Дмитрий Самохин

6 февраля 1980 г.

Юлия Зонис

4 ноября 1977 г.

Михалыч был мирным зомби, хоть и бирюк бирюком. Жил он на отшибе, верстах в пяти от ближайшего поселения — а все потому, что природу любил и покой. В поселении было слишком много шума, не говоря уж о молодых. Молодые вместо того, чтобы соблюдать рацион, ели всякое, а потом шлялись через границу, то и дело напарываясь на патрули. Границу-то пересечь раз плюнуть, полкилометра по верховому болоту, заросшему осокой, а дальше шли уже заграничные фермы. И с ферм порой поступало всякое. А ещё иногда фермеры, тоже молодые, на вездеходах катились через лес к поселениям, стреляя со всей дури из винтовок. И, конечно, попадались патрулям. В общем, вся эта суета была Михалычу неприятна. Он занял старую егерскую сторожку в лесу и охотился. На мелкое зверье, вроде хорьков, ласок и прочей кусачей швали, охотиться было проще простого: пошел на полянку, разлегся и лежи. Через некоторое время сами набегут, начнут уши грызть, щеки покусывать. Тут их и скрадывай. Кабаны и волки, бывало, тоже подходили, но они опасливей — чуют какой-то подвох. Однако к зиме голод побеждал хитрое звериное чутье, и можно было полакомиться кабанятинкой. Но сегодня Михалыч охотился на своего тезку, косолапого. Тут уже пришлось пустить в ход винтарь. Огнестрел в поселениях был запрещён, конечно, и винтарь Михалыч добыл довольно темным путем. Когда молодые фермеры нагрянули однажды в лесную сторожку, посчитав одинокого зомби легкой добычей, Михалыч и разжился винтовкой. Но всякого есть не стал, не такой он зомби. Прикопал в огороде. Теперь там картофля знатная росла, крупная, желтоватая на разрезе. Фермеры, те, что постарше и поумней, очень хорошую цену за нее давали. Михалыч, бывало, сам на ту картофлю смотрел и жалел, что не впрок ему такой вкусный овощ.

Медведь возился в малиннике, что твоя свинья в огороде. Кряхтел, сопел, ломал колючие ветки. Михалыч, сидя в зарослях лещины на краю малинной полянки, все примеривался. С медведем не всякий зомби потягается. Если не убить с первого выстрела, так ранить надо сильно, а то ведь раздерет. Потом шатун заразится, попрет через границу, наделает на фермах всякого. Михалыч не столько себя жалел, потому что, скажем прямо, жизнь его — или смерть, это как посмотреть — была не из лучших, просто ему непорядок не нравился. Через границу шляться, всякое жрать, зверей заражать — если каждый такое делать повадится, к чему же мир придет? А мир, несмотря на михалычево положение, ему, в общем и целом, нравился. Вот паук, немудреная тварь, а какую паутину-то хитрую спроворит, а потом на ней утром роса капельками, так и переливается, так и блестит — смотреть любо! Первые цветы когда из-под снега пробиваются — хорошо. Хорошо, когда весна сменяется летом, лето — осенью. Это перемены правильные, на них от века все держится. Зиму Михалыч меньше любил, и за бескормицу, и за то, что мало солнца и зелени. А все же и зимой бывали светлые, искристые деньки. Снег так и скрипит, так и сверкает под полозьями, и едет себе Михалыч на своих автосанях на ярмарку, куда фермеры еду привозят, и хорошо ему, и привольно, век бы так ехал.