Впереди, разбрызгивая гусеницами грязь, двигалась тридцатьчетверка. Казалось, она плыла по лужам канавы, считающейся дорогой, не обращая внимания ни на выбоины, ни на лужи; плыла, покачиваясь, и ствол пушки будто искал что–то впереди. Он мог через мгновение извергнуть огонь, но молчал и снова покачивался; и лязг гусениц, и брызги грязи из–под них, и вонь отработанного горючего словно успокаивали, будто ночь не скрывала ничего страшного, лишь настораживала своей загадочностью…
Дорош потер переносицу, как бы отгоняя тревожные мысли: за стальной спиной тридцатьчетверки он чувствовал себя надежно. Подумал, что было бы хорошо, если бы она прикрывала их и дальше, но знал: через километр, а может, и раньше танк съедет на обочину, и дальше они поедут одни в неизвестность. И все будет зависеть только от их выдержки, находчивости и, конечно, от стечения обстоятельств.
Лейтенант сидел в кабине трофейной грузовой машины марки «мерседес». Несколько механиков полсуток колдовали над ней: проверили мотор, смазали, переобули в новую резину, — и теперь она шла следом за танком легко, будто играя, только несколько раз на подъемах водителю пришлось переключать скорость.
Дорош вытянул ноги, переставил автомат направо, уткнув дулом в дверцу, и бросил взгляд на водителя. Знал, что Пашка Дубинский — артист своего дела: его отец возил когда–то командарма и сызмальства научил сына водить машину. Пашка небрежно держал руль одной рукой и, казалось, дремал, покачиваясь в такт движению автомобиля, будто собирался клюнуть носом баранку. Дорошу невольно захотелось толкнуть его, может быть, немцы уже успели организовать оборону и через минуту–другую ударят из противотанковой пушки в лоб их тридцатьчетверки, резанут из пулемета по «мерседесу»… Тогда ставь точку на так хорошо задуманной и подготовленной операции.
Но Дубинский положил другую руку на баранку и вдруг затормозил — Дороша бросило вперед, он успел упереться руками в щиток и увидеть, как черная громада танка ринулась направо, словно у него сорвалась гусеница. Сразу послышался удар, скрежет металла, и какие–то маленькие тени метнулись на обочину.