С командором Миледи я познакомился во время своей пятилетней службы в Королевских космических вилах. В те годы он был еще командор-лейтенантом и командовал девятнадцатой эскадрой, известной особой дисциплинированностью и мастерством. Занятия с новичками он обычно начинал словами: «Моя фамилия Миледи, Миледи с ударением на последнем „и“, господа курсанты». Лекции он читал, расхаживая между проекционным экраном в кафедрой, и имел обыкновение выделять наиболее важные моменты ударами стека но широченным негнущимся брюкам. Иногда его массивная фигура замирала, и нацелившись стеком в говорливого курсанта, он бросал: «Повтори!» Не получив ответа, командор-лейтенант обещал: «Я тебя прокачу, пташка!» — и уже спиной к аудитории добавлял: «Ты у меня увидишь небо в алмазах!» Это входило в ритуал, и Миледи ни разу нас не разочаровал. Некоторые утверждали, что в такие моменты Миледи улыбался, тогда это была коварная улыбка: после очередного урока пилотажа провинившийся вылезал из «Старфлеша» бирюзово-зеленым.

И все-таки мы его любили. Любили его цилиндрический череп и трубный голос. Усаживаясь за рули, мы безоглядно вверяли ему свои жизни. На Земле мы пугали друг друга рассказами о всякого рода ужасах, якобы подстерегавших нас в Космосе, и нередко тот, кому предстояло лететь самостоятельно, не мог сдержать дрожь в коленках; но в то же время вне родных пенатов, когда эскадру вел Миледи, мы чувствовали себя как в учебном зале перед диарамой тренажера.

Пятнадцать лет назад глупейший случай вынудил меня бросить службу в Королевских космических силах. Вскоре силы были значительно сокращены, а оставшаяся их часть реорганизована. Я потерял командора из виду. Но вот три недели назад неожиданно я получил от него известие. Посыльный бочком протиснулся ко мне в квартиру и замер на пороге.

— Ждете ответа? — спросил я молчаливого паренька, по всей видимости курсанта. — Но его может не быть…

— Обязательно будет, — флегматично ответил тот.

Миледи проверил, плотно ли прикрыта дверца транспортера, и уселся напротив меня за столиком. В бронированной коробке было душно и жарко.

— Следы машины обрываются здесь, на плите, рядом с радиоактивным пятном. Здесь опустился и взлетел космический корабль. Сейчас он вне Земли, но со стационарной орбиты не уходит. Перестань возиться с магнитофоном. Лучше послушай. Не известно, откуда он прибыл и как давно висит у нас над головой. Станции обнаружили его среди обломков старых ракет только вчера. Нам не известно, как долго он находился на Земле и каковы намерения тех, кто в нем сидит. Зато мы знаем, что чужаки навестили склады. Сперли — легко сказать! — пятьсот фунтов электронной мелочи и девятнадцать тонн ядерного горючего. Все это произошло у нас под самым носом два дня назад. Они продемонстрировали отличную ориентацию: выбрали забытый космодром, расположенный вдали от населенных пунктов и вблизи складов с необходимыми им материалами.

— Неужели вы не понимаете, — перебил я, — что мы имеем дело просто-напросто с мистификацией. Я не сомневаюсь, что это проделки хулиганствующих молокососов, этаких любителей приключений, а вы, словно яростный приверженец бредовых теорий о пришельцах, пытаетесь убедить меня…

— Спокойно, Лютц. Ни в чем я не пытаюсь тебя убедить. Таковы факты.

— Внеземной корабль с ядерным двигателем?

Мы переночевали в транспортере капитана. Утром командора вызвали в Адмиралтейство. Он полетел вертолетом. В моем распоряжении остался рольспид и симпатичный чернокожий водитель. Парень не выспался — добирался до нас почти всю ночь. Армейская кружка черного кофе и отбивающий дикие ритмы магнитофон в ухе вернули ему бодрость. Я велел отвезти меня домой, но на въезде в Дексенс решил завернуть в клинику. Жена была уже там. Она стояла в коридоре, беседуя с доктором Зендом. Доктор Зенд, небольшой полный шатен, с неизменно сияющим лицом, увидев меня, засиял еще больше. Он распространял вокруг себя терпкий запах септофоба.

— Спит, — сказала, увидев меня, Эли.

Я заглянул в палату. В большой кровати сын казался еще более маленьким и хрупким.

— Через три дня мы разрешим ему короткую прогулку, — сказал Зенд. — А через две недели он уже побежит вам навстречу.

— И каждые пять лет, — добавил я, прикрывая дверь, — будет возвращаться сюда, чтобы подзарядить батарею.

Миледи был в бешенстве. С того момента, когда мы втроем забрались в вертолет, он не раскрыл рта даже для того, чтобы выругаться. Мы летели около часа в сторону Ливингстона, командор рядом с пилотом, а я позади, бок о бок с без конца прочищавшим нос человеком из УКВЦ. Человек из УКВЦ тоже был в ярости; разумеется, он во всем обвинял Миледи.

Когда мы сели на Старт-2, все уже было кончено. Посреди плиты стояла небольшая ракетка с открытым люком, опаленная снизу, словно ее извлекли из музея космических кораблей в Шерридоне. Подопечные светловолосого капитана, расположившиеся вокруг транспортеров, спешно приводили себя в порядок. Миледи спустился на землю. Я побежал следом за ним к идущему навстречу капитану.

— Прилетели из Адмиралтейства, — доложил капитан, — и забрали этого… этого…

— Кого? — спросил я.

— Не могу объяснить, господин командор, — ответил капитан. Когда он перевел взгляд на мой новый мундир, глаза его еще больше округлились.

Следующие четверо суток я провел в Учебном центре. Немного летал на «Старфлеше» — скорее для того чтобы убить время, чем ради тренировки. Погода испортилась, и достаточно было взглянуть на затянутое тучами небо, чтобы, не обращаясь к синоптикам, понять, что это продлится минимум неделю. Немало времени я проводил и на сортировочной горке. От механиков и курсантов я узнал о недостатках и достоинствах «Старфлешей» больше, чем от дожидавшихся повышения инструкторов. Наведывался и в проектное бюро; конструкторы охотно показывали чертежи, по которым легко было проследить сложную эволюцию машин. От поколения к поколению они становились совершеннее, чувствительнее и в то же время прочнее и безотказнее. «Старфлеш», приняв в себя человека, как бы сливается с ним, и всякий ремонт или замена узла превращается практически в операцию на живом теле. А ведь в боевых условиях производятся только такие исправления; пилот «чувствует», что неисправно в системе. Я инстинктивно возвращался к чертежам, полагая, что именно в них скрыта какая-то важная для меня истина…

Из Биофизического центра до нас доходили скупые вести. Попытки вступить с Пришельцем в контакт ни к чему не привели. От охранников склада ядерного горючего, которые за это время пришли в себя, тоже не услышали ничего нового; они несли службу в соответствии с инструкцией, а потом очнулись в госпитале. Миледи пребывал где-то вне центра. Звонил мне в самое неожиданное время и повторял, что я должен быть готов к вылету. В минуты хорошего настроения делился со мной новостями. Доверительно сообщил, что биофизики решили сконструировать пришельцеподобного киборга, который вместо нашего гостя сядет в его ракету, выйдет на орбиту, а затем проникнет внутрь Объекта. Особого успеха от операции не ждали, поскольку спецкиборг не был приспособлен к самостоятельным действиям и Пришельцы не могли не обнаружить подмены, однако предполагалось, что кое-какую информацию он все же успеет передать. Управлять им должны были с Земли. Но зачем держали здесь меня?

На четвертый день я решил связаться с Эли. Мне недоставало ее, к тому же мучали угрызения совести за выдумку с командировкой. Она находилась у Альберта. Я давно не видел жену такой отдохнувшей и свежей.

— Альберт ходит на прогулки, и завтра или послезавтра я забираю его домой, — сказала Эли.

Она тяжело пережила несчастный случай с сыном. С того дня, когда Альберт с дружками устроили свой кросс, до самой операции не находила покоя. К счастью, доктор Зенд, опытнейший специалист, в то время отдыхал в Дексенсе и взялся за имплантацию.