На севере, на станции Котлас ждали очередной эшелон со ссыльными. Стояли осенние, вечерние сумерки. Мелкий дождик монотонно капал в образовавшиеся лужицы. Перрон и серое здание вокзала тускло освещалось станционными фонарями. В их свете, на путях, угадывались неясные силуэты осмотрщиков вагонов, звонко стучащих по колесным парам вагонов молотками на длинных деревянных ручках. Маневровый паровоз «овечка» суетливо тасовал порожняк и вагоны с лесом.

У стены вокзала, укрывшись от ветра и кутаясь в плащи, стояла группа людей, вглядываясь в темноту. Вдруг среди них возникло движение, вызванное выплывшим из густой темной пелены огней паровоза. На перрон вышел дежурный по станции, лениво звякнул в станционный колокол и поднял руку с фонарем.

Из здания вокзала высыпал взвод милиционеров и осомбильцев. По команде человека в кожаной фуражке, в прорезиненном плаще они быстро рассредоточились вдоль железнодорожного пути. Огни паровоза приближались медленно. Наконец, тяжело посапывая, паровоз, таща за собой состав из вагонов-теплушек, называемых в народе телятниками, подошел к станции, коротко свистнул и заскрипел тормозами. Вагоны дернулись как в конвульсиях, звякнули буферами и замерли.

Сразу же весь поезд был освещен фонарями. Паровоз, тяжело дыша и отдуваясь клубами пара и дыма, выжидательно стоял, ожидая чей-то команды. К нему подбежал какой-то человек, махнул рукой и приказал отцепляться. Паровозная бригада с готовностью принялась выполнять команду. Загремело железо сцепки и паровоз, облегченно выпухнув очередную порцию пара быстренько укатил в сторону депо.