Тихий металлический скрежет заставил насторожиться. Кто-то скребся в дверь. Зачем, спрашивается, если есть домофон? Еще сонный, я опустил руку под кровать, нащупал револьвер, крутанул барабан. Вращается хорошо – с вечера смазан на совесть.

Открыв глаза, шлепнул ладонью по сенсору активации монитора. Картинка с камеры слежения порадовала: на мою дверь не крепили кумулятивную мину, на площадке не топтались незнакомые ребята. Напротив, перед дверью переминалась с ноги на ногу Анечка. Мини-юбка, короткая курточка, рыжие кудри, разрисованные глазки, пухлые, хотя и без капли силикона, губки. Металлические набойки новых кроссовок девушки скрежетали по бетонному полу. Этот звук меня и разбудил.

Активировав микрофон, я откашлялся и пробормотал:

– Рад видеть, милая. Что так рано?

Вышло хрипло, ну да ничего. Я ведь дома, самое страшное, что может случиться, – Анечка не узнает меня и сбежит. Но она девчонка смелая.

Первыми в глаза любому прибывающему в Урук бросаются горгульи.

Чудовищные гранитные твари распростерли крылья над причальными воротами, а из-за того, что они находились под днищем города, казалось, что горгульи несут гладкую черную черепаху купола Урука на своих спинах. На самом деле, если приглядеться повнимательней, можно разглядеть тонкие нити, убегающие в небо от окраин. Именно они удерживают город над бесконечным океаном.

Чилдерман оперся на перила прогулочной палубы «Могола», рассматривая горгулий. Шквальный ветер, вырывающийся из-под города, нещадно трепал его широкополую шляпу и просторный плащ. Он с огромным удовольствием сдул бы в океан и покоящийся у ног Чилдермана саквояж, но тот оказался слишком тяжел для своего размера. Бесчисленное количество багажных наклеек на нем убедительно свидетельствовало, что саквояж и его хозяин регулярно пускались в путешествия между ковчегами.

Команда «Могола» по мере приближения к массивному диску Урука засуетилась, стравливая газ из баллонов воздушного корабля. Капитан, очевидно, просчитался с высотой и ветром, и теперь, вместо того чтобы аккуратно залететь под город, судно неслось прямо в распахнутые пасти горгулий. Сбросить скорость не помогали ни завывающие в ужасе ходовые пропеллеры, ни исходящие ревущими белесыми гейзерами парореактивные тормоза.

К подобным проблемам Чилдерман относился философски. Хотя, откровенно говоря, он начинал сомневаться, что сделал правильный выбор, ступив два дня тому назад на палубу «Могола». С другой стороны, учитывая складывающуюся ситуацию, он не видел другого выхода, кроме как наблюдать за разрастающимся в размерах черным куполом Урука. Метаться по палубе и искать спасения на такой высоте казалось бессмысленным занятием.

Утром обнаруживаю, что в доме нет ни кусочка квида, и удрученно вздыхаю. На пути колеса сансары бессчетное число ям и ухабов – если не устилать дорогу листьями бетеля, каждая выбоина отзовется в душе особенно острой болью.

Так говорил Шатхадева, провозвестник новых времен, а я многократно уверялся, что каждое его слово – истина.

Через силу заставляю себя выпить чаю. Утренний ритуал непоправимо нарушен, и к кнопке карматрона я подхожу с упавшим сердцем. Вместо трепета надежды – дрожь страха. Идентифицируюсь. Жетон с глухим стуком падает в приемник, и я спешу увидеть свой сегодняшний жребий. На серебристой поверхности – изображение скарабея. Ну что ж, могло быть и хуже. Но могло быть и гораздо лучше.

Прикрепляю жетон к рубашке и выхожу на улицу.

Первым делом – квид. Покупаю полдюжины в ближайшем автомате. Аккуратно скатанный комочек отправляется в рот. Вообще-то я предпочитаю делать квид сам, есть в этом тоже что-то от ритуала, да и готовая смесь от приготовленной собственноручно отличается, как еда в столовой от домашней кухни… Но выбирать не приходится.

Крыша дворца в Атон-джец провалилась много лет назад. Но он все равно был прекрасен – особенно теперь, на закате, когда уцелевшая колоннада из желтоватого известняка порозовела в лучах нежаркого солнца. Колоннаду дворца обрамляли одичавшие пальмы, а прямо сквозь террасу прорастал в небо огромный эвкалипт. В капителях ворковали голуби, лестничные ступени утопали в зарослях ежевики. Чуть ниже, если хорошенько приглядеться, в колючках можно было разглядеть ржавые рельсы. Они уходили на восток, вдоль моря, и на запад – куда-то за гору Богини-Матери.

Руслан и Батал сидели, свесив ноги, на колоннаде и глядели, как на соседней горе, среди пышных крон, сияют расплавленным золотом купола храма бога Солнца. Этот храм славился на всю землю Апсны. Ни в одном из городов не сохранилось ничего подобного, все прочие уничтожила война. Но, видно, местные жрецы находились под особым покровительством богов. Ведь храм стоял на горе не просто так, а как бы запечатывал собой вход в пещеру, где был от века заточен злой дух. Верховный жрец солнечного бога – кстати сказать дядя Руслана, – слыша такие истории, только качал головой и с досадой говорил:

– Язычники! Совсем одичали!

Старый жрец часто уговаривал племянника пойти к нему в ученики и даже ухитрился выучить того тайному храмовому письму, которое в древние времена, как водится, было вовсе не храмовым и совсем не тайным. Так что теперь Руслан мог с легкостью прочитать полустертую надпись над главной террасой заброшенного дворца: «

Станция Новый Афон

». Вообще в Атон-джец сохранилось много старинных надписей, но смысл их по большей части оставался темен: как, к примеру, понять, что означает «

Стоянка такси

», или хуже того – «

Грязелечебница, вход 100 рублей

»?

Снежана Кэмерон, киборг класса 75-XWP, поправила на носу очки в тяжелой оправе и постучала по столу тонким изящным пальчиком.

– Тихо, – приказала она.

Очки ей, разумеется, не нужны – она же киборг. Но Снежана считает, будто так выглядит цивильно.

Не знаю, правда, что это значит.

Я как-то заметил, что ей стоит попробовать носить юбки чуть-чуть подлиннее. Так, чтобы их хотя бы не путали с поясом. Но она не прониклась.