У околицы Степан остановился. Здесь был конец его солдатского пути. От Бобруйска он дошел до Грозного, от Грозного — до Берлина и теперь вот от Берлина — до селения на Ангаре в Сибири. Он присел на обочину дороги. Высокая густая трава скрыла его чуть не с головой. Шумно стрекотали кузнечики; сверкая на солнце стеклянными крылышками, пронеслись вдоль дороги две изумрудные стрекозы. Придорожная мята, нагретая жарким солнцем, источала пьянящий запах.

Степан достал из нагрудного кармана гимнастерки письмо и — в который раз! — перечитал его:

«Я прошу вас отдать письмо тому бойцу, у которого было это все, а теперь нет ни села родного, ни дома, ни семьи и приклонить голову негде. Думаю: войне скоро конец. Коли не побрезгает он нашим простым сибирским житьем — пусть едет к нам. Про себя я писать не стану. Чего писать? Я не знаю того человека, и он не знает меня. А приедет — сживемся, может, как родной с родным, а не то — как знакомые. Горе с горем умеет разговаривать. А время пройдет — случится, еще и счастье заглянет. Так вы и скажите тому бойцу от меня и от всего народа нашего: милости просим. Зовут меня Андреем Максимычем Окладниковым. Живу я на реке Ангаре в Сибири».

Адресовано письмо было просто: «Полевая почта 47645-Д. Командиру».

Пришло оно в часть, когда наши войска уже штурмовали предместья Берлина. Вызвал к себе командир сержанта Степана Нарубина, показал письмо, спросил: