран вызывает лучевую болезнь, которая очень сложно лечится.

Сын Салаха, как знал Гаджи-Магомед, попал под ракетный обстрел на пакистано-афганской границе и получил осколочное ранение. Вроде бы пустяк, но лечение затянулось на несколько месяцев.

– Аллах видит наши страдания и наградит нас за смирение к его воле и несмирение по отношению к врагу ислама. У нас же все идет своим чередом, – попытался успокоить собеседника имам.

Еще дважды до наступления вечера переговорное устройство передавало сообщения о постах ДПС на пути. И оба раза похититель с переднего сиденья поднимал указательный палец, призывая отца Николая к вниманию:

– «Гиббоны» на дороге. – И вздыхал. – Как же так, Николай, без паспорта.

– Отец Николай... – поправлял его иерей.

Проезжающие автомобили останавливали выборочно для проверки документов. Интересовались больше грузовиками, чем легковушками и внедорожниками. И похитители вместе со священником благополучно миновали опасные участки.

Дальше дорога шла через степные районы, и проехали их быстро. Грузовиков стало намного меньше. Сказывалась, наверное, близость вечера, когда «дальнобойщики» начинают кучковаться и устраиваться на ночь. Такая дорожная обстановка способствовала скорости. И когда уже начало темнеть, похититель с переднего сиденья облегченно вздохнул: